городом редко, словно бы устало, ухали трехдюймовки.
здесь напоминало прифронтовую полосу. Вился ядовитый дым. Скакали казаки. На
тачанках везли раненых. Битые стекла, почерневшие стены домов, на мостовой
кучи стреляных гильз. А на площади... Лучше бы мы объехали эту площадь
стороной! На площади стояли виселицы. Под шестью из них раскачивались
вытянутые фигуры. Полк прошел мимо этого места, как проходят мимо кладбища.
Ни слова. Только лошадиный храп...
сперва несмелые, потом все более громкие разговоры. Оказывается, только
вчера казаки выбили из города упорно обороняющихся красных. Этим непривычным
для нас словом обозначали всех, кто воевал за Советы, за большевиков и за
Ленина. А белые - все, кто против, кто за старую власть.
Речи ораторов показались нам путаными, все много говорили об угрозе
междоусобицы. Впервые прозвучали слова о Добровольческой армии. Ее
организатором называли генерала Алексеева. Он находился уже в Новочеркасске.
И Краснов. И Каледин - на посту атамана Войска Донского. Корнилов, Эрдели,
старший Улагай прибыли в Новочеркасск раньше и тайно от всех, в одежде
крестьян-беженцев. Называли имена Деникина, Маркова, Лукомского. Словом,
весь генералитет, бросив Западный фронт на произвол судьбы, вдруг оказался
на юге. И потащил за собой полки и дивизии, офицерский корпус и, уж конечно,
военное снаряжение.
и сдаваться не собирались. К ним приходили и приходят иногородние*, часть
казаков с турецкого фронта, из пределов Украины. Что в Екатеринодаре -
непонятно. Прибывшая из Турции 39-я дивизия в полном составе перешла на
сторону красных и заняла Тихорецк, через который доставлялось оружие из
Царицына. Новороссийск в руках рабочих. Нам предстояло определить, чью
сторону взять. И брать ли вообще.
районов России.
пошел крупный разговор. - Кому охота воевать супротив своих, иди к
добровольцам. Мне, например, неохота. Пущай генералы власть делят. Уходить
надо, Андрей Михайлыч, да поскорей, пока военным судом не застращали.
Телеусов. - Ростов у кого? У белых? Слух прошел, что в Екатеринодаре генерал
Покровский. Вот мы и пойдем вроде как помогать своим, кубанцам. Голосуй,
командир. Как хлопцы решат, так тому и быть!
Представителей Дона и Добровольческой армии не допустили, сказали: решаем
земляческие дела. Не более чем за час вынесли решение идти в Екатеринодар.
Все понимали, что не к Покровскому, а по домам.
Новочеркасске объявились чуть ли не все министры Временного правительства и
члены Думы. Каледин и Корнилов не пожелали их видеть, отказались принять:
генералы припомнили свой неудавшийся мятеж, распоряжение Керенского об
аресте Корнилова. Что происходило в генералитете, никто не знал, но что-то
очень драматическое. В день выхода нашей сотни налегке из Новочеркасска
застрелился Каледин. Донским атаманом тут же избрали Краснова. Суматоха в
верхах помогла нашему бегству.
казачью в борьбе с кучкой людей, руководимых волею и деньгами императора
Вильгельма". Так он называл большевиков. А тем временем из штаба Краснова
поползли слухи о том, что атаман сам обратился к Вильгельму с просьбой
прислать немецких солдат для борьбы с большевиками.
боевая единица перестал существовать. Часть офицеров и старых казаков
остались в Добровольческой армии, но помехи нам не чинили. Боялись.
Богаевской, паромом переправились через рано вскрывшуюся реку и под
взглядами удивленных станичников проследовали в обход Батайска проселочной
дорогой на хутор Татарский.
зимнюю. Небольшой снег почти всюду сошел, южный ветер успел подсушить землю,
а на склонах и выгревах даже позеленело от молоденькой травы. Настроение
поднялось. Вокруг меня сбились все псебайские хлопцы, да и вообще колонна
как-то незаметно разбилась на землячества и все они обособились. Вольная
волюшка. Пели песни, коней не понукали. Родная сторона все ближе, Кавказ
манил, война осталась где-то далеко-далеко. Тихая и теплая степь с голосами
ранних жаворонков окружила и околдовала нас.
дети, женщины. Широкая грязноватая улица наполнилась голосами. Кто такие
приехали? Откуда? Не видели ли наших?..
Оседланные кони стояли у коновязей. Толпа гудела грозно и страшно. На
корявый тополь полез казачина с веревкой в руках. Сразу вспомнилась
сумеречная, страшная площадь Новочеркасска. Самосуд? Над кем? Ненависть и
презрение к жестоким хуторянам заставила меня скомандовать:
высокий урядник с глазами фанатика. Кобылка прижала уши, и он тут же
отскочил, чертыхнувшись и держась за плечо: изловчилась куснуть. Сморщившись
от боли, урядник крикнул:
красным пробиралась. Листки подметные у ей за пазухой.
вступать в Добровольческую армию.
голову, сидела женщина в порванном черном полушубке. Сапоги у нее уже
стащили, воротник отодрали. Веревка с петлей раскачивалась на тополином
суку. Из толпы неслись проклятия, истошно кричали хуторские бабы.
стекала струйка крови. Глянула, увидела перед собой офицера в бурке и, не
узнав меня, вновь уронила голову. Но я-то узнал!
Кожевниковым. У него задергалась щека: разволновался. Решение пришло
мгновенно.
подняли на ноги маленькую, истерзанную женщину.
поперек седла, Алексей Власович запрыгнул на круп, тронул повод и ловко
выбрался из толпы опешивших хуторян за спины своих.
псебайцы вскинули винтовки.
толкнув его так, что тот чуть не свалился. - Приказ командира сотни сполнять
без разговоров!..
десятка хлопцев. Тогда я поднялся на стременах и громко сказал:
Вы арестовали опасную преступницу. Мы доставим ее в штаб на допрос, а уж
потом будем судить военно-полевым судом. Будьте уверены, она все расскажет и
получит по заслугам. Еще раз благодарю!
кобуре, я пришпорил свою лошадку. Сотня поскакала следом.
сообразить, что к чему.
Мы рысью проскакали еще версты четыре, потом по гребле*, разбитой колесами,
перешли топкий Кагарлык и только там, у одинокого стога сена на луговой
низине, спешились, чтобы стать лагерем.
сгрудившихся вокруг Телеусова и Кати. - А ну, ребята, займись делами, пока
мы тута сами...
без кровинки. Глаз не открывала.
приподняв Катину голову, влил ей в рот. Она закашляла и глубоко вздохнула.
Взгляд ее сделался осмысленным, она осмотрелась, увидела бородатого
Кожевникова, меня. И быстро, по-девчоночьи, зажмурилась.
груди полы рваного полушубка, поджала ноги в мокрых чулках. И только тогда
неуверенно сказала: "Андрей!" Слезы покатились по ее щекам. Сперва плакала
тихо, потом навзрыд. Запоздавшая реакция.