- Да вы попробуйте, - предложила Амэ. И я попробовал. Действительно,
отличные сэндвичи. Словно очень качественные стихи. Свежайший материал,
безупречная подача, отточенная фонетика.
- Просто объеденье, - похвалил я искренне, все же не сообразив, как он
режет хлеб. Подмывало спросить - но спрашивать такое, конечно же, не
годилось.
Дик Норт определенно был человеком действия. Покуда Амэ уничтожала
сэндвичи, он снова сходил на кухню и успел приготовить всем кофе. Отменный
кофе, что и говорить.
- Слушайте, а вы... - спросила Амэ, - Вы, когда с Юки вдвоем... вам
нормально?
Я не понял вопроса:
- Что значит - "нормально"?
- Ну, я о музыке, разумеется. Весь это рок, вы же понимаете. Неужели вас
это не сводит с ума?
- Да нет... Не сводит, - ответил я.
- У меня, когда это слушаю, голова просто на части раскалывается! И
полминуты не выдерживаю, хоть уши затыкай. То есть, когда сама Юки рядом -
никаких проблем. Но ее музыка - это просто какой-то кошмар! - сказала она
и с силой потерла виски. - Я ведь слушаю только очень определенную музыку.
Барокко. Какой-нибудь мягкий джаз. Или этническое что-нибудь. Чтобы душа
успокаивалась. Вот это я люблю. И стихи люблю такие же. Гармония и покой...
Она снова взяла пачку "сэлема", закурила и положила сигарету на край
пепельницы. Эта тоже сгорит дотла, подумал я. Так оно и вышло. Просто
странно, как она до сих пор не спалила весь дом... Похоже, я начинал
понимать слова Хираку Макимуры о том, что существование с Амэ "сожрало"
его жизнь и способности. Эта женщина - не из тех, кто дарит себя. Вовсе
наоборот. Она строит свою жизнь, забирая понемногу у других. Окружающие
просто не могут не отдавать ей хоть что-нибудь. Ибо у нее талант от Бога,
а это - мощнейший насос для поглощения всего чужого. И поступать так с
людьми она считает своим естественным правом. Гармония и покой... Чтобы
дарить ей это, люди отрывают от себя только что не собственные руки-ноги.
"Но я-то здесь при чем?!" - хотелось закричать мне. Я здесь - лишь потому,
что у меня неожиданный отпуск. И вс"! Закончится отпуск, я вернусь
разгребать сугробы дальше, и эта нелепая ситуация разрешится сама собой.
Но главное - мне совершенно нечего вам отдать. Даже будь у меня чем
поделиться - сейчас это здорово пригодилось бы мне самому. А сюда, в вашу
теплую компанию, меня забросил каприз судьбы... Очень хотелось встать и
заявить это во всеуслышание. Но не было смысла. Никто и слушать бы меня не
стал. Для этой гиперсемейки я - очередной "дальний родственник", и права
голоса мне пока не дали.
Облако над горизонтом, не изменив очертаний, сдвинулось немного вверх.
Казалось, проплыви под ним небольшое судно - так и зацепило бы мачтой.
Гигантский череп огромного питекантропа. Вывалившийся из щели между
эпохами в это небо над Гонолулу. "Похоже, мы с тобой братья!" - мысленно
сказал я ему.
Разделавшись с сэндвичами, Амэ встала, подошла к дочери и, вновь запустив
ладонь ей в волосы, потрепала их еще немного. Юки бесстрастно разглядывала
кофейную чашку на столе.
- Роскошные волосы, - сказала Амэ. - Всю жизнь хотела себе такие. Густые,
блестящие, длинные... А у меня чуть что - сразу дыбом торчат. Хоть не
прикасайся к ним вообще! Правда, Принцесса? - И она снова ткнулась носом
дочери в висок.
Дик Норт убрал со стола пустые пивные банки и тарелку. И поставил музыку -
что-то камерное из Моцарта.
- Еще пива? - предложил он мне.
- Хватит, пожалуй, - ответил я.
- Ну, что... Сейчас я хотела бы поговорить с Юки, - произнесла Амэ ледяным
тоном. - Семейные разговоры. Мать с дочерью, с глазу на глаз. Поэтому -
Дик, ты не мог бы показать ему наши пляжи? Часа хватит, я думаю...
- Конечно, почему нет! - ответил поэт, вставая с дивана. Поднялся и я.
Поэт легонько поцеловал Амэ в щеку, надел белую парусиновую шляпу и
зеленые очки от солнца. - Мы погуляем, вернемся через часок. А вы тут
разговаривайте в свое удовольствие. - И он тронул меня за локоть: - Ну
что, пойдемте? Здесь отличные пляжи.
Юки чуть пожала плечами и посмотрела на меня с каменной физиономией. Амэ
вытянула из пачки "сэлема" третью сигарету. Оставив их наедине, мы с
одноруким поэтом вышли в душный солнечный полдень.
* * *
Я сел за баранку "лансера", и мы прокатились до побережья. Поэт рассказал,
что с протезом водит машину запросто, но без особой необходимости
старается протез не надевать.
