Чтение 65–й страницы книги ~Гордость и предубеждение~

полезным и эта женитьба отразилась бы выгодно на его положении. Но ответ
Уикхема на этот вопрос свидетельствовал, что молодой человек лелеял
надежду поправить свои дела основательно с помощью женитьбы в новых
местах. При таких обстоятельствах ему, однако, трудно было устоять против
соблазнительного предложения, которое могло его выручить сразу. Они
встретились не один раз - столько всего необходимо было обсудить. Уикхем,
разумеется, запросил больше того, на что мог рассчитывать, но в конце
концов ограничился разумными требованиями. Как только между ними была
достигнута договоренность, мистер Дарси тотчас же поспешил ознакомить с
положением дел твоего дядю и зашел на Грейсч"рч-стрит вечером накануне
моего приезда. Однако ему не удалось застать мистера Гардинера. А из
ответов прислуги он узнал, что твой отец все еще находится здесь, но
должен уехать на следующее утро. Считая, что с ним ему будет не столь
легко объясниться, как с мистером Гардинером, он охотно отложил свой визит
до отъезда мистера Беннета в Лонгборн. Он не назвал своего имени, и до
следующего дня было известно только, что некий господин наведывался к дяде
по делу. В субботу он явился опять. Твоего отца уже не было" Здесь,
по-видимому, вкралась ошибка, одна из немногих в книгах Остен. Миссис
Гардинер не могла приехать после отъезда мистера Беннета и последовавшего
за ним разговора Дарси и Гардинера, так как она приехала в карете, которая
была послана за Беннетом в Лондон", дядя находился дома, и, как сказано
было выше, между ними произошел весьма продолжительный разговор. В
воскресенье они встретились снова, и тогда мне тоже довелось его повидать.
Но обо всем договориться они смогли только в понедельник, после чего в
Лонгборн немедленно был отправлен нарочный. Наш гость оказался очень
упрямым человеком. Думаю, Лиззи, что истинным недостатком его характера в
конце концов является именно упрямство. В разное время ему приписывались
различные пороки. Но этот порок присущ ему на самом деле. Все, что еще
предстояло сделать, должно было быть сделано только им самим, хоть я
убеждена (говорю вовсе не для того, чтобы заслужить благодарность, и
поэтому, пожалуйста, ни слова об этом), что твой дядя охотно бы взялся за
дело сам. Они спорили между собой по этому поводу гораздо больше, чем того
стоили девица и молодой человек, к которым эти споры относились. Но в
конце концов дяде пришлось уступить, и, вместо того чтобы оказаться
полезным своей племяннице, он, вопреки своему желанию, вынужден был только
изобразить благодетеля, не будучи им на самом деле. И я искренне убеждена,
что полученное от тебя сегодня утром письмо весьма его обрадовало, так как
потребовало разъяснений, которые избавляют его от не принадлежавших ему
лавров и отдают их лицу, заслуживающему их на самом деле. Но, милая Лиззи,
все это не должно пойти дальше тебя и, в крайнем случае, дальше Джейн. Ты,
я думаю, достаточно хорошо знаешь, что было сделано для жениха и невесты.
Следовало выплатить его долги на общую сумму, наверно, далеко перевалившую
за тысячу фунтов. Другая тысяча, вместе с ее собственной, была положена на
имя Лидии. А для него был куплен патент. Причину, по которой все это взял
на себя мистер Дарси, я уже назвала тебе раньше. Только по его вине, из-за
его бездействия и недостаточной дальновидности характер Уикхема выступал в
столь ложном свете и он мог пользоваться всеобщим вниманием и
расположением. Быть может, в этом и содержится крупица истины. Однако,
несмотря на прекрасные рассуждения, ты, моя дорогая Лиззи, можешь быть
абсолютно уверена, что дядя ни за что бы с ними не согласился, не будь он
убежден в особой заинтересованности мистера Дарси в этом деле. Когда все
вопросы были разрешены, мистер Дарси вернулся к своим друзьям, еще
остававшимся в Пемберли. Но при этом было условлено, что он снова прибудет
в Лондон в день бракосочетания, с тем чтобы полностью закончить денежные
дела. Думаю, я рассказала теперь решительно все. Это сообщение, как я
поняла из твоего письма, должно тебя сильно удивить. Надеюсь все же, оно
не вызовет твоего неудовольствия. Лидия переселилась к нам, и Уикхем
получил постоянный доступ в наш дом. Он был точно таким же, каким я его
знала в Хартфордшире. Но я ни за что не стала бы говорить тебе о своем
недовольстве поведением в нашем доме невесты, если бы не поняла из письма,
написанного Джейн в последнюю среду, что она ведет себя в Лонгборне точно
так же, как и у нас, и потому это мое сообщение не может причинить тебе
новой боли. Много раз я заводила с ней разговор, пытаясь самым серьезным
образом объяснить ей непорядочность ее поведения и зло, которое она
причинила своей семье.
