дурами, и мужчины были бы подходящие, вот что я тебе скажу. Коли пробовал
какой мужик со мной худо обойтись, так получал сдачи полной мерой. А что
поганое они племя, тут и спору нет.
Клару.
если б могла вернуться. Не слушайте вы ее. Вечно она задирает нос, а не
сегодня завтра будет с голоду помирать.
Может, вовсе не следует так всерьез принимать Кларину воинственность? Она
упорно крутила машинку. Он подумал, ей может понадобиться его помощь, и
радостное волнение охватило его. Так во многом ей отказано, так многого
она лишена. И рука ее, которая вовек не должна бы подчиняться механизму,
движется механически, и голова, что не должна бы склоняться, склонилась
над кружевами. Похоже, она на мели и оказалась здесь, среди отбросов
жизни, вот и крутит свою машинку. Горько ей, что жизнь выбросила ее за
ненадобностью, будто нет от нее никакого толку. Не удивительно, что она
протестует.
смотрел на нее. Так хороша и стать ее и осанка, она словно поверженная
Юнона. Вот она стоит в дверях, и ее явно коробит убогая улочка и все, что
ее окружает.
с ее серыми глазами. Было в них молчаливое унижение, мольба глубоко
спрятанного страдания. Пол был потрясен, растерян. Ведь прежде ему
казалось, она так высокомерна.
дошел до вокзала, и добрался домой, не сознавая, что ее улица осталась
позади.
собирается замуж. Назавтра он спросил ее об этом.
рада не выходить!
мягкость, из-за которых женщины ему доверялись. Он понял.
весело подбодрил он.
несколько мгновений смотрела на него. Постепенно щеки ее зарумянились.
подергиваясь, накручивалось на игольчатую ленту. Пол ждал. Не поднимая
головы, она наконец заговорила странно упавшим голосом, почти шепотом:
числе Фанни, помнили, как она ими правила, и воспоминание это было не из
приятных. Клара всегда была "зазнайка", замкнутая и высокомерная. Она
никогда не поддерживала с девушками-работницами отношения на равных. Если
ей случалось заметить ошибку, она делала выговор бесстрастно и вполне
вежливо, но для провинившейся это было куда обидней, чем если б ее сердито
выбранили. С беднягой Фанни, вечно озабоченной горбуньей, Клара неизменно
обращалась мягко и сочувственно, а в результате Фанни пролила из-за нее
куда больше горьких слез, чем из-за злых языков других мастеров.
задевало. Если она была поблизости, он не мог не смотреть на ее сильную
шею, на которой низко росли легкие завитки белокурых волос. Ее лицо и руки
покрывал нежный, едва видный пушок, и, однажды его заметив, Пол уже всегда
на него смотрел.
застывала рядом. Он сразу ощущал ее присутствие, хотя она не заговаривала,
не дотрагивалась до него. Она стояла за шаг-полтора от него, но чувство у
него было такое, будто они касаются друг друга. Тогда он уже не мог
писать. Он бросал кисти, поворачивался и заговаривал с ней.
обвинении ее есть доля правды, Пол кипит от гнева.
бесило его. Он выходил из себя. Он поносил ее и принимался с жаром
толковать, что и как он изобразил. Ее это забавляло и поощряло. Но никогда
она не соглашалась, что неправа.
немало знаний и, обладая той же страстью к учению, что и Мириам,
самостоятельно училась французскому и, хоть не без труда, могла читать на
этом языке. Ей казалось, она особенная, всему на свете посторонняя, тем
более - чужая своему сословию. Девушки-спиральщицы на фабрике Джордана все
были из хороших семей. То была маленькая, особая отрасль производства, и к
ней относились с известным почтением. В обеих комнатах царил дух
благовоспитанности. Но Клара чуждалась и тех, с кем работала.
рассказывает про себя. Какая-то тайна ее окружала. Она была такая
скрытная, что ему казалось, ей есть что скрывать. Внешняя сторона ее жизни
была на виду, внутренний смысл от всех спрятан. Это возбуждало
любопытство. А ко всему иногда Пол замечал, что она украдкой мрачно,
испытующе смотрит на него исподлобья, и это заставляло его двигаться
быстрее. Часто их взгляды встречались. Но в эти мгновения ее глаза были
как бы завешены - ничего в них нельзя было прочесть. Она лишь слегка,
снисходительно улыбалась. Она как бы обладала неким знанием и пожинала
плоды опыта, ему недоступного, - и потому его неодолимо влекло к ней.
моей мельницы" - цикл рассказов Альфонса Доде].
эластичный чулок из лилового шелка, - медленно, размеренно, крутила
колесо, порой наклоняясь, то чтобы посмотреть на чулок, то отрегулировать
иглы; и тогда ее великолепная шея с пушком и тонкими завитками сверкала
белизной на фоне светло-лилового блестящего шелка. Она еще немного
поработала и остановилась.
которую делает механически; однако все, что выходило из ее рук, было
сработано как нельзя лучше.
было известно.
быть, какая-то особенная.
ответила она. - Я даже не стала тратить время на такие размышления.
говорите только потому, что слишком горды, чтобы захотеть чего-то, что вам