курьером Оноприенко?
Распутиным власти еще предстоит немало повозиться...
поехал. При очередном свидании с царем Столыпин заметил на лице самодержца
блуждающую усмешку... Его, презуса, оскорбляли! Скомкав служебный день, он
отъехал на нейдгардтовскую дачу - в Вырицу, до вечера сидел в скрипящем
соломенном кресле, закручивая усы в кольца. В сторону затуманенной речки,
названивая на гитарах, прошла компания вечно юных студентов и милых
барышень-курсисток... Счастливые люди - им было хорошо.
безногая дочь Наташа, а под локоть ее поддерживал красивый лейтенант флота
(жених!). Что ж, жизнь продолжалась... Из темной зелени ревели неугомонные
граммофоны, над крышами дач расплескивало за полночь сладостный сироп
собиновского тенора: "Дышала ночь восторгом сладострастья..." А из
отдаления, со стороны станции, неслось родимое, такое ветхозаветное и всем
знакомое: "Карауул! Грааабят..."
Государственного Совета, он же и министр внутренних дел (завтра у него
второе свидание - тоже опасное).
****
вокзального перрона - в светло-серой шинели, в дворянской фуражке,
обрамленной красным околышем. В числе путейцев, носильщиков и публики
Столыпин наметанным глазом определял агентов охранки, обязанных подставить
свою грудь под пули, которые будут направлены в него - в государственного
мужа... Все было в порядке вещей, и Столыпина уже трудновато чем-либо
удивить. Наконец запыленный поезд вкатил зеленые вагоны под закопченные
своды Николаевского вокзала. Столыпин еще издали помахал фуражкой - рад,
р-рад, р-р-рад! Из вагона вышел мужиковатый человек в кургузом пиджачишке,
помогая сойти на перрон детям, следом появилась сухопарая некрасивая дама.
головкам, молча двинулись к царскому павильону, в тени которого премьер вел
себя по-хозяйски, почти по-царски.
им помыться после дороги... Ольга Константиновна, извините, но вашего
Степана я забираю для важного разговора!
страшно скованно, попав из самарской глуши сразу в царскую обстановку, где
сам (!) премьер империи наливает ему рюмочку арманьяка. Столыпин знал, что
делает, когда вызвал Степана в столицу. В этом притихшем чиновнике
скрывалась потрясающая (полицейская!) память на мелочи. Умный.
Желтые ногти. Чувствителен к взглядам: посмотришь на руку - прячет ее в
карман, глянешь на ногу - подволакивает ее под стул. Нос пилочкой. Глаза
влажные, словно вот-вот пустит слезу. На пальце колечко (узенькое).
Чадолюбив. С хохлацким акцентом: "телехрамма", "хазеты", "хонспирация",
"Азэхф"... Таков был Степан Белецкий.
хонсервативен. Но хогда дело хоснется чужого добра, тут он сразу
социал-демократ, да еще хахой! Знаю я их... сволочей. "Давай дели на всех...
наше будет!"
тепловатый коньяк. Долго хрустел золотою бумажкою царской карамели. Мимо
окон павильона прошел дачный поезд - петербуржцы, обремененные кладью,
спешили к лесам и речкам, ища отдохновенной прохлады... Столыпин заговорил
по делу:
высоким: "Падите на нас и прикройте нас..." Я тоже хочу прикрыться! Не знаю,
откуда посыплются пули - слева или справа? В конце-то концов это даже
безразлично... Поверь мне, Степан: мне давно наплевать, где подписан мой
приговор - в ЦК партии эсеров... или на Фонтанке, в департаменте полиции!
на втором этаже Таврического дворца, по секрету от думцев, для него сделана
блиндированная комната. - Но никакая броня не спасет. Мне нужен свой человек
на Фонтанке...
в МВД влияние генерала Курлова, ибо в нем видел не только соперника, но и
врага...
ошалении.
Мне хочется плакать от счастья. Подумай: сын народа, щи лаптем хлебал,
зубами скрипел, так мне было, и...
полицейщине, как в луже? Прошу, откажись.
понимаешь. Я должен делать карьеру. Ради тебя. Ради детей. Ради куска хлеба
под старость... Для кого же я стараюсь?
на Фонтанке? Степан отвечал премьеру:
бегают, а носятся по коридорам как угорелые кошки... Вижу, что попал прямо в
парилку. Вот только жена беспокоится, как бы чего не вышло!
предчуют беду лучше мужчин - сердцем.
****
в нашу богатую историю под названием Первой Всероссийский Праздник
Воздухоплавания. Пилоты напоминали тогда птичек, летающих внутри своих
порхающих клеток. Чуткий поэт Александр Блок уже давно прислушивался к
новому шуму XX века - это был шум работающих пропеллеров:
высоты - шестисот метров; он же побил все рекорды продолжительности полета,
продержавшись в воздухе два часа и четыре минуты! "Для него, - с восторгом
писали газеты, - не существует невозможного в авиации". Полиция на всякий
случай тут же установила "Правила летания по воздуху", что дало повод
выступить в Думе депутату Маклакову: "Не понимаю, как полиция мыслит себе
контроль за правильностью полетов? Я думаю, в конечном итоге это будет
выглядеть так. Летит, скажем, Уточкин или Заикин, а за ними геройски ведет
аэроплан жандармский генерал Курлов и грозным окриком, как городовой на
перекрестке, делает им замечания..." Следом поднялся на трибуну иронический
Пуришкевич: "Я понимаю тревогу своего коллеги Маклакова. Но полиция,
заглядывая в будущее, поступает правильно. А то ведь, сами знаете, господа,
как это бывает... Найдется какой-нибудь Стенька Разин, который раскрутит
свой пропеллер, взлетит на недосягаемую для смертных высоту и шваркнет
оттуда пачку динамита на Царское Село с его венценосными жителями. Тогда мой
коллега Маклаков громче всех будет кричать о том, что у нас безобразная
полиция, которая ест хлеб даром... Я - за полицию даже под облаками!"
учитывая большую популярность авиаторов-чемпионов, незримо использовала
Неделю воздухоплавания ради заигрывания перед армией и перед народом.
А.И.Гучков от лица думской общественности уже слетал в Кронштадт и обратно,
а теперь - от имени правительства! - наступала очередь лететь и Столыпину...
На зеленом поле Комендантского аэродрома колыхалась трава.
Орловский Гай Юлий
Самойлова Елена
Корнев Павел
Каргалов Вадим
Шилова Юлия
Березин Федор