Или не так?
занимались. Люди даже перед собой немного лицемерны. Одни только
говночисты знают, что им выпала доля копаться в дерьме, и копаются в нем,
не стесняясь этого. Все остальные, делая даже говенные дела, убеждают себя
в том, что осчастливили человечество одним своим появлением на свет. Так
устроена наша психика. Даже собственные преступления мы готовы объяснять
так, чтобы те выглядели простительными.
за которое мы взялись, нечестное...
воровской малине, на конспиративной встрече три пахана принимают решение
провести "стрелку" и перемочить противников - мораль обязывает такое
считать преступным. Это осуждают все - политики, пресса, законопослушные
граждане. Но вот в Кремле, на такой же конспиративной встрече, президент и
его камарилья... Называть фамилии? Нет? Конечно, вы их знаете. Так вот,
камарилья принимает решение вызвать на "стрелку" целую Чечню, замочить
побольше чеченцев, нисколько не жалея своих, - это что, морально? Нет?
Почему же тогда Конституционный суд России сказал: все нормально,
президент имеет право принять решение и послать на убой своих избирателей.
Даже если это все ради собственного интереса. Вот и цена морали, в которой
воровские паханы осуждаются, а паханы государства - поддерживаются законом.
зарплату, - дело постыдное. Ворюга ездит на "Мерседесе", его все знают и в
милиции и в прокуратуре, но ничего против сделать не могут. Значит,
главным мерилом силы и власти стали деньги. Вы хотите выжить? Принимайте
условия, которые вам предложили. И не надо рассуждать. От этой русской
болезни стоит лечиться...
возвращались.
стараясь держаться в стороне от всего, что хоть маломальски напоминало
тропы, натоптанные людьми.
многим признакам, ею давно никто не пользовался. Да и зачем, если здесь
можно было проехать только верхом или на телеге, а их в округе скорее
всего не осталось.
пересек дорогу и собирался снова углубиться в лес.
открытое пространство, а вот не получилось. Чего-то он недоглядел. И
недоглядел сильно: впереди, слева из-за кустов, поднялся человек в
камуфяже и мягкой кепочке на голове. Значит, противников двое. Один -
впереди, второй - сзади.
же как мог сложил сербскую фразу: - Не схватао. Do not understand. He
понимаю.
по-крестьянски смущенно: вроде бы догнал бычка, который отбился от стада,
и неожиданно обнаружил - бычок-то чужой. Будь этот заросший рыжей щетиной
человек кем угодно, солдаты нашлись бы как поступить. Но он оказался
англичанином. А оба вояка знали, что на базе служат иностранные
инструктора, в их числе, - енглезы - англичане. Правда, тип, стоявший
перед ними, почему-то шлялся по горам, и, видно, не первый день. Это не
составило трудностей подметить. Но, может, все так предусмотрено, и кто
знает, как отнесется начальство, если патрульные обойдутся с задержанным
по всей строгости: дадут пару хороших тумаков, обыщут, отберут оружие. К
тому же было ясно видно, что странный англичанин - тупоглавац -
тупоголовый как пробка. С таким и не поговоришь толком.
напарник. Бесшумно скользнув в сторону, он возник за спиной солдата,
который с автоматом стоял за Мишиным.
вверх, чтобы не задеть товарища, высадил отпущенные умным автоматом три
патрона в поясницу противника. Стреляя под острым углом, он не боялся, что
пули попадут в Мишина. А тот словно ждал этого момента. Он бросился на
вояка, который растерянно стоял перед ним.
когда тот, в ужасе кося глаза на сверкавшее лезвие ножа, спросил:
запах чужого рта - дело малоприятное, и Мишин был бы рад поскорее
закончить разговор, но точные ответы о том, кого они еще могут встретить в
лесу, его крайне интересовали.
зоны, начала наблюдение за жизнью базы.
из него диверсанты, подтвердились.
необычная суета. Из бокса открытого гаража выехал грузовик и остановился
посреди плаца. За ним к тому же месту подъехала вторая машина. Из здания
казармы к грузовикам без строя, цыганским табором, поодиночке и группами
потянулись солдаты - крепкие парни в камуфляже и черных беретах. С собой
они тащили поклажу - вещевые мешки зеленого цвета, набитые барахлом. На
плече каждый нес короткоствольный автомат. Скорее всего это были
"скорпионы" югославского производства.
больше походила на истязание. В спецназе не любят постепенности. Здесь
людей сразу пробуют на излом, наваливают на них нечеловеческие нагрузки.
профессионалов. Постепенно солдаты, которых безжалостно гоняют и в хвост и
в гриву, озлобляются против всего и всех, в том числе против своих
командиров.
ко всем, с кем приходится сталкиваться в боевом противостоянии, на ком
можно будет квалифицированно выместить накопившуюся ярость. Эти люди
привыкают к повышенному содержанию адреналина в крови. Обычная жизнь им
быстро начинает казаться пресной. Зато меткий выстрел, бросок гранаты,
удар ножом в чью-то грудь или живот доставляют искреннее и глубокое
удовлетворение.
если, конечно, не падают от пули или ответного удара клинка.
тому, что прощаются с учебной базой. Им, должно быть, казалось, что все
самое трудное уже позади.
Сипло гудя на прощание клаксонами, грузовики тронулись, держа путь в
долину.
темным металлическим блеском. Заметно посвежел воздух. На востоке зажглась
и засветилась первая яркая звездочка.
наблюдать, стараясь определить, сколько бойцов и обслуги еще осталось на
территории.
грузовик. К нему с разных сторон подошли десять человек: семеро мужчин в
камуфляже и три женщины, возможно, лагерные куварицы- поварихи.
уехала.
инфракрасной сигнализацией. Три невидимых простому взгляду луча на разных
уровнях один над другим протянулись вдоль границы участка.