его уже ждал взвод солдат, который его расстреляет. Однако на улице Гавар
нашел в себе силы идти твердым шагом: помогла привычка к позерству. Он
даже изобразил на своем лице последнюю улыбку, думая о том, что рынок
смотрит на него и что он, Гавар, умрет мужественно.
Услышав его объяснения, торговка маслом зарыдала, а племянница,
чрезвычайно взволнованная, стала обнимать своего дядюшку. Гавар прижал
Сарьетту к груди и, незаметно вложив ей в руку ключ, шепнул:
Когда экипаж скрылся за углом, завернув на улицу Пьер-Леско, г-жа Лекер
заметила, что Сарьетта хочет спрятать ключ в кармане.
как он сунул тебе в руку ключ. Истинным богом клянусь, я пойду в тюрьму и
расскажу ему все, если ты меня не уважишь.
Сарьетта.
бы они не запустили лапы в его шкафы.
пустилась за ними во всю прыть, семеня своими коротенькими ножками. Теперь
у нее пропала охота ждать Флорана. По дороге между улицами Рамбюто и
Коссонри она держалась очень смиренно, проявляя необыкновенную
предупредительность, и выражала готовность начать переговоры с консьержкой
г-жой Леоне.
впустить этих трех дам в квартиру жильца вверенного ей дома. Она встретила
их с брюзгливой миной, явно шокированная развязавшейся на груди косынкой
Сарьетты. Но когда старая дева вполголоса сказала консьержке несколько
слов и показала ключ, она сдалась. Г-жа Леоне постепенно и с большим
раздражением отпирала одну комнату за другой в квартире Гавара; сердце ее
обливалось кровью, как будто ее заставили показывать ворам тайник, где
спрятаны ее собственные деньги.
Лекер ходила за ней с подозрительным видом, чуть не наступая на пятки,
пока Сарьетта не сказала:
кроватью. Женщины ахнули. На средней полке оказалось около десяти тысяч
франков в золотых монетах, аккуратно сложенных столбиками. Гавар
предусмотрительно хранил свое состояние у нотариуса, а эту сумму держал
про запас, "на тот день, когда гром грянет". Гавар сам торжественно
заявил, что вклад в революцию у него наготове. Он продал кое-какие ценные
бумаги и с особенным наслаждением любовался по вечерам этими десятью
тысячами франков, которые представлялись ему лихими бунтарями. По ночам
Гавару снилось, что у него в шкафу идет бой, гремят выстрелы, грохочет
булыжник, вывороченный из мостовой, ему слышались неистовые вопли,
торжествующие клики: это восстали против правительства его деньги.
на пятнистом от желтухи лице, отражались в глазах, воспаленных от
подтачивавшей ее болезни печени. Мадемуазель Саже, привстав на цыпочки за
спиной торговки маслом, в упоении старалась заглянуть в самое нутро шкафа.
Г-жа Леоне вскочила с кресла, бормоча какие-то бессвязные слова.
ничего не получу? - воскликнула консьержка.
заикаясь, твердила:
Уж лучше выброшу все за окно, а вам не отдам.
Косынка Сарьетты совсем развязалась; молодая женщина стояла с открытой
грудью, с влажными устами и порозовевшими ноздрями, прелестная и
трепещущая жизнью. Г-жа Лекер насупилась еще больше, увидев, как красит
Сарьетту алчное желание.
племянница, я согласна поделиться... Мы по очереди будем брать по
столбику.
руку торговка маслом Столбик золотых монет исчез в кармане юбки. Затем
взяла свою кучку золота Сарьетта. Они следили друг за другом, готовые
ударить соперницу по руке. Раз за разом загребали золото пальцы: то
отвратительные узловатые, то белые, гибкие и нежные. Тетка и племянница
уже набили карманы. Когда в шкафу остался только один столбик монет,
молодая женщина не захотела отдать его тетке, - ведь с г-жи Лекер
начинался счет. Сарьетта быстро разделила оставшиеся деньги между
мадемуазель Саже и г-жой Леоне, которые в нетерпении переминались с ноги
на ногу, глядя, как тетка с племянницей загребают золото.
то, что я выхаживала его, поила липовым цветом и бульоном! А он уверял,
что у него нет семьи, этот старый совратитель!
перед тем как его запереть. В нем оказались сплошь запрещенные
политические книги, издаваемые за границей, брюссельские памфлеты,
скандальные рассказы о доме Бонапартов и иностранные карикатуры,
выставлявшие в смешном виде императора. Гавар порой доставлял себе
изысканное наслаждение, демонстрируя наедине с кем-либо из друзей эту
опасную литературу.
вот-вот нагрянет полиция. Пора смываться.
лестнице, как явилась полиция. Г-же Леоне пришлось вернуться и
присутствовать при обыске; остальные три дамы, втянув голову в плечи,
поспешили выбраться на улицу. Они торопливо шли гуськом; тетку и
племянницу обременяла тяжелая ноша - битком набитые карманы. Сарьетта шла
впереди; переходя на тротуар улицы Рамбюто, она обернулась и, умильно
смеясь, сказала:
рассмешила. Они наслаждались, чувствуя, как тяжелое золото оттягивает
юбку, прикасается к телу, точно горячие, ласкающие руки. Мадемуазель Саже
крепко сжимала в кулаке свои пятьдесят франков. Лицо старухи было
серьезно, она строила планы о том, как бы еще что-нибудь вытянуть из
плотно набитых карманов, за которыми поспешала.
переоделся в своем бюро и приступил к обычным обязанностям, наблюдал за
мойкой прилавков и неторопливо расхаживал по рядам. Ему показалось, что на
него как-то странно смотрят; при встрече с ним рыбницы начинали шептаться
и искоса поглядывали на него хитрыми глазами. Он решил, что затевается
новая вылазка. В последнее время не было такого утра, когда бы эти
толстые, страшные женщины оставили его в покое. Но, к своему удивлению, у
прилавка Луизы Меюден он услышал слащавый голос старухи:
Он ждет вас наверху, в вашей комнате.
каждое слово, упиваясь тонко рассчитанной местью; ее громадное,
бесформенное тело тряслось от удовольствия. Флоран, еще не поверив ей,
взглянул на прекрасную Нормандку. Но Луиза, окончательно помирившаяся с
матерью, притворилась, будто ничего не слышала, открыла кран и мыла свою
рыбу под струей воды.
ответила матушка Меюден.
предстоящим выступлением; он решил зайти домой. Уже уходя из павильона, он
невольно оглянулся и увидел, что прекрасная Нормандка мрачно смотрит ему
вслед. Он прошел мимо трех кумушек.
Саже. - Не такая женщина красавица Лиза, чтобы дать себя
скомпрометировать.
по-прежнему он сохранял свой ханжеский вид добропорядочного дома,
благопристойно греющего брюхо под утренними лучами. Наверху, на балконе,
стояло гранатовое деревце в полном цвету. Флоран, переходя улицу,
приветливо кивнул Логру и Лебигру, которые, очевидно, вышли на порог
погребка подышать свежим воздухом. Оба ответили ему улыбкой. Войдя в дом с
черного хода, Флоран заметил в конце темного и узкого коридора бледную
физиономию Огюста, которая тут же скрылась. Тогда Флоран вернулся обратно
и заглянул в колбасную, чтобы проверить, не ждет ли его там некий пожилой
господин. Но он застал одного Мутона; кот сидел на колоде; шерсть под
мордочкой у него распушилась, усы топорщились, и он опасливо уставился на
Флорана своими большими желтыми глазами. Когда Флоран, решившись все-таки,
вошел в сени, в глубине, за занавеской стеклянной двери, показалось лицо