Глава 18
певца, про которого я вроде бы что-то слышал, но и только. Фила Окса.
Народные, но не под блям-блям-блям банджо. Конверт пластинки с растрепанным
трубадуром, сидящим на краю тротуара в Нью-Йорке, как-то не сочетался с
другими конвертами пластинок на полке Ната - Дин Мартин в смокинге и слегка
пьяный на вид, Митч Миллер с его улыбкой, приглашающий спеть с ним, Диана
Рени в миди-блузке и задорной матросской шапочке. Пластинка Окса называлась
"Больше я не марширую", и Нат часто ее ставил, когда дни стали заметно
короче и холоднее. Да я и сам ее часто ставил, благо Нат, казалось, ничего
против не имел.
нравилось, потому что я ощущал себя бессильным. Он походил на Дилана, но был
менее сложен и более определенен в своей ярости. Лучшая песня на пластинке -
и также наиболее тревожащая - была титульная. В этой песне Оке не просто
подсказывал, но в открытую заявлял, что война того не стоит, война никогда
того не стоит. Подобная мысль в соединении с образом молодых ребят, которые
тысячами и десятками тысяч просто уходят от Линдона и его вьетнамской мании,
взбудоражила меня, и чувство это не имело никакого отношения ни к истории,
ни к политике, ни к логическому мышлению. Людей я убил миллионов пять,
теперь меня в бой они гонят опять, но больше я не марширую, - пел Фил Оке
через усилитель маленького "Свинглайна" Ната. Иными словами, просто хватит.
Хватит делать то, что они говорят, хватит делать то, чего они хотят, хватит
играть в их игру. Очень старую игру, и в ней Стерва охотится на тебя, И
может быть, чтобы доказать серьезность своего решения, ты начинаешь носить
символ своего сопротивления - что-то, что сначала вызывает у других
удивление, а потом и желание примкнуть. Через пару дней после Дня Всех
Святых Нат Хоппенстенд показал нам, каким будет этот символ. А начало
положила одна из смятых газет, брошенных в гостиной третьего этажа.
Глава 19
тасовал колоду за столом Билли, Ленни Дориа подсчитывал очки, и Билли
воспользовался случаем быстренько просмотреть местные новости в "Ньюс",
Кэрби Макклендон - небритый, высокий, весь дергающийся, уже готовый к
свиданию со всеми этими детскими аспириновыми таблетками - наклонился, чтобы
заглянуть в газету. Билли отпрянул и помахал рукой перед своим лицом.
выхватил газету. - Бля, это же Рви-Рви!
завороженный мыслью, что Стоук попал в газету. Если на страницах "Дерри
ньюс" (естественно, кроме спортивных) фигурировали студенты, это всегда
означало, что они во что-то вляпались. Вокруг Кэрби собрались и другие - мы
со Скипом в их числе. Да, это был Стоукли Джонс III, но не только он. На
заднем плане среди лиц, почти - но не совсем - распавшихся на точки...
голосом. Я узнал курточку с "ХАРВИЧСКАЯ ГОРОДСКАЯ ШКОЛА" на спине; узнал
светлые волосы, падающие "конским хвостом" на воротник курточки; узнал
линялые джинсы. И я узнал лицо. Даже почти отвернутое и затененное плакатом
"США, ВОН ИЗ ВЬЕТНАМА ТЕПЕРЬ ЖЕ!", я узнал это лицо. - Моя девушка.
ней так уже пару недель.
снимком. Из сопровождавшей его заметки следовало, что в деловом центре Дерри
перед зданием федерального управления собралось десятка полтора протестующих
студентов Университета Мэна. Они держали плакаты и около часа маршировали
взад-вперед перед входом в отдел службы призыва, распевая песни и
"выкрикивая лозунги, часто непристойные". Была вызвана полиция, и вначале
полицейские просто стояли в стороне, ожидая, чтобы демонстрация закончилась
сама собой, но затем появилась группа демонстрантов, придерживающихся других
убеждений и состоявшая в основном из строительных рабочих, воспользовавшихся
перерывом на обед. Они начали выкрикивать собственные лозунги, и хотя "Ньюс"
не упомянула, были ли их лозунги непристойными, я догадывался, что это были
приглашения уехать назад в Россию, рекомендации, где демонстрантам-студентам
следует хранить свои плакаты, и рекомендации посетить парикмахерскую.
