Чтение 65–й страницы книги ~Любовники в заснеженном саду~

зубочистки; Марлен Дитрих и Грета Гарбо в шмотках унисекс; рыба как
раннехристианский символ Иисуса; мускусное дерево как парфюмерный символ
Giorgio Armani; немецкий экспрессионизм, Лукас Кранах-старший под ручку с
Питером Брейгелем-младшим, рецепт приготовления соуса ткемали, пара никому
не нужных Бодхисаттв, пара заученных фраз из "Лолиты", певица Тори Амос,
иллюзионист Гудини, мотоцикл Харлей-Дэвидсон, Бруклинский мост, старый хрыч
Тимоти Лири, старая хрычовка Мать Тереза; банка с томатным супом от Энди
Уорхолла, тиара от папы римского; педикулезный режиссеришко Райнер-Вернер
Фассбиндер, которого Виксан рекомендовала называть не иначе, как Фасбом, это
делает культуру ручной; увертюра к "Тангейзеру", два анилиновых
мазилы-гомосека Гилберт и Джордж, фильмец "Ханна и ее сестры", книжонка
"Иосиф и его братья"... И шикарное "Пошли к черту" на тринадцати языках...

Но к черту я не пошла, ни на одном из тринадцати, тем более что ни Лукой,
ни Вероникой в доме и не пахло. И это позволило мне безболезненно заняться
прочесыванием этажей.

Квартиру Ангела я нашла на четвертом. Откуда-то со двора доносились
гулкие детские голоса, а здесь царила напряженная тишина.

Еще раз сверившись с цифрами на обрывке счета, я подошла к двери.

Господи, сделай так, чтобы ни один из четырех ключей не подошел! Марлен
Дитрих, Грета Гарбо, Бруклинский мост, увертюра к "Тангейзеру", сделайте
это!..

Именно на последних тактах чертовой увертюры, которая звучала в моих
мозгах запиленной граммофонной пластинкой, ключ сработал.

Третий из связки.

Он легко провернулся в замке, и дверь открылась. Когда я захлопнула ее за
собой и прислонилась к ней взмокшим от напряжения затылком, сердце мое
бешено колотилось. Но черт возьми! Я решилась, решилась! И это оказалось
совсем несложным - решиться. Решиться - и попасть в другую жизнь Ангела.
Всего лишь два поворота ключа, только и всего. Два поворота ключа, чтобы
убедиться, что она действительно существует...

Даже если бы я не знала, что это квартира Ангела, я поняла бы это, стоило
только пройтись по ее кромке. В том нашем испанском доме, с Девой Марией и
собаками, Ангел был всего лишь гостем, таким же, как и мы. Гостем,
приехавшим чуть раньше нас и едва успевшим распаковать вещи и покормить
псов. А здесь - здесь он хозяин! Квартира пахла кожей Пабло-Иманола Нуньеса,
смотрела на меня шерстяными глазами Пабло-Иманола Нуньеса, разевала джазовую
глотку Пабло-Иманола Нуньеса, здесь все было ему впору: и пожелтевшие
плакаты ("Original Memphis fives" ,
"Cotton Pickers", "Innovations in the Other" ); и вещи, сваленные кое-как, дорогие и деше"Сборщики
хлопка"(англ.) вые вперемешку, и сотни аккуратно сложенных дисков; и
звуковые колонки, натыканные по всем углам, и недопитый выцветший кофе на
столе, и незастеленная постель - все напоминало Ангела, все...

Комнат было всего лишь две - побольше и поменьше. Та, что поменьше,
служила спальней; побольше - кабинетом, гостиной и кухней. Типичное
холостяцкое стойло, с налетом романтизма, способного очаровать начинающую
проститутку, - даже запылившееся банджо имелось, правда, без трех струн.

На банджо была наброшена мягкая широкополая шляпа в духе джем-сейшена с
пивом, виски без льда и горячим потным шепотом: "А ну-ка, посвингуй!" И я не
нашла ничего лучше, чем водрузить шляпу себе на макушку. Но этот дурацкий
жест сразу же принес успокоение. Взять меня за рубль двадцать в такой шляпе
было невозможно.

Кроме того, шляпа подсказала мне, что делать.

Вопроса "что делать в квартире Ангела" Динка старательно избегала, так
же, как и задиристого словечка "шмон", ограничиваясь фразой: "Посмотришь по
обстоятельствам". И еще одной: "Может, удастся узнать, кто такой Ангел на
самом деле". Я могла бы сделать вид, что осмотрела квартиру, - на это ушло
бы минут пять, не больше. Я могла бы ее просто осмотреть, и тогда пришлось
бы накинуть еще полчаса.

Но я задержалась надолго.

Из-за шляпы.

Шляпа резко сузила поле поиска, она сразу же уткнулась мордой в стеллаж,
предательница! Стеллаж занимал всю правую стену в гостиной-кухне-кабинете,
книг в нем было мало, зато других вещей оказалось в избытке.

Самых разных, но наверняка принадлежавших Ангелу.

Болтливых вещей, предательских. Таких же предательских, как вероломная
джазовая шляпа.

