уже превысила сто метров, и следовало принимать окончательное решение.
Андрей понимал, что реально оценить обстоятельства ему помимо всего мешал
элементарный страх. Липкий, разъедавший волю как ржа. Раньше с ним такого не
бывало. И все потому, что обстоятельства требовали тогда мгновенных решений
и действия обгоняли испуг. А здесь, оказавшись один на один со злом и не
имея возможности открыто бороться с ним, Андрей испытывал неодолимое
угнетение стрессом.
тоскливое чувство одиночества, и он начинал жалеть, что не завел семьи, не
имеет собственного угла и детей. С возрастом ощущение собственной ненужности
приходило все чаще. Он пожертвовал всем ради кажущейся свободы, ради
профессии, которую любил. Казалось бы, поступал, всегда сообразуясь со
своими желаниями, не ущемлял своих прав ненужными обязательствами, а
простого уюта так и не познал. Знакомства с женщинами у него кончались
всегда одинаково: какая дура станет связывать себя с человеком, которого
неустроенная жизнь таскает по земле как шар перекати-поля и который не
желает бросить якорь у благоустроенного цивилизацией берега! А сейчас,
конечно, было уже поздно. Двадцать лет - ума нет, и не будет. Тридцать лет -
жены нет, и не будет. А ему уже стукнуло сорок. В таком возрасте мысли о
женитьбе кажутся не только несбыточными, но и пугающими. И казались бы, если
бы не Альфия.
по-юношески переживать ощущения, подаренные женщиной. Он вновь ощущал то
пряный запах волос Альфии, то нежную упругость ее груди, то влажность
отзывчивых губ, то будто слышал похожий на шелест тихий шепот: "еще", то
глубокий стонущий вздох и чувствовал внезапную расслабленность двух тел,
рука об руку совершивших тяжелое восхождение на вершину, с которой они
увидели яркую вспышку бушующего света, ослепившую их и затопившую все вокруг
ощущениями бурной радости.
странное сочетание девичьей целомудренности Альфии, ее внезапно
прорывавшуюся стеснительность и неожиданно открывавшуюся жизненную мудрость
в моменты, когда он того не мог ожидать. Она была полна душевной чистоты, и
в то же время ее, как и его, сжигал огонь зрелых желаний, палящий и
опьяняющий.
этого не говорил. И скорее всего не потому, что не хотел признаваться себе в
еще неизжитых слабостях юности, а из боязни обмануться, если что-то в их
судьбах не свяжется, и он ее уже никогда не увидит.
не изображали, что любят, а любили по-настоящему, беззаветно и строго.
которой бы он мог открыть себя так, как не открывал никому, никогда.
подолгу не давали Андрею заснуть, и он часами лежал на спине, глядя в
потолок натянутого тента, пока сон, беспокойный, неглубокий, нервный, не
брал свое.
утра, Андрей в самое знойное время, около двух дня, ушел в палатку
отдохнуть. Но только улегся, как за пологом раздался шум беспокойных
голосов. Задремать под такой аккомпанемент не было никакой возможности.
Андрей встал, выбрался из палатки и невольно зажмурился: яркое солнце било
прямо в глаза.
о чем-то спорили рабочие.
рабочих и стать причиной скандала, но лучше было не показывать этого.
прикасаться к такому грузу. Говорят, это грех.
умолкли.
себе внимание. Разговоры прекратились, но лица рабочих оставались сердитыми.
- Вы правильно поступили, не пожелав разгружать эти ящики.
груз, о котором он договорился в Москве с генералом Травиным. И теперь
предстояло сделать так, чтобы о свинине не пошли разговоры по лагерю.
Бросил ее под ноги и растоптал.
вам еще раз придется столкнуться с этими ящиками. Я заказал эти консервы для
собак чабана. Они дешевые. Вы ведь знаете: насчет того, что могут есть
собаки, пророк не оставил распоряжений и запретов. Разве не так?
было закончить подготовку к тампонажу скважины. Чтобы надежно закупорить ее
ствол и не дать радиоактивным газам взрыва вырваться наружу.
трубу, которая подходила по диаметру для того, чтобы заклинить скважину
где-нибудь на глубине ста - ста десяти метров. Во время работы к ним подошли
Иргаш и его верный спутник Кашкарбай.
место. Движение воздуха, которое может образоваться в подземелье, нельзя
считать полезным для того предмета, который мы ищем.
подозрения. - Она просто пролетит внутрь до дна.
диаметра скважины. Эта труба плотно заклинится где-то на глубине ста метров
и заткнет отверстие как большая пробка.
Делайте все, как велит мастер.
Алмазная коронка легко резала доломит, погружаясь в глубину скалы сантиметр
за сантиметром. Когда до свода, по расчетам, оставалось с десяток
сантиметров, Андрей приказал поднять снаряд.
быстрый взгляд и стал внимательно осматривать коронку. Разглядывая резцы,
сокрушенно цокал языком.
Проблемы твердости горных пород его мало интересовали.
предосторожностями. Определить толщину породы, отделявшей забой скважины от
пустого пространства каверны, не представлялось возможным. Значит, если
поторопиться, то вполне могли возникнуть две неприятности. Во-первых, внутрь
подземелья может рухнуть пробуренная порода. Если марка, поставленная
геодезистами, точно совпадала с центром устройства, то удар придется по
чемоданчику. Что тогда произойдет, можно только гадать. Вторым, не менее
опасным следствием неосторожности мог стать обрыв снаряда. Пока коронка
давит на забой, вся колонна труб имеет опору. Но, если колонковая скользнет
в пустоту, вес свечи может разорвать какую-нибудь штангу в верхней части
снаряда.
Огромное стальное копье ворвется в каверну, сокрушая все, что там есть.
другие отошли в тень домика и улеглись на теплую землю.
увеличивая его механически, начал проходку. Чтобы видеть, как погружается
снаряд, он на одной из штанг сделал белой краской отметки, через каждые два
сантиметра.
запустил в скважину стеклянную крошку и сорвал керн с основания.
Вместо нее навернул на колонковую трубу стальную пробку с приваренным к ней
карбидвольфрамовым сверлом.
сквозное отверстие. Это позволяло решить сразу две проблемы: определить
истинную толщину камня, отделявшего буровой снаряд от пустоты, а также
значительно уменьшить размер осколков, в случае, если керн провалится вниз.