Чтение 65–й страницы книги ~Дело Локвудов~

- Твои тетки подцепили скарлатину. Сначала заболела Дафна, а от нее
заразилась Рода. Ни та, ни другая не смогла одолеть болезнь. Это случилось
давно, я тогда Не был еще женат на твоей матери. Они едва не умерли, но уж
лучше смерть, чем это. За одну ночь они из здоровых, смышленых детей
превратились в болезненных и слабоумных. Ничего не ели и чахли на глазах.
Мало того, девочки перестали узнавать своих родителей. В конце концов отцу
с матерью не оставалось ничего другого, как отправить их в больницу, иначе
они сделали бы над собой что-нибудь. Хуже того, что они выстрадали, нельзя
и придумать. Я уж не говорю о переживаниях родителей, которые видели их
страдания, но не могли ничем помочь. Все доктора говорили одно и то же.
Воспаление мозга после скарлатины - и никакой надежды на выздоровление. В
таком состоянии они прожили несколько лет, пока Рода не заболела еще
ангиной, а у Дафны не случилось заворота кишок. Можешь пойти в архив и
посмотреть свидетельство об их смерти - о воспалении мозга там не сказано
ни слова. Если бы они умерли от воспаления мозга или от туберкулеза, то
так и было бы написано, но этого там нет. Если семейство Уиннов поднимет
этот вопрос, ты не сможешь отрицать, что твои тетки болели воспалением
мозга. Но болезнь эта началась после скарлатины, и не она послужила
причиной их смерти. Теперь иди домой и подумай. Когда ты все обдумаешь, то
поймешь, я надеюсь, что сын должен проявлять к своему родителю больше
уважения. Иди, Джордж. Ты глубоко обидел меня, и мне не хочется обедать.

- Извини, папа. Прости.

Джордж Локвуд поехал к Терону Уинну и пересказал ему то, что наврал
отец, а тот, как он и рассчитывал, передал все Тому Уинну; и эта
искренность Джорджа, как бы отражавшая прямоту характера Авраама Локвуда,
обезоружила Тома Уинна. Он перестал противиться браку и проникся к
Локвудам уважением. По его настоянию (и при отсутствии серьезных
возражений со стороны Терона и Бесси Уинн) свадьбу решили сыграть на озере
Уинн. Это было огромное событие в жизни местного общества. Ни один из тех,
кто был связан с угольной промышленностью, от управляющего шахтой и выше,
не остался неприглашенным, к какой бы корпорации он ни принадлежал. В
списке гостей, составленном Томом Уинном, значились углепромышленники и
лесопромышленники, порохозаводчики, финансовые и железнодорожные магнаты,
юристы, высшее протестантское духовенство, католический епископ, два
прелата, губернатор штата, три члена сената штата и один член сената
страны. Все понимали, что им предоставляется, быть может, последняя при
жизни Тома Уинна возможность засвидетельствовать почтение этому человеку,
и потому приглашение имело для них силу приказа. Вечером, за день до
свадьбы, на запасных путях близ озера Уинн стояло девять специально
забронированных пульмановских вагонов, а в день свадьбы все рабочие и
служащие Уиннов, начиная с забойщиков и кончая управляющими шахтами,
получили однодневный отпуск с сохранением содержания. Ничего подобного в
этом районе еще не было. Том Уинн хотел быть уверенным в том, что
празднество, которое он затевает, послужит образцом для всех будущих
событий такого рода. Гостей, хотя они не говорили об этом, несколько
смущало то обстоятельство, что их принимал не Терон Уинн, отец невесты, а
престарелый господин с квадратной челюстью и с лицом, свидетельствовавшим
о железной воле, однако они быстро разобрались, что к чему и кто есть кто.
Если такой пир отцу невесты и не по карману, то, по крайней мере, он или
его дочь - на достаточно хорошем счету у богатого родственника, что тоже
неплохо.

- Ты не считаешь, что нам лучше было бы обвенчаться в хиллтопской
церкви безо всей этой суеты? - спросил Джордж Агнессу за день до свадьбы.

- Честно говоря, нет. Денег у дяди Тома достаточно, а суета меня не
волнует. У меня такое впечатление, точно я собираюсь не на свою свадьбу, а
на чужую.

- Ты не чувствуешь себя невестой?

- Нет. Завтра почувствую. Придется играть эту роль, хотя я не очень
хорошая актриса. Ему хочется, чтобы я была красива и выглядела скромно,
как и подобает невесте. Ну, а на все остальное, связанное с этой свадьбой,
я смотрю глазами постороннего человека. А ты что чувствуешь?

- Вероятно, то же, что должен чувствовать твой отец. Что надо быть на
этом торжестве из вежливости. Не по отношению к тебе, а по отношению к
твоему дяде. Если не считать мистера Уинна, больше всех доволен мой отец.
У него с мамой тоже была пышная по тем племенам свадьба.

- Жаль, что нет твоей мамы.

- Да, - согласился Джордж. В действительности же мысль о матери у него
ни разу до сих пор не возникала.

Пресвитерианцы Уинны и лютеране Локвуды нашли, что окрестные церкви -
методистская, которую посещают валлийцы, и католическая, которую посещают
ирландцы, - им не подходят, поэтому, когда Том Уинн предложил совершить
обряд венчания у него в доме, никто, в сущности, не возражал. Такое
решение влекло за собой необходимость ограничить число присутствующих на
церемонии, но Тома Уинна это не огорчало. "Меньше будет слезливых женщин,
только и всего". Однако венчание в доме Уинна вынуждало и жениха сократить
свиту молодых людей, что пришлось Аврааму Локвуду не по вкусу.