Судя по всему, Ангел давно не появлялся здесь, ведь все это время он
проводил с нами. Ангел давно не появлялся здесь со всем своим джазовым
хозяйством - и вещи заскучали. Пара самых настоящих, истыканных ракушечником
амфор на нижней полке, пара венецианских масок, пара деревянных голландских
башмачищ - кломпов; пара раковин Каури - нежно-розовых, с распяленными
закостеневшими губами, пара нэцке, самых настоящих, а не слепленных наскоро
из столярного клея и рыбьей требухи... Запыленная стеклянная банка со
множеством монет, расписанные тонкой тушью тыквы-горлянки, большая пивная
кружка с веером торчащих из нее китайских палочек для еды... Керамическая
птица, откликающаяся на имя Кетцаль (в Виксановом культурологическом списке
Кетцаль шла под номером 21, прямо перед Лукасом Кранахом-старшим), несколько
обглоданных фигурок языческих божков и - ритуальных животных и вполне
удачная, не вызывающая никакого чувства протеста копия ацтекского "Круга
солнца" (номер 24 в списке)... Картину дополняли огрызок мрамора и старая
пишущая машинка... Никакой системы в подборе всего этого добра не было, и
оно выглядело по-туристически необязательным. Должно быть, подобные вещдоки
дарили Ангелу женщины - в память о проведенных в его объятиях ночах. Я так и
видела их, всех этих небрежно сколоченных голландок, гречанок с пушком над
верхней губой, монохромных итальянок, экзотичных рисовых уроженок китайской
провинции Чжэцзян и засидевшихся в девках швейцарок - проездом из Акапулько
в Цюрих-Интересно только, кто подарил Ангелу кольцо?.. Я нашла его надетым
на хвост деревянной обезьяны. Обезьянья морда, больше похожая на
вдохновенное лицо предводителя какой-нибудь тоталитарной секты, не внушала
ничего оптимистического, но кольцо на хвосте... Так, дешевенькое колечко,
даже на сувенир не тянуло, но что-то в нем было такое... Это стало ясно,
стоило только машинально водрузить его на палец. И пальцу сразу же не
захотелось с ним расставаться. Кольцо было явно женским, далее скорее -
детским, только дети способны искренне радоваться подобным стекляшкам. А
может быть, его и забыла здесь начинающая проститутка, очарованная джазовым
логовом Ангела?..

Пока я лениво размышляла об этом, глаза, предоставленные сами себе,
скользили по полкам. Фотографии.

Фотографии - это уже интереснее. Фотографий было несколько, заправленных
в простецкие домовитые рамки. Точнее - три. Первые две почти не задели меня.
Ангел и разухабистая компашка в кафе. Ангел и саксофон на коленях - я нашла
снимок милым, хотя Динка наверняка назвала бы его эротическим. Ангел держал
саксофон так, как держат в объятьях любимую женщину, нет, он все-таки душка
- Ангел...

Вот только третья фотография...

Перед третьей я простояла долго - как перед картиной в музее. И эта
картина, вернее - графический лист, - имела вполне конкретное название, как
раз из Виксанового списка: "Сон разума рождает чудовищ". Оригинал "Сна...",
если мне не изменяла память, болтался где-то между 1797 и 1798 годами. А
фотке исполнилось четыре, если судить по старательно расписанной таймером
дате, которая выглядывала из рамки: 23.15/ 09/08/9..

Персонажей на третьей фотке тоже было трое: четырехлетней давности Ангел,
четырехлетней давности русская жена Ангела...

И Ленчик.

"Сон разума рождает чудовищ".

Я ущипнула себя за руку. Нет, я не спала. Не спала, а Ангел, русская жена
Ангела и Ленчик смотрели прямо на меня. И улыбались. Без всякой задней
мысли.

Ленчик знал Ангела задолго до нас с Динкой; четыре года - достаточный
срок, чтобы называть кого бы то ни было "mio costoso", следовательно,
появление Пабло-Иманола Нуньеса в клубе "Пипа" было совсем не случайным.

Совсем.

Ленчик просто сдал нас с рук на руки своему "mio costoso", да нет же,
черт... Он просто сдал нас. И все в его письме было правдой, иначе зачем
скрывать знакомство? И кто такой Ангел?

И кто такой Ленчик?

Нет, не продюсер Леонид Павловский, раскрутивший скандально известный
дуэт "Таис", а тот, четырехлетней давности Ленчик?.. И каким образом пути
Ангела и Ленчика пересеклись, уж не Ангелова ли жена приложила к "этому
руку? Или Ленчик - еще до нашего с ним попсового проекта - копался в джазе,
как свинья в желудях, и среди этих желудей нарыл Ангела? На каком-нибудь
полулюбительском фестивалишке, где собираются подражатели подражателей,
тыловики, обозники и прочая джазовая шваль... И почему в нашей двухлетней
одиссее с Ленчиком никогда не всплывала Испания?.. И почему она всплыла
только сейчас?

Неизвестно, сколько я простояла перед фотографией, пожирая ее глазами.
Ангел - русская жена Ангела - Ленчик. Ленчик - русская жена Ангела - Ангел.
Вариантов было не так уж много. И все они смутно беспокоили меня. Почему
Пабло-Иманол Нуньес со снимка был так застенчив со своей русской женой со
снимка? Почему он так целомудренно держался поодаль от нее? И почему Ленчик
со снимка так по-хозяйски распоряжался фотографическими коленями русской
жены Ангела? Заросшая голова Ленчика пристроилась как раз в этом дивном
месте. А пальцы русской жены Ангела поглаживали ухо Ленчика. А Ангел -
рассеянный испанский собственник Ангел - снисходительно взирал на подобное
безобразие.

Забавно.

Настолько забавно, что стоит вытащить фотографию из рамки.

Я вытряхнула снимок раньше, чем успела сообразить, для чего это делаю. И,
как оказалось, не зря. Подпись на обратной стороне того стоила. Ленчикова
подкладка, Ленчикова изнанка, двойное дно, которое никому не пришло в голову