Я была бы рада, если бы что-нибудь все же было ею усвоено, так как она
явно старалась не слышать моих слов. Иногда я выходила из себя. Но тогда я
вспоминала своих дорогих Элизабет и Джейн и ради них старалась набраться
терпения. Мистер Дарси вернулся точно в назначенное время и, как тебе
известно от Лидии, присутствовал при церковном обряде. Он пообедал у нас
на следующий день и должен был снова покинуть Лондон в среду или в
четверг. Надеюсь, дорогая Лиззи, ты не очень рассердишься, если я
воспользуюсь поводом и признаюсь тебе (чего я никак не решалась сделать до
этих пор), насколько он мне понравился. Его обращение с нами было во всех
отношениях таким же милым, как тогда, когда мы находились в Дербишире. Его
взгляды и здравый смысл кажутся мне безукоризненными. Если ему чего-то и
недостает, так это некоторой живости характера, которую в нем могла бы
воспитать спутница жизни, при условии, что он сделает удачный выбор. Он
показался мне человеком скрытным - едва ли хоть раз он упомянул о тебе. Но
ведь скрытность теперь принята. Ради Бога, прости мне мои, быть может,
преждевременные намеки. И, по крайней мере, не рассердись на меня
настолько, чтобы в будущем закрыть передо мной двери в П. Я не почувствую
себя вполне счастливой до тех пор, пока не осмотрю весь парк целиком.
Думаю, для этого отлично подошел бы низенький фаэтон с парой хорошеньких
пони. Но я не могу больше писать - уже полчаса назад мне следовало
заняться детьми.
Искренне преданная тебе
М. Гардинер".

Содержание этого письма вызвало в душе Элизабет целую бурю переживаний,
радостных и мучительных, - трудно было даже определить, какие из них
преобладали. Прежние смутные и неопределенные догадки, вызванные
неясностью роли Дарси в подготовке бракосочетания ее сестры, над которыми
она даже не смела задумываться - они предполагали проявление такого
необыкновенного великодушия и вместе с тем накладывали на нее столь
серьезные обязательства, - подтвердились, притом в самой полной мере! Он
намеренно отправился искать их в Лондон, готовый ко всем неприятностям и
унижениям, связанным с подобными розысками! Снизошел до роли просителя
перед женщиной, которую презирал и ненавидел! Был вынужден видеть (притом
не один раз), уговаривать и, наконец, подкупить человека, которого всегда
избегал, - даже самое имя которого выводило его из себя! И все это
делалось для девчонки, которую он не мог ни уважать, ни ценить? Сердце
подсказывало Элизабет, что он поступал так ради нее. Но подобное
предположение сразу оказывалось несостоятельным, когда она думала о том,
что даже при всей своей самонадеянности она не может рассчитывать на его
привязанность к той, которая однажды ответила ему отказом, - пусть даже
ему удалось бы преодолеть в себе естественное отвращение при одной мысли о
необходимости породниться с Уикхемом. Свояк Уикхема! Всякое чувство
гордости должно было восстать против такого родства. Разумеется, он сделал
очень много. Ей было совестно даже представить себе сколько. Но ведь он
предложил объяснение своего вмешательства, в которое можно было поверить
без особой натяжки. Казалось вполне разумным, что он испытывал чувство
вины. Он был щедр и имел возможность проявить это качество. И хотя его
прежнюю склонность к ней она не могла считать главным его побуждением,
остатки этого чувства могли все же способствовать его стараниям в деле, от
которого столь сильно зависело ее душевное спокойствие. Как тяжело, как
мучительно было сознавать, сколь многим обязаны они были человеку, с
которым им никогда не удастся расплатиться. Спасение Лидии, ее имени и
чести - все это было делом его рук. О, как горько раскаивалась она теперь
в каждой своей недоброй мысли об этом человеке, в каждой обращенной к нему
вызывающей фразе! Себя она чувствовала униженной. Но она была горда за
него, горда тем, что он превзошел самого себя в проявлении великодушия и
благородства. Она снова и снова перечитывала в письме отзыв о нем миссис
Гардинер. Едва ли он был полным, но он был ей по-настоящему дорог. Она
даже испытывала некоторую радость, смешанную с сожалением, думая об
уверенности Гардинеров в том, что она связана с мистером Дарси доверием и
взаимной привязанностью.
Ее заставил оторваться от раздумий и встать со скамьи шум шагов. И, прежде
чем она углубилась в соседнюю аллею, ее догнал Уикхем.
- Боюсь, сестрица, я не вовремя прервал вашу одинокую прогулку, - сказал
он, подходя.
- Вы в самом деле ее прервали, - ответила она с улыбкой. - Но отсюда вовсе
не следует, что это произошло не вовремя.
- Если бы это было так, меня бы это очень огорчило. Мы ведь всегда были
добрыми друзьями, а теперь стали еще лучшими, не правда ли?
- Да, разумеется. Кто-нибудь еще вышел прогуляться?
- Не знаю. Лидия с матерью поехали в Меритон. Итак, сестрица, как я понял
из слов дяди и тети, вы все-таки навестили Пемберли.
Она ответила утвердительно.
- Я почти вам завидую. И все же мне это, наверно, было бы слишком тяжело,
- в противном случае я вполне мог бы туда заехать по пути в Ньюкасл. Вы,
должно быть, повидали старую экономку? Бедная Рейнолдс, она меня так
любила! Конечно, вам она обо мне ничего не сказала.
- О нет, кое-что было сказано.
- Что же именно?
- Что вы поступили в армию и, кажется, не вполне хорошо себя там
зарекомендовали. На большом расстоянии, вы знаете, многое бывает искажено.
- В самом деле, - произнес он, кусая губы.
Элизабет надеялась, что ей удалось заставить его замолчать. Но вскоре он
заговорил опять: