стояла новенькая кровать с никелированными головками и матрацем. Русинов лег
и покачался - мягкая пружинистая сетка...
понял? Еще раз увижу тебя с ней- ноги переломаю без всякого ордера. Жених
нашелся...
теще, чтобы утром мне горяченьких блинчиков принесла. Со сметанкой!
прежде чем уйти. Почему-то в сознании Русинов не воспринимал его как отца
Ольги. Но тут же из защитника правопорядка участковый превратился в
защитника своей дочери. И сразу исчез куда-то весь его опыт,
профессиональная наблюдательность и милицейский гонор. Русинов посмотрел в
окно: капитан прошел напрямую по картошке, перелез через изгородь и пропал в
темноте. Любовь Николаевна знала, что такое нефритовая обезьянка. Этот
опознавательный знак, пароль, если его не спас, то, по крайней мере,
остановил арест и выдачу Русинова Службе. Участковый посадил его в этот
склад скорее из боязни, что он может встретиться с его дочерью, ибо старуха
была права- зачем ему бежать? Она прекрасно знает его цель, иначе бы не
откликнулась на обезьянку, и теперь, возможно, хранители должны
посоветоваться, как поступить с Русиновым дальше. Сдать его в прокуратуру, в
клинику для душевнобольных либо найти иной способ нейтрализовать Мамонта.
бежать из этого амбара к ней. Русинов ощупал решетки на двух небольших
окнах- сделано на совесть, наверное, еще до войны: гвозди самокованые,
прутья не расшатать. И срублен склад крепко, бревна посажены на мох и на
шканты (круглые куски дерева); пол же, судя по его непоколебимости, собран
из толстых, распущенных надвое, бревен. Без лома ничего не взять... Он
пошарил на стеллажах - чисто. "Мешок" был на сей раз деревянный, с видом на
реку, но ничуть не уступал каменному. Там хоть была зажигалка...
Выходило, что все-таки окна и простенок между ними. Он подождал, когда
начнет светать, встал и ощупал косяки. Пазух над верхними почти не
оставалось, осевшее строение давным-давно сомкнуло все щели, мох между
бревен спрессовался до крепости картона. Даже если выковырнуть его, на что
потребуется полдня, все равно не осадить бревна простенка так, чтобы верхнее
освободилось и шкант вышел из гнезда в верхнем бревне. К тому же концы
бревен простенка имели шипы, прочно стоящие в пазах косяков: все сделано по
правилам плотницкого искусства. Но над окнами было всего два ряда и ко
второму было прибито железо. Амбар небольшой, лес давно просох, и крыша
легкая. Оставалось единственное - поднять верхние ряды бревен вместе с
потолком и выломать простенок.
тюрьма, наверняка предупрежден,- Русинов начал разбирать стеллажи. Снял
доски с полок, оголив каркас, а затем оторвал четыре вертикальных стойки,
сделанные из толстых брусков. Самый длинный он упер в верхний косяк окна,
поставив второй конец на широкую доску, и другой стойкой стал распирать эту
конструкцию, стремясь поставить первый брусок в вертикальное положение.
Получался довольно мощный клин и одновременно рычаг, на который можно было
давить всем телом. После нескольких рывков послышался треск вверху- ряд,
перекрывающий окна, тронулся с места. Русинов ощупал пазы и с удовольствием
отметил, что спрессованный мох освободился от давления. Но дальше все
замерло: слишком велико стало трение вертикального бруска о доску, лежащую
на полу. Требовалось смочить, но участковый не оставил ни капли воды.
Пришлось использовать подручные и не совсем приличные средства.
приподнялись на два сантиметра. Можно было пальцами выковыривать мох.
Оконный блок поднимался вверх вместе с косяками и решеткой. Русинов расшатал
простенок, убрал мох из пазов, и образовалась щель в ширину спичечного
коробка. Однако плоский и довольно толстый шкант сидел в верхнем бревне еще
глубоко и прочно. Тогда он вставил доску под оконную подушку, встал на нее
ногами и стал давить одновременно двумя рычагами. Заскрипели шканты, из
щелей посыпался растертый в пыль мох. Он подстраховался, загнав брусок между
бревен, и теперь оставалось вывернуть хотя бы одно бревно из простенка.
Русинов снял головку с кровати, вставил ее между косяком и торцом бревна и,
расшатывая, постепенно вытащил его из проушины. С улицы подул свежий
предутренний ветер. Можно было уже с трудом, но выбраться наружу, однако он
вывернул еще одно бревно и, не убирая конструкции рычагов, вылез через дыру
вперед ногами: под стеной тюрьмы густо росла крапива.
длинный, широкий, как ангар. Вокруг - картошка. И не подумаешь, что здесь
есть тюрьма... Пригибаясь, Русинов пробежал вдоль изгороди, перескочил ее и
направился к дому Ольги. Крался осторожно, чтобы не будить собак, но пройти
по этому поселку незамеченным оказалось невозможно. В чьем-то дворе
послышался лай, немедленно подхваченный хором во всех концах.
почему-то никто не выходил. Тогда Русинов бросил камешек во двор, чтобы
разозлить собаку, а сам проскочил через ограду палисадника. Прошло минут
пять- дверь так и не скрипнула. По всей вероятности, дома никого не было. Он
побежал к больнице и еще издалека заметил, что на крыльцо вышла мать Ольги.
Русинов стал к забору. Надежда Васильевна постояла, посмотрела в сторону
своего дома- видимо, встревожилась от лая собаки, и скоро вернулась назад.
Ольга бы обязательно вышла, если бы находилась в больнице...
Николаевны. Все было, как вчера, только он бежал один по чистой песчаной
дороге. И здесь не было никого! Стеклянная дверь оказалась запертой на
внутренний замок...
своей тюрьме.
матрац. Столько трудов приложил" чтобы вырваться на волю, а теперь
приходится возвращаться, ибо ждать больше негде. Свежий ветер на восходе,
врывавшийся сквозь дыру, знобил его, пока не взошло солнце. Однако все
равно, скрючившись в позе эмбриона, он долго не мог согреться и, едва ощутив
теплые лучи, тихо и незаметно уснул. А проснулся с испугом, что спал долго и
за это время что-то произошло! Он прислушался- на улице тихий, знойный день
и всего двенадцатый час. От жажды пересохло во рту, болела голова и чесалось
изжаленное комарами лицо. Он осторожно выбрался на улицу; где-то трещала
бензопила, доносились удары топоров- на другом конце поселка рубили дом. Он
сходил на реку, напился и умыл лицо. Вдруг стало обидно, что о нем все
забыли!
залаял лениво, без азарта. Калитка оказалась незапертой, и Русинов вошел во
двор. "Уазик" стоял под навесом, а под ним, в холодке, лежала черная
немецкая овчарка - точь-в-точь как у серогонов! Возможно, из одного гнезда,
поскольку породистых собак в деревне заводят редко. Он взошел на крыльцо и
постучал в дверь. На стук выскочил пес из-под машины и залаял сильнее.
Надежда Васильевна вышла из сеней и отшатнулась:
в амбар и забыл.
Русинов.
муж...
и больше не возвращалась. А теперь и отец пропал...
Послушайте меня... Уезжайте, пожалуйста! Я даже ничего не скажу мужу. Вашу
машину он исправил... Уезжайте, а?
человек, а Оля- совсем молодая и многого не понимает в жизни. К тому же вы -
женатый, есть семья...
за спиной - никого. Хожу и оглядываюсь... Понимаю, я вам не ко двору. Вы
боитесь меня, потому что я - Мамонт... Но я не желаю никому здесь зла!
Можете в это поверить? Вот Ольга поверила!
Простите, но мне кажется, вы умышленно этим воспользовались, в своих целях.
Не знаю, что вы ищете, чего добиваетесь, но обманывать молодую девушку...
Впрочем, что вам говорить? Вы уже и так принесли нам много несчастья. И
принесете еще... Я вам должна сказать... У Ольги есть жених, суженый ей
человек. Они обручены еще в юности... Прошу вас, уезжайте.
с крыльца - пес лаял злобно, открытая его пасть была рядом, обдавало руки
собачьим дыханием. Он потянулся и погладил овчарку по голове, клацнули зубы
возле пальцев - никого нельзя было в этом мире ни приучить, ни сблизиться ни
с кем. Пес огрызался и отторгал всякого, кто тянул к нему руку, и это горько
осознавать, однако все было справедливо: мир существовал лишь потому, что
умел защищаться...
Лукин Евгений
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Прозоров Александр
Распопов Дмитрий