- Жаль, что у тебя будет мало дружек, - сказал он Джорджу.

- Почему мало? Четырех достаточно. Пятым будет Пен.

- Больше-то лучше, - настаивал отец, думая об интересах Дела Локвудов.

- Почему же? - недоумевал Джордж. - Если бы венчание происходило в
большой церкви - другое дело. Но раз гостей будет немного, то с моей
стороны было бы нескромно привести с собой десять-пятнадцать дружек.

- Нескромно. Ты совершенно прав. - Авраам Локвуд радовался: его сын был
настолько чуток к правилам хорошего тона, что уже теперь вполне
удовлетворял одному из самых существенных требований Дела.

Жених и невеста выполнили все, что требовалось церковным и светским
обрядами: торжественно шествовали, стояли, кружились в вальсе,
прохаживались среди сотен мужчин и женщин, здороваясь с одними, выслушивая
поздравления других, перекидываясь с кем-то словцом, окликая кого-то по
имени, улыбаясь тем, кого они не знали или не узнавали в лицо.

Прием приближался к концу, пошел сильный дождь, гости засуетились,
забегали между навесами, а Джордж и Агнесса тем временем скрылись в
особняке и переоделись в дорожные костюмы. Кто-то вдруг крикнул: "Они
уезжают!"; крик этот сразу превратился в хор голосов, толпа повалила в
особняк и запрудила парадную лестницу. Агнесса стояла на первой лестничной
площадке и испуганно смотрела то на толпу, то на Джорджа.

- Не бойся, они нас выпустят, - заверил он.

- Где твой букет? Ты не бросила нам свой букет? - крикнул ей кто-то.

- Я не знаю, куда он девался, - сказала Агнесса мужу.

- Не имеет значения, - успокоил он ее и громко попросил: - Будьте
добры, пропустите нас!

- Букет! Букет! - скандировали гости, и Агнесса впервые почувствовала,
что теряет самообладание. Скопление людей, полушутливое (только
полушутливое!) требование букета, растерянный вид отца, тщетно пытающегося
пробиться сквозь толпу, чтобы попрощаться с дочерью, - все это оказалось
ей не под силу.

- Я боюсь, - прошептала она, сжав руку мужа.

- Никто тебя не тронет, - резко сказал он. - Кинут в нас щепоть риса -
и все.

- Я не могу спускаться по этой лестнице. Ни шагу не могу сделать.
Выведи меня отсюда черным ходом. Пожалуйста!

- А, черт! Ну, хорошо.

У парадного подъезда стояла пара лошадей, впряженная в экипаж, на
козлах которого восседал личный кучер Тома Уинна. По мысли Джорджа, этот
экипаж должен был выполнять роль приманки для гостей - усыпить
бдительность наиболее рьяных весельчаков и дать возможность молодым
незаметно выйти из дома черным ходом и сесть в запряженную мулами
санитарную повозку.

- Выйдем через кухонную дверь и - бегом к повозке, - предложил Джордж
Локвуд.

Хитрость удалась: пока гости толпились и шумели в особняке, у подъезда
и на газоне, молодые уже располагались на одеялах в "мясном фургоне", как
окрестили повозку шахтеры. Прошла еще минута, и мулы рысцой покатили их по
направлению к железнодорожному полотну - примерно в трех милях от
особняка, - где стоял наготове, паровоз с прицепленным к нему вагоном,
чтобы отвезти их в Моч-Чанк. Когда они добрались до железной дороги,
Агнесса все еще дрожала и еле переводила дух от волнения.

- Только без истерики, - буркнул Джордж.

- Ее-то я и стараюсь побороть. Извини, но я не могла тогда выговорить
ни слова.

- Это ничего. Теперь успокойся. - В вагоне, кроме них, никого не было.
- Никто больше не будет к тебе приставать. Мы приедем в Моч-Чанк задолго
до отправления нью-йоркского поезда и никаких знакомых там не встретим. А
в Нью-Йорк прибудем раньше одиннадцати.

Когда они сели в нью-йоркский поезд, Агнесса Уинн-Локвуд облегченно
вздохнула.

- Все шло хорошо до самого конца, а потом вдруг что-то со мной
стряслось. И все у меня получалось не так, как нужно. Не попрощалась с
дядей Томом. Не бросила гостям цветы, хотя Рут Хейгенбек очень на это
рассчитывала. И потом - эта толпа и бедный папа. Ты его видел?

- Нет.

- Никогда не забуду его лица. Хочет мне улыбнуться и не может. Его так
сжали со всех сторон, так затерли, что он не мог ко мне пробиться. Мама-то
со мной была, помогала переодеться, а вот папа... бедняга. Я знаю, что он
хотел поцеловать меня на прощание.

- Будет тебе, Агнесса. Я же не собираюсь бросать тебя в Гудзон.

- Бедный Джордж. Я бы не винила тебя, если бы и бросил.

- Не возражаешь, если я выйду покурить?

- Конечно, нет. Я и сама бы не прочь. Но ты иди, а я пока прилягу.

В гостинице им был приготовлен номер люкс. Как только они вошли,