случае, теперь она ведет себя со мной куда более дружелюбно и уже не
повторяет через каждые пять минут, что я сошел с ума.
могу дать не тот ответ, что давал накануне.
раз одно и то же.
мною женщину, которая ждет от меня ребенка и ради которой я развелся.
конец это усвоила!
тратить ее деньги, - задумчиво произносит Вика.
тупить? Красиво, что ли? Чем он отличается от меня, хотел бы я знать?
Тоже хочет переехать на Викину (и мою заодно) жилплощадь, ездить на ее
(и, между прочим, моей) машине и тратить деньги, которые я заработал за
последние два года. Так что же она из себя строит образец нравственнос-
ти!
ладными струями радости оттого, что я жив и в ближайшее время не умру. Я
так счастлив, что готов всем прощать. И в душе благодарен Вике за то,
что она не спрашивает: когда же я съеду с квартиры и предоставлю ей сво-
боду трахаться со своим сельским Ромео. Она проявляет чудеса деликатнос-
ти и ни единым словом, ни единым жестом не дает мне понять, что ей не
терпится от меня освободиться. Съезжать мне пока некуда. Лутов сказал,
что принять меня в центр они смогут только тогда, когда я закончу все
дела с опекунством и уйду из телепрограммы. Вике я наплел что-то невнят-
ное насчет временных трудностей, дескать, сейчас у моей возлюбленной
гостят многочисленные родственники, и мне там просто нет места. Вика
приняла это как должное, молча кивнула и больше вопросов не задавала.
Более того, она продолжала готовить мне еду и мыть посуду, покорная и
покладистая, как Золушка. Еще бы, чуть не угробила меня из-за своей не-
земной страсти, теперь, наверное, мучается угрызениями совести. Ничего,
пусть помучается. Я свое отмучился, теперь ее очередь.
терью. Собственно, помощь его заключается лишь в том, что все делается
не в порядке живой очереди, а быстро. Все остальное происходит своим че-
редом, ибо основания для признания матери недееспособной очевидны всем и
каждому. Правда, одна ушлая чиновница все-таки спросила меня, криво ух-
мыляясь:
дом инвалидов?
дет жить в своей квартире, но у меня должно быть право распоряжаться
этой квартирой, чтобы заинтересовать тех, кто будет за ней ухаживать.
вало. Пусть думает, что хочет. Я ведь действительно не собираюсь остав-
лять мать без крыши над головой. Я только хочу, чтобы у меня были развя-
заны руки, чтобы я мог жить, где мне нравится, ездить, куда мне нужно, и
заниматься тем, чем мне хочется, не думая каждые три минуты о том, что
надо хотя бы через день навещать сумасшедшую старуху.
и еще несколько других программ, выразила сожаление по поводу моего ско-
рого ухода и уже подыскивает человека, который будет вместо меня ведущим
"Лица". Честно сказать, эта программа мне опротивела донельзя. Мне и
раньше-то было не по себе, когда Витя Андреев нагло вымогал деньги у
спонсоров и покровителей наших гостей, но получаемые в результате этого
суммы были столь велики, что неловкость быстро умолкала. Витя был шуст-
рый малый и не гнушался ничем, вплоть до шантажа. И где только он добы-
вал информацию, при помощи которой вытягивал из людей деньги, - ума не
приложу. А теперь, когда приходится унижать людей, чтобы сделать прог-
рамму скандальной и продать ее подороже, мне совсем тошно. Особенно неп-
риятный осадок остался после эфира с писательницей Томилиной. Собствен-
но, осадок появился не сразу, а когда я прочитал в газете статью о пере-
даче. Ведь то, что происходило в эфире, было прямым продолжением нашей
беседы во время знакомства, я спровоцировал ее, и она разговаривала со
мной, совершенно не думая о том, что люди, не слышавшие начала беседы,
поймут ее совсем иначе. Вот и резвая журналистка Хайкина истолковала
слова Томилиной абсолютно превратно, все поставила с ног на голову, все
исказила. Я вел себя некорректно по отношению к гостье, и она ставила
меня на место, чего я и заслужил. Как можно было из этого сделать вывод,
что Томилина всех поучает? Вопервых, не всех, а меня, Александра Улано-
ва, а во-вторых, все, что она говорила, было справедливым и правильным,
а мои вопросы и реплики - вызывающе глупыми и бестактными. Я бы еще по-
нял, если бы Хайкина написала материал в таком ключе, что, дескать, Ула-
нов довыпендривался и нашелся, наконец, человек, который смог публично
его осадить. Это было бы по крайней мере справедливо, потому что я сам
именно так и воспринимал ситуацию. Но то, что написала Хайкина, было чу-
довищным по своей глупости и неприличным по тону и стилю. И я чувствовал
себя виноватым перед Томилиной. Ей-то за что досталось? Неужели только
за то, что она сказала насчет экранизации? Но об этом ее просил Доро-
гань, он и меня предупредил. Собственно, за эти самые слова он и запла-
тил деньги. Мне, а не ей. Так что бедная писательница вообще пострадала
безвинно.
раздеванием гостей заканчивается. Лутов уже просил, чтобы я подумал над
концепцией той передачи, которую буду делать для кризисного центра. Это
будет моя программа, мое детище, я сделаю ее такой, как мне самому хо-
чется, не думая о деньгах. Есть ли большее счастье для творческой лич-
ности, чем возможность самовыражаться, не считая при этом копейки, не
заглядывая просительно и униженно в глаза сытым богатеньким спонсорам и
не наступая себе на горло, чтобы сделать это "самовыражение" более при-
быльным!
выяснилось, видела передачу, более того, являлась поклонницей Томилиной,
что оказалось для меня новостью. Я и не знал, что моя жена любит детек-
тивы. Правда, Вика призналась, что книги Томилиной она стала читать сов-
сем недавно, месяца два назад, и я понял, что это, скорее всего, вкус не
Викин, а ее любовника. Немудрено, что я об этом не знал.
вила моя бывшая супруга.
нужен был скандальчик - ты его получил. Ты что же думаешь, что я слепая
и ничего не вижу? С тех пор, как погибли Витя и Оксана, тебя как подме-
нили. Я думала, это их смерть так на тебя подействовала, но теперь-то я
понимаю, что ты просто не мог разобраться со своей личной жизнью. Ладно,
это твои проблемы, но при чем тут люди, которых ты приглашаешь на пере-
дачу? Почему они-то должны страдать из-за того, что у тебя в душе смута?
Ты завел себе любовницу, она ждет от тебя ребенка, ты собираешься разво-
диться со мной - а в результате достойная и талантливая женщина получает
такой плевок в лицо. Неужели тебе не стыдно?
врал. Мне было стыдно, и еще как!
сколько еще времени я буду называть эту квартиру своим домом? Наверное,
недолго), так вот, я пришел домой около десяти часов, Вика явилась почти
в одиннадцать и сразу завелась насчет статьи. Я понял, что она чем-то
раздражена и пытается сорвать злость на мне. "Наверное, милый оказался
не на высоте", - злорадно подумал я.
раскладывать стоящий в гостиной диван, на котором спал после развода. Но
Вика не захотела понимать