- Ощущаешь себя неестественно, - пояснил он. - Наденешь - и успокоиться не
можешь. Удобно, конечно. Но чувствуется дисгармония. Природе вопреки. Так
что по мере возможности я приучаю себя обходиться в жизни одной рукой.
Использовать свое тело, пусть даже и не полностью...
- А как вы режете хлеб? - все-таки не удержался я.
- Хлеб? - переспросил он и задумался, словно не понял, о чем его
спрашивают. И лишь потом наконец сообразил. - А! Что я делаю, когда его
режу? Ну да, закономерный вопрос. Нормальным людям, наверное, и правда
трудно понять... Но это очень просто. Так и режу - одной рукой. Конечно,
если держать нож, как обычно, ничего не получится. Весь фокус в том, как
захватывать. Хлеб придерживаешь пальцами, а по нему туда-сюда лезвие
двигаешь... Вот так!
Он продемонстрировал мне на пальцах, как это делается - но я, хоть убей,
не смог представить, как такое возможно на самом деле. Однако именно этим
способом он резал хлеб куда качественнее, чем обычные люди двумя руками.
- Очень неплохо получается! - улыбнулся он, увидев мое лицо. - Большинство
обычных дел можно делать одной рукой. В ладоши, конечно, не похлопаешь...
Но от пола отжаться можно и на турнике подтянуться. Вопрос тренировки. А
вы что думали? Как я, по-вашему, должен был резать хлеб?
- Ну, я думал, ногой как-нибудь помогаете...
Он громко, от всей души рассмеялся.
- Вот это забавно! - воскликнул он. - Хоть поэму сочиняй. Про однорукого
поэта, который резал хлеб ногой... Занятные получатся стихи.
И с этим я не смог ни поспорить, ни согласиться.
* * *
Проехав довольно далеко вдоль берега по шоссе, мы остановились, вышли из
машины, купили шесть банок холодного пива (поэт, широкая душа, заплатил за
все), после чего отыскали на пляже местечко поукромнее и стали пить пиво,
развалясь на песке. В такую жару сколько пива ни пей, захмелеть не
удается, хоть тресни. Пляж оказался не очень гавайский. Повсюду зеленели
какие-то низкие пышные деревца, а линия берега петляла и извивалась,
местами переходя в невысокие скалы. Но, по крайней мере, не похоже на
рекламную окрытку - и слава богу. Неподалеку стояли сразу несколько
миниатюрных грузовичков, - семьи местных жителей вывезли детей искупаться.
В открытом море десяток ветеранов местного с"рфинга состязались с волной.
Череповидное облако дрейфовало там же, где раньше, и стаи чаек плясали в
небе вокруг него, как хлопья пены в стиральной машине. Мы пили пиво,
лениво разглядывая этот пейзаж, и время от времени болтали о том о сем.
Дик Норт поведал мне, как безгранично он уважает Амэ. "Вот кто настоящий
художник!" - сказал он убежденно. Говоря об Амэ, он то и дело срывался с
японского на английский. На японском выразить свои чувства как следует не
удавалось.
- После встречи с ней мое отношение к стихам полностью изменилось. Ее
фото, как бы сказать... просто раздевает поэзию догола. То, для чего в
стихах мы так долго подбираем слова, прядем из них какую-то запутанную
пряжу, в ее работах проступает в одно мгновенье! Моментальный embodiment.
Воплощение... Она извлекает это играючи - из воздуха, из солнечного света,
из каких-то трещин во времени - и выражает самые сокровенные чувства и
природу человека... Вы понимаете, о чем я?
- В общем, да, - сказал я.
- Смотрю на ее работы - иногда аж страшно становится. Будто вся моя жизнь
под угрозой. Настолько это распирает меня... Вы знаете такое слово -
dissilient"Лопающийся (о плоде) (англ.)"?
- Не знаю, - сказал я.
- Как бы это сказать по-японски... Ну, когда что-нибудь - раз! - и
лопается изнутри... Вот такое чувство. Будто весь мир взрывается
неожиданно. Время, солнечный свет - все у нее вдруг становится dissilient.
В одно мгновение. Ее руку сам Бог направляет. Это совсем не так, как у
меня или у вас... Извините меня, конечно. О вас я пока ничего не знаю...
Я покачал головой.
- Все в порядке... Я хорошо понимаю, о чем вы.
- Гениальность - страшно редкая вещь. Настоящую гениальность где попало не
встретишь. Когда шанс пересечься с нею в жизни, просто видеть ее перед
собой, сам плывет в руки - нужно ценить это как подарок Судьбы. Хотя,
конечно... - Он умолк на несколько секунд, потом отвел в сторону
единственную ладонь - так, словно хотел пошире развести руками. - В
каком-то смысле, это очень болезненное испытание. Будто колют в меня
иглой, куда-то в самое эго...
Слушая его вполуха, я разглядывал горизонт и облако над горизонтом. Перед
нами шумело море, волны с силой бились о волнорез. Я погружал пальцы в
горячий песок, набирал его в ладонь и выпускал тонкой струйкой. Раз за
разом, опять и опять. С"рферы в море дожидались очередной волны,
вскакивали на нее, долетали до волнореза - и отгребали обратно в море.
- Но все же какая-то сила - гораздо сильнее, чем мое эго! - тянет меня к