Чтение 65–й страницы книги ~Любовник леди Чаттерли~

- В том-то и дело, пока никаких.

- А что Клиффорд? С ним это можно как-то уладить?

- Думаю, можно. После нашего последнего разговора он мне сказал, что не
возражает против ребенка. Если, конечно, я не буду разглашать тайну
рождения.

- Самое разумное, что можно придумать в его положении. Тогда, значит,
все в порядке.

- В каком смысле? - Конни заглянула ему прямо в глаза.

Они были большие, синие, как у нее, только смотрели чуть сконфуженно,
как смотрит провинившийся мальчишка или скучающий себялюбец, добродушный и
вместе ироничный.

- Значит, ты можешь подарить семейству Чаттерли и Рагби-холлу
наследника и нового баронета?

Чувственное лицо сэра Малькольма расплылось в довольной улыбке.

- Я этого не хочу.

- Почему? Считаешь, что у тебя есть обязательства перед другим
мужчиной? Хочешь знать мое мнение, дитя мое? Общество держится крепко.
Рагби-холл стоит и будет стоять. Наш круг - более или менее надежная
штука. И надо, по крайней мере внешне, соблюдать его правила. В частной
жизни мы вольны потакать своим чувствам. Но чувства ведь непостоянны.
Сегодня тебе нравится этот мужчина, через год - другой. А Рагби-холл
незыблем. Не бросайся Рагби-холлом, раз уж он твой. А развлекаться -
развлекайся на здоровье. Разумеется, ты можешь уйти от Клиффорда. У тебя
есть независимый доход - наша единственная надежная опора. Но он не очень
велик. Роди маленького баронета для Рагби-холла. И ты поступишь очень
умно.

Сэр Малькольм откинулся в кресле и опять улыбнулся. Конни молчала.

- Надеюсь, ты наконец-то встретила настоящего мужчину, - продолжал сэр
Малькольм, чувствуя в крови молодой огонь.

- Да, и в этом все дело. Не так-то много сейчас настоящих мужчин.

- Немного, к сожалению, - согласился отец. - Но надо сказать, что и ему
повезло. У тебя с ним нет никаких осложнений?

- Никаких! Он предоставил все решать мне.

- Вот и славно! Благородный молодой человек.

Сэр Малькольм сиял. Конни была его любимица, ему импонировала в ней
женщина. Она не то что Хильда, ничего не взяла от матери, или почти
ничего. Он всегда недолюбливал Клиффорда и теперь был счастлив и как-то
особенно нежен с дочерью, как будто неродившийся младенец был зачат им
самим.

Он отвез ее в гостиницу "Хартленд", проводил в номер и отправился к
себе в клуб. Конни отказалась провести с ним этот вечер.

В гостинице ее ждало письмо от Меллорса. "Я не могу прийти к тебе в
гостиницу. Буду ждать тебя в семь у "Золотого петуха" на Адам-стрит".

И вот он стоит на улице Лондона - высокий, стройный, в темном из тонкой
ткани костюме, совсем не похожий на егеря из Рагби-холла, Его отличало
природное достоинство, но в нем не было того вида "от дорогого портного",
присущего ее классу. Она, однако, с первого взгляда поняла, что может
появиться с ним где угодно. В нем была порода, что ценится выше классовых
признаков.

- Вот и ты! Ты прекрасно выглядишь!

- Я - да. Чего нельзя сказать о тебе.

Конни обеспокоенно вгляделась в его лицо. Похудел, обозначились скулы.
Но глаза ласково улыбались, и у нее отлегло от сердца: с ним не надо
соблюдать манеры. От него к ней шли волны тепла, и на душе у нее стало
покойно, легко и радостно. Чисто женское, обостренное сейчас чутье сказало
ей: "С ним я счастлива". Никакая Венеция не могла дать ей этой полноты
счастья и умиротворения.

- Тебе было очень плохо? - спросила она, сидя за столом напротив него.
Он очень похудел, сейчас это было особенно заметно. Его рука, такая
знакомая, лежала на столе покойно, как спящее животное. Ей так хотелось
взять и поцеловать ее, но она не смела.

- Люди чудовищны, - сказал он.

- Тебя это очень мучило?

- Очень. И всегда будет мучить. Я знал, глупо мучиться, но ничего не
мог поделать.

- Ты чувствовал себя как собака с привязанной к хвосту жестянкой? Это
написал Клиффорд.

Он поднял на нее глаза. Жестоко передавать ему слова Клиффорда:
гордость его была уязвлена.

- Да, наверное.

Конни еще не знала, в какое бешенство приводят его нанесенные ему
оскорбления.

Оба замолчали надолго.

- Ты скучал обо мне? - первой заговорила Конни.

- Я был рад, что ты далеко от всего этого кошмара.

Опять молчание.

- А кто-нибудь поверил про нас с тобой?

- Никто. Даже на миг не могли себе представить.

- А Клиффорд?

- Думаю, тоже не поверил. Просто отмахнулся, не задумываясь. Но,
разумеется, видеть ему меня после этого было не очень приятно.

- У меня будет ребенок.

С его лица как губкой стерло все чувства и мысли. Глаза потемнели, на
нее точно смотрел ими дух черного пламени.

- Скажи, что ты рад! - Конни безотчетно, потянулась к его руке. Она
видела - в его лице на миг отразилось торжество. Но тут же исчезло,
подавленное чем-то ей непонятным.

- Это - будущее, - проговорил он.

- Но разве ты не рад? - настаивала она.

- Я не верю в будущее.

- Ты только не волнуйся, это не накладывает на тебя никаких
обязательств. Клиффорд будет растить его как своего родного ребенка, он
даже обрадуется.

Конни заметила, как он побледнел, весь как-то съежился. И молчал.

- Мне лучше вернуться к Клиффорду и подарить Рагби-холлу маленького
баронета?

Он глядел на нее, бледный, отчужденный. По лицу Пробегала нехорошая
усмешка.

- Ты не скажешь, конечно, кто отец ребенка?

- А Клиффорд все равно примет его. Если я захочу.

Он немного подумал и сказал, явно обращаясь к себе:

- В самом деле, а почему бы и нет?

И опять оба как воды в рот набрали - пропасть между ними ширилась.

- Скажи, ты хочешь, чтобы я вернулась к Клиффорду? - спросила Конни.

- А что ты сама хочешь?

- Я хочу жить с тобой, - сказала она просто.

Наперекор ему языки пламени побежали сверху вниз по телу, и он уронил
голову. Затем вскинул на нее глаза - в них было то же далекое, отчужденное
выражение.

- Подойдет ли тебе эта жизнь? У меня ведь ничего нет, - сказал он.

- У тебя есть то, чего нет у большинства мужчин. И ты это знаешь.

- Да, знаю, в каком-то смысле. - Подумав немного, он продолжал: - Обо
мне говорили, что характер у меня женственный. Это не так. И не этим
объясняется то, что я не хочу убивать птиц, не гонюсь за деньгами и не
забочусь о преуспеянии. Я мог бы далеко пойти в армии, но я не люблю
армию. Хотя я прекрасно ладил с солдатами. Солдаты любили меня, а когда я
сердился, они испытывали что-то подобное священному ужасу. Наша армия
мертва, потому что ею командуют тупоголовые идиоты. Я люблю солдат, и они
меня любили. Но я не выношу наглое, идиотское высокомерие сильных мира
сего. Вот почему я и не преуспеваю. Я ненавижу беззастенчивую власть
денег, ненавижу бесстыдное высокомерие правящих классов. Вот видишь, что я
могу предложить женщине в этом мире.

- При чем здесь "могу предложить". Это не деловое соглашение. Это
любовь. Мы любим друг друга.

- Ты не права. Это не просто любовь. Жизнь - это движение, продвижение
вперед. А моя жизнь катится не по той колее, по какой надо. Я знаешь кто -
неиспользованный билет. И я не имею права втравливать женщину в мою жизнь.
Во всяком случае, до тех пор, пока моя жизнь как-то не образуется, не
обретет цели, какого-то импульса, чтобы нам двоим удержаться на плаву.
Мужчина должен быть всерьез занят каким-то делом, если думает связать свою
жизнь с женщиной и если это - настоящая женщина. Я не могу быть просто
твоим наложником.

- Почему?

- Потому что не могу. И ты такого мужа очень скоро возненавидишь.

- Ты все еще не веришь мне?

Он опять усмехнулся.

- У тебя деньги, положение. Решения принимаешь ты. Я не могу делать в
жизни только одно - спать с женой.

- А что еще ты можешь?

- Ты вправе задать этот вопрос. Мое занятие как бы невидимка, но сам-то
я все-таки вижу себя еще кем-то. Для меня моя дорога ясна, но другие не
видят ее. Так что я могу их понять.

- А если ты будешь жить со мной, твоя дорога перестанет быть ясной?

Он долго думал, пока ответил:

- Возможно.

- А какая она, эта дорога? - тоже подумав, спросила Конни.

- Говорят тебе, она невидима, я не верю в этот мир, в деньги, в
преуспеяние, не верю в будущее цивилизации. Если у человечества и есть
будущее, то наше нынешнее состояние должно быть коренным образом изменено.

- А каким должно быть это будущее?