виду превращался из "дохтура" Григория в прежнего угрюмого и
хмурого отца Григорио. Да и с блатарями-пролетариями проис-
ходило нечто странное. Они менялись на глазах - один все
уменьшался в размерах, другой напротив, рос, тянулся головой
к потолку.
кого не может быть на самом деле, отшибли, сволочи, мозги!
Ему вспомнилась почему-то родная московская подземка - весь
этот город под городом, мир под миром, прибежище воров,
убийц, проститок, извращенцев, алкашей, безумцев... И его
потянуло туда, повлекло, ах, если оказаться снова там, в
родном подземелье. Хотя и бывал-то за последние два года
всего несколько раз в этом "родимом" подземелье, а все ж тя-
нуло почему-то. Да, тянуло! Сергей вдруг поймал себя на том,
что про подземку, населенную ублюдками, он вспомнил случай-
но, потому и потянуло. С таким же успехом он мог вспомнить и
сумашедший дом отца Григория, и пирамиду тольтеков под ужа-
сающей статуей полуживого, дышащего и извергающего фонтаны
крови Кецалькоатля, и шалаш дикаря, и подвалы Гардиза, и пы-
точное кресло, и даже невидимую паутину Колодца Смерти, не-
видимую в ослепительно сияющем бесконечном пространстве...
Все казалось родным, близким - не раздумывая, он перенесся
бы в любое из этих мест, все лучше, все чище! Да, везде была
надежда, везде было лучше! Он готов был бежать куда угодно,
лишь бы бежать! Но бутылки-генератора с сатанинским зельем у
него под руками не было, как сбежишь?! Да и где она теперь,
эта бутыль с этикеткой ядреного пойла "солнцедара"?! Может,
и нигде? Может, раскололась при падении с унитаза? Или же
утонула в зловонном красном болоте? А может, ее и вообще не
было, может, все пригрезилось?! Нет, ему не дано никуда сбе-
жать! Он не сможет этого сделать... Сергей вдруг почувство-
вал, что то новое, проникшее в него во время допроса, твори-
мого товарищем Генрихом, все больше и больше подчиняет его
себе. Да, он уже не хотел никуда бежать. Он не имел права
сбегать! Он должен был остаться здесь до конца, до самого
распоследнего конца, все вынести, все вытерпеть! Только это
очистит его от всей скверны, налипшей за последние месяцы и
за всю предыдущую жизнь, от той липкой мерзостной грязи, той
дряни, которой буквально пропитан этот мир, из которой сот-
ворен не только лишь гнусный и подлый зеленый наставничек,
но и все эти омерзительные Григории, белые и черные, гинги,
шаманы, инквизиторы, палачи-любители и палачи-профессионалы,
стражи-каратели и жрецы-исполнители... Он останется среди
них. Но их грязь, их мерзость и подлость не прилипнут к не-
му, нет! Пускай он сам подлец, пускай подонок, сволочь,
жлоб, негодяй, трус жалкий, гнусный бабник, скотина, недоу-
мок, мерзавец, поганец, гад! Пускай вся жизнь его была
сплошной грязью, целым водопадом грязи и гнуси, пускай! Пус-
кай он вытирал ноги о других, и другие вытирали ноги об не-
го, пускай! Пускай он распространял вокруг себя зловоние,
смрад, пускай место его в выгребной яме! Но теперь все не
так, теперь все иначе! И он больше не позволит упасть на
свое очищенное страданиями тело даже капельке грязи! Нет, не
позволит! Они смогут убить его, и убьют! Но они не испачкают
его своей грязью, нет!
молотыми костями. Но все молчал, кусал губы и молчал. Блата-
ри не останавливались. Они неузнаваемо изменились... Нет!
Почему неузнаваемо?! Сергей вгляделся - точно, один стал
совсем маленьким, чуть не карликом! Второй вытянулся под по-
толок, несмотря на то, что колени его были согнуты, да и
спина больше походила на дугу.
сой из гнилозубого рта, ухмыльнулся.
паскудину, остановимся, передохнем малость, и за тебя, суча-
ру, примемся!
длинный хмырь. - Надо. Понимаете, надо!
нулись из глазниц на длинных морщинистых зеленых стеблях,
стали совсем мутными, бессмысленными. С носа упала на пол
зеленая капля... но не скатилась в пыльный шарик, а сама
подползла к ноге длинного и влилась в нее.
его унылый нос-сосиска совсем обвис. Губа отвисла, потекли
желтые слюни. - Ваш куратор уже давным-давно сдал ваше дело
в архив. Да вы не беспокойтесь, там все в порядке - дело за-
кончено. А последнюю точку исполнители поставят, не пережи-
вайте.
пригрозил хмырь-карлик. - Он у меня всю нервную систему, су-
ка, на ... себе намотал, всей жилы повытягивал!
перестал мутузить псевдонищего Григория-Григорио. А потом
плаксиво изрек:
к лешему. Это ж отражение!
обще ничто, пузырь мыльный, паучок в паутинке!
Сергею. - Ты чего, паря?! Кончай!!!
есть! И мир мой есть!И Вселенная моя есть!
нос-сосиску, ухватил цепко, всей рукой, и так долбанул голо-
вой о каменную стену, что хмырь охнул и прикрыл свои мутные
красные глазки.
был исполином.
хищно изогнутое лезвие финкаря. Еле увернулся. Карлик взмах-
нул второй раз, ощерился. Но теперь он имел дело уже не с
прежним Сергеем, а с совсем другим, с новым. И этот новый
Сергей, не отпрыгнул, не дернулся, не упал... Он перехватил
хищное лезвие голой рукой, сжал пальцы, рванул на себя - и
нож вылетел из лапы хмыря.
хмыря ключицу, вторым - сломал хребет. Ногой отшвырнул к
стене' трепещущее тело. Для пущей надежности с маху раздро-
бил каблуком переносицу длинному хмырю. И только тогда вер-
нулся к стене, тяжело привалился к ней, затрясся в нервной
трясучке.
не разве ж поступают? Нехорошо! Душегуб ты!
прижал к себе.
тяжело сопя, - нету в этих тварях души! И не было никогда!
Это не люди! И даже не глина, в которую еще хоть что-то мож-
но вдохнуть. Это гинги! Бездушные твари! Отражения! Призра-
ки! Они вообще не из нашего мира! Они из чужой... нет, они
из Чуждой Вселенной, они из Преисподней, дед ты мой Кулеха!
Не жалей их!
вались, пузырились и исчезали. Инквизитор, он же "дохтур",
лежал мешком и не шевелился.
мечко бредишь! Нельзя ведь так-то!
отделявшее его от мира, пропало. Его уже давно не было. Но
мир от этого не менялся.
ди? Или со всеми разобрались?!
шиеся спящими, встали. И одним движением, будто братья-близ-
нецы, откинули грубые черные накидки.
могли оказаться вместе, в этой смрадной камере, было уму не-
Зыков Виталий
Володихин Дмитрий
Земляной Андрей
Махров Алексей
Шилова Юлия
Майер Стефани