громко фырча и мяукая, смотрят друг на друга, корча отвратительные гримасы,
плюют один другому в морду и вот-вот выпустят когти и ринутся в бой, но
вдруг в смятении обращаются в поспешное бегство при неожиданном появлении
дворового пса, - так не менее крикливый совет Нового Амстердама, удивленный
и пораженный внезапным прибытием врага, тоже разбежался. Каждый член совета
торопился домой, семеня так быстро, как только могли двигаться его короткие
ноги под бременем тяжелого груза, и задыхаясь от тучности и страха. Придя к
себе, в свое неприступное убежище, он баррикадировал парадную дверь,
прятался в погреб, где хранился сидр, и не решался высунуться из опасения,
как бы пушечное ядро не снесло ему голову.
тому же инстинкту, по какому овцы ищут безопасности в обществе друг друга,
когда пастух и его собака куда-то ушли, а волк рыщет вокруг овчарни. Однако,
отнюдь не находя успокоения, они только сильнее пугали друг друга. Каждый
печально вглядывался в лицо соседа, ища поддержки, но лишь находил в его
искаженных горем чертах подтверждение своих собственных страхов. Никто не
говорил теперь о покорении Великобритании, никто не разглагольствовал о
высочайших благах экономии. А тем временем старухи усиливали всеобщее
уныние, громко сетуя на свою судьбу и беспрестанно призывая на помощь
святого Николая и Питера Стайвесанта.
жаждали, чтобы с ними был их утешитель Антони Ван-Корлеар! Между тем судьба
этих отважных героев была окутана мраком неизвестности. Проходил день за
днем со времени получения тревожного послания губернатора, не принося больше
никаких подтверждений того, что он жив и здоров. Много страшных
предположений было высказано о том, что могло случиться с ним и его верным
оруженосцем. Может быть, их сожрали живьем людоеды из Пискатоуэя и с
Кейп-Кода? Может быть, великий совет Амфиктионов подверг их пытке? Может
быть, страшные люди из Пайкуэга удушили их луком? Среди всего этого уныния и
волнения, когда страх жутким кошмаром навис над маленьким, жирным, чересчур
полнокровным Новым Амстердамом, какой-то странный и далекий звук неожиданно
поразил слух народа. Звук приближался, становился все громче и громче, и вот
он уже гремел у ворот города. В этом хорошо знакомом звуке нельзя было
ошибиться. Крик радости сорвался со всех уст, когда доблестный Питер,
покрытый пылью и сопровождаемый своим верным трубачом, въехал галопом на
рыночную площадь.
вокруг честного Антони, едва тот слез с лошади, и засыпали его приветствиями
и поздравлениями. Прерывающимся от волнения голосом он рассказал им об
удивительных приключениях, выпавших на долю старого губернатора и его
самого, когда они вырвались из лап ужасных Амфиктионов. Но хотя
стайвесантская рукопись с той тщательностью, какой она обычно отличается,
когда дело идет о великом Питере, очень подробно описывает все события этого
мастерски проведенного отступления, все же тяжелое положение государственных
дел не позволит мне рассказать о нем с исчерпывающей полнотой. Достаточно
будет упомянуть, что, пока Питер Стайвесант с беспокойством размышлял о том,
как бы ему благополучно удрать, сохранив честь и достоинство, некоторые из
кораблей, посланных для завоевания Манхатеза, пристали к берегу в восточных
гаванях, чтобы раздобыть необходимые съестные припасы и потребовать от
великого совета союза колоний обещанного им содействия. Услышав об этом,
всегда бывший начеку Питер понял, что малейшее промедление может оказаться
роковым; тайно и с большой поспешностью он снялся с лагеря, хотя его гордая
душа скорбела при мысли, что он вынужден обратиться в бегство, пусть даже
перед сонмом врагов. Много раз он и Антони Ван-Корлеар были на волосок от
гибели, много опасных злоключений выпало на их долю, когда они, не возвещая
о своем приближении звуками трубы, быстро проезжали по прекрасной стране
восточных соседей. Она уже вся бурлила от приготовлений к войне, и им
пришлось сделать во время своего бегства большой крюк, тайком пробираясь
через лесистые горы Дьявольского хребта. Оттуда доблестный Питер однажды
сделал вылазку и с яростью льва обратил в бегство целую толпу скваттеров,
состоявшую из трех поколений плодовитой семьи, которая уже собиралась
завладеть одним из уголков Новых Нидерландов. Верному Антони не раз
приходилось с большим трудом удерживать его, когда он в порыве гнева
собирался спуститься с гор и с саблей в руке напасть на некоторые
пограничные города, где приводили в боевую готовность замызганное народное
ополчение.
мрачным видом принялся разглядывать оттуда вражескую эскадру. Она уже
бросила якорь в бухте и состояла из двух гордых фрегатов, на борту которых
находились, как сообщает Джон Джосселин, джентльмен, триста отважных
"красных мундиров" {1}. Закончив осмотр, Питер сел за стол и написал письмо
командующему эскадрой, требуя сообщить, на каком основании она стала на
якорь в гавани, не получив на это предварительного разрешения. Письмо было
составлено в самых достойных и учтивых выражениях, хотя мне доподлинно
известно, что он писал его, крепко стиснув зубы и храня на лице горькую,
сардоническую усмешку. Отправив письмо, угрюмый Питер с воинственным видом
зашагал взад и вперед по городским улицам, засунув руки в карманы штанов,
насвистывая мелодию нижнеголландского псалма, имевшую немалое сходство со
звуками северо-восточного ветра, когда надвигается буря. При виде его даже
собаки прятались в испуге, а все уродливые старухи Нового Амстердама с
причитаниями бежали за ним и умоляли спасти их от смерти, ограбления и
позорного изнасилования.
составлен в столь же учтивых выражениях, как и письмо губернатора. В этом
ответе полковник заявлял о законных правах его величества британского короля
на провинцию Новые Нидерланды, где, по его утверждению, голландцы были
простыми узурпаторами, и требовал, чтобы город, форты и т. д. тотчас же были
переданы во власть и под защиту его величества, обещая в то же время
сохранить жизнь, свободу, достояние и право на беспрепятственную торговлю
всем голландским гражданам, которые немедленно подчинятся правительству его
величества.
удовлетворенным видом, с каким мог бы сварливый фермер, который долгое время
наживался, пользуясь землей своего соседа, читать нежное письмо Джона
Стайлза {2}, предупреждающего, что он возбудил дело о возвращении
собственности. Впрочем, старого губернатора трудно было застать врасплох;
заложив, по своему обыкновению, огромную жвачку табаку за щеку и засунув
требование о сдаче, предварительно скомкав его, в карман штанов, он пообещал
дать ответ на следующее утро. Тем временем он созвал чрезвычайный военный
совет, пригласив на него членов своего тайного совета и бургомистров; созвал
не для того, чтобы узнать их мнение, на которое, как мы уже говорили, он не
обращал никакого внимания, а для того, чтобы сообщить им о своем высочайшем
соизволении и потребовать немедленной поддержки.
пунктам: _во-первых_, ни в коем случае не сдавать города без небольшой, но
ожесточенной битвы, ибо он считал весьма унизительным для достоинства столь
прославленного города, если его захватят и разграбят, не наделив вдобавок
несколькими хорошими пинками. _Во-вторых_, что большая часть его великого
совета - это отъявленные плоскозадые олухи, совершенно лишенные настоящих
ягодиц; и _в-третьих_, что он поэтому не допустит, чтобы они увидели
требование о капитуляции, предъявленное полковником Николсом, из опасения,
как бы содержащиеся в нем легкие условия не побудили их поднять крик о
необходимости сдачи.
сведения, жалко было смотреть на еще недавно столь храбрых бургомистров,
которые на словах уничтожили всю британскую империю. Они уныло выглядывали
из своих убежищ, а затем осторожно выползали наружу и петляли по узким
улочкам и переулкам, пугаясь лая каждой собачонки, словно это был
артиллерийский залп, принимая фонарные столбы за английских гренадеров и в
чрезмерном смятении превращая насосы в страшных солдат, прицеливающихся из
мушкетонов им в грудь! Несмотря на многочисленные опасности и затруднения
подобного рода, они прибыли в залу заседания совета, не потеряв ни одного
человека, заняли свои места и в боязливом молчании стали ждать прибытия
губернатора. Через несколько мгновений послышалось, как по лестнице
размеренно и мужественно застучала деревянная нога бесстрашного Питера. Он
вошел в залу, одетый в полную парадную форму; свисавшие над ушами локоны его
парика были гуще обычного посыпаны мукой, и его верная сабля толедской стали
не свисала у него с бедра, а торчала под мышкой. Губернатор облачался столь
зловеще только в тех случаях, когда в его бесстрашном черепе роились
какие-нибудь военные замыслы, а потому члены совета горестно взирали на
него, как на самого Януса, чей железный лик нес огонь и меч, и в безмолвной
нерешительности забыли курить свои трубки.
два редких качества прекрасно в нем сочетались, и в отличие от большинства
великих государственных деятелей, побеждающих только в бескровных словесных
битвах, он всегда был готов подтвердить свои смелые слова не менее смелыми
поступками. Как второй Густав {3}, обращающийся к своим далекарлийцам, он
сперва коснулся опасностей и тягот, перенесенных им во время бегства от
своих неумолимых врагов. Затем он упрекнул совет в том, что тот в праздных
спорах и не идущей к делу перебранке тратил время, - которое должен был
посвятить заботам о стране; после этого он напомнил золотые дни прежнего
благоденствия, обещал, что они вернутся, если они окажут мужественное
сопротивление врагам, и попытался разжечь в них воинственный пыл, воскресив
в их памяти то время, когда перед грозными стенами форта Кристина он вел их
к победе, когда они разбили целую армию из пятидесяти шведов и покорили
огромное пространство необитаемых земель. Он постарался также пробудить в
них смелость, заверяя в покровительстве святого Николая, который до сих пор
всегда заботился об их безопасности среди всех варваров, обитающих в этой