затем только, чтобы поддразнить Хину. Половодова теперь играла в опасную
игру, и чем больше представлялась опасность, тем сильнее она доставляла ей
удовольствие. Это была какая-то бешеная скачка за сильными ощущениями. Для
Антониды Ивановны сделалось чем-то вроде потребности ставить Привалова из
одного критического положения в другое. Замечательно было то хладнокровие, с
каким она распутывала все затруднения, какие создавала собственными руками.
Если Привалов протестовал, это вызывало целую бурю упреков, колкостей и
насмешек.
подталкивая на какую-нибудь рискованную выходку.
Александр Павлыч кутил в "Магните" и возвращался уже засветло, когда
Привалов успевал уйти. В третий раз такой случай чуть не разразился
катастрофой. Антонида Ивановна предупредила Привалова, что мужа не будет
дома всю ночь, и опять задержала его. В середине ночи вдруг послышался шум
подъехавшего экипажа и звонок в передней.
разговор Половодова с лакеем. По тону его голоса и по растягиванию слов
можно было заключить, что он явился навеселе. Привалов стоял посредине
комнаты, не зная, что ему делать.
вытолкнула его в соседнюю комнату. - Сиди здесь... он пьян и скоро заснет, а
тогда я тебя успею выпустить.
следы присутствия постороннего человека в комнате и сделала вид, что спит.
Привалов очутился в самом скверном положении, какое только можно себе
представить. Он попал на какое-то кресло и сидел на нем, затаив дыхание;
кровь прилила в голову, и колени дрожали от волнения. Он слышал, как
Половодов нетвердой походкой вошел в спальню, поставил свечу на ночной
столик и, не желая тревожить спавшей жены, осторожно начал раздеваться.
глаза.
Даже не снимал шубы...
улыбкой своей головой...
Хе-хе... Дело-то, пожалуй, и не в этом...
скучно?
один дурак довольно прозрачно намекнул... Ей-богу!.. Понимаешь, подозревают
тебя в близких отношениях к этому дураку Привалову... Ха-ха... Уж я
хохотал-хохотал, когда остался один... Ведь это, голубчик, получается целая
пьеса...
разыграл... а?.. Ведь он сильно приударил за тобой, - я знаю и не
претендую... А как сия история совершилась... Ты помнишь своего-то дядюшку,
Оскара Филипыча? Ну, я от него сегодня телеграмму получил...
У меня голова болит...
дело наше вышло швах: и мне, и Ляховскому, и дядюшке - шах и мат был бы.
Помнишь, я тебя просил в последний раз во что бы то ни стало отговорить
Привалова от такой поездки, даже позволить ему надеяться... Ха-ха!.. Я не
интересуюсь, что между вами там было, только он остался здесь, а вместо себя
послал Nicolas. Ну, и просолил все дело!
пакостить, ну, тогда Другую механику подведем... На выдумки природа
торовата!..
IX
по низинам и глубоким оврагам; около воды высыпала первая зеленая травка, и,
насколько кругом хватал глаз, все покрылось черными заплатами только что
поднятых пашен, перемешанных с желтыми квадратами отдыхавшей земли и
зеленевшими озимями. Над пашней давно звенел жаворонок, и в черной земле
копались серьезные грачи. Севы шли своим чередом.
окна, куда и перешел в начале мая; другую половину флигеля пока занимали
Телкин и Нагибин. Работа по мельнице приостановилась, пока не были подысканы
новые рабочие. Свободное время, которое теперь оставалось у Привалова, он
проводил на полях, присматриваясь к крестьянскому хозяйству на месте.
флигелек, Нагибин торопливо догнал его и издали еще кричал:
подумаешь, стряслась!.. Дочь-то только-только поправились, а тут и сам
свернулся... И дохтура с собой привезли, Бориса Григорьича. Вы бы съездили
его проведать, Сергей Александрыч!
увидать.
по всему Уралу, заложенная парой костлявых киргизок. На козлах сидел кучером
гарчиковский мужик Степан, отбившийся по скудоумию от земли и промышлявший
около господ. Когда плетенка, покачиваясь на своих гибких рябиновых дрогах,
бойко покатилась по извилистому проселку, мимо бесконечных полей, Привалов в
первый раз еще испытывал то блаженное чувство покоя, какому завидовал в
других. Ему все нравилось кругом: и вспаханные поля, и всходившие озими, и
эта мягкая, как покрытая войлоком, черноземная проселочная дорога, и дружный
бег сильных киргизок, и даже широкая заплатанная спина Степана, который
смешно дергал локтями в нырках и постоянно поправлял на голове рваную
баранью шапчонку. Здоровое чувство охватило Привалова, и он даже пожалел
Ляховского. В последний раз он видел его перед масленицей; старик чувствовал
себя бодро и строил планы будущего.
вскатилась на последний пригорок.
крутой песчаный берег, поросший молодым сосняком; на широком и низком мысу
высыпало около сотни крестьянских изб, точно все они сушились на солнечном
пригреве. Издали можно было различить деревянное здание, курзала над
железным ключом, длинную веранду, где играла во время лечебного сезона
музыка и гуляли больные, длинное и неуклюжее здание номеров для приезжающих
больных. По берегу реки, справа, было выстроено до десятка плохоньких ванн,
затянутых сверху новой парусиной. Вид на всю деревню был очень красив, хотя
курзал еще был пуст, потому что большинство больных собиралось на воды
только к концу мая. Когда плетенка подкатилась к подъезду номеров для
приезжающих с поднятым флагом на крыше, из окон второго этажа выглянуло на
Привалова несколько бледных, болезненных лиц. В числе других выглянул и
доктор Хлюдзинский, который заведовал водами. Привалов пробежал глазами в
передней номеров черную доску, где были записаны фамилии жильцов, и
остановился; пять номеров подряд были подписаны одной фамилией Ляховского.
который с улыбкой посмотрел на смятый дорожный костюм Привалова и пожал ему
руку.
доктора.
беспорядок, какой привозят с собой все путешественники: в углу стоял
полураскрытый чемодан, на стене висело забрызганное дорожной грязью пальто,
на окне разложены были хирургические инструменты и стояла раскрытая коробка
с табаком. В первое мгновение Привалов едва заметил молодую белокурую
девушку с остриженными под гребенку волосами, которая сидела в углу
клеенчатого дивана. Когда она с улыбкой поклонилась, Привалову показалось,
Никитин Юрий
Семенова Мария
Пехов Алексей
Мороз Александра
Белов Вольф
Шилова Юлия