рабочие начали швырять в протестующих огрызки фруктов из своих обеденных
бидончиков, вмешалась полиция. Указывая на отсутствие разрешения (легавые в
Дерри, видимо, никогда не слышали о праве американцев собираться в мирных
целях), они окружили ребят и доставили их в участок на Уичем-стрит. Там их
сразу отпустили. "Мы просто хотели оградить их от неприятной ситуации, -
процитировал репортер слова одного полицейского. - Если они вернутся туда,
так, значит, они даже дурее, чем кажутся".
время демонстрации против "Коулмен кемикалс". И на этом снимке полицейские
уводили студентов, а строительные рабочие (год спустя им будет разрешено
прикреплять к каскам миниатюрные американские флажки) ухмылялись,
издевательски жестикулировали и грозили кулаками. Один полицейский был
запечатлен в тот момент, когда он готовился ухватить Кэрол за плечо; стоящий
позади нее Нат, видимо, не привлек их внимания. Двое полицейских уводили
Стоука Джонса - он был спиной к камере, но в костылях ошибиться было нельзя,
А если для опознания требовалось еще что-то, то вполне было достаточно
нарисованного от руки следка воробья на спине его шинели.
заваливший два из четырех последних зачетов, конечно, имел право обзывать
других безмозглыми мудаками). - Будто не мог найти занятия поинтересней.
перестало производить впечатление, на какую бы тему он ни распространялся.
Нас заворожила Кэрол.., и Нат Хоппенстенд позади нее, глядящий, как
полицейские уводят демонстрантов. Нат, такой же аккуратный, как всегда, в
гарвардской рубашке, в джинсах с отворотами и острыми складками. Нат,
стоящий совсем близко от ухмыляющихся, грозящих кулаками строительных
рабочих, но абсолютно ими игнорируемый. Игнорируемый и полицейскими. Ни те
ни другие не знали, что мой сосед по комнате недавно стал поклонником
крамольного мистера Фила Окса.
Кто-то в их гостиной снял трубку, а когда я попросил Кэрол, девушка сказала,
что Кэрол там нет - она пошла в библиотеку заниматься с Либби Секстон.
времени.) - Пишет, что позвонит тебе попозже.
коридору повидать Нага, хотя и знали, что потеряем места за карточными
столами. Однако на этот раз любопытство возобладало над манией.
демонстрацию, выражение его лица почти не изменилось, но все равно я
почувствовал, что ему не по себе, а может быть, и очень скверно. Но почему?
Все ведь как-никак кончилось хорошо: никто не был арестован, а в газете ни
единой фамилии.
тут Скип спросил:
задрожала, потом Нат се закусил, протянул руку над аккуратной поверхностью
своего стола (поверхность моего уже скрывали двенадцать слоев всякого хлама)
и вытащил бумажный носовой платок из коробки рядом с проигрывателем. Он
долго и старательно сморкался. А когда кончил сморкаться, то уже снова
полностью собой овладел, но я видел печальную растерянность у него в глазах.
Какую-то мою часть - подлую часть - это обрадовало. Приятно было убедиться,
что не обязательно помешаться на "червях", чтобы столкнуться с трудностями.
Человеческая натура прячет в себе много дерьма.
Нат.
машинах. (Я впервые услышал про Джорджа Гилмена, но это не помешало мне
послать в него стрелу злобной ревности.) Гарри и Стоук - члены комитета
сопротивления. И Гилмен тоже. Во всяком случае, мы...
особенно Гарри и Джордж, они очень горячие головы. Но это все-таки просто
клуб вроде "Маски Мэна" или клуба здоровья, Нат сказал, что сам он поехал,
поскольку был вторник, а днем во вторник у него занятий нет. Никто не
отдавал распоряжений, никто не предлагал подписаться под клятвой верности,
не раздавал даже листов для сбора подписей. Никто не настаивал на
демонстрации, и полностью отсутствовал тот дух, воплощенный в ношении
военных беретов, который позже проник в движение против войны. Кэрол и
ребята ее компании, если верить Нату, смеялись и хлопали друг друга
плакатами, когда выезжали с автостоянки у гимнастического зала. (Смеялась.
Смеялась с Джорджем Гилменом. Я метнул еще одну ядовитую стрелу ревности.)
Когда они приехали к федеральному управлению, одни стали маршировать по
кругу пред отделом службы, а другие не стали, Нат был среди тех, кто просто
стоял. Когда он сказал нам это, его обычно невозмутимое лицо вновь на миг
Орловский Гай Юлий
Громыко Ольга
Гуревич Георгий
Шилова Юлия
Перумов Ник
Шилова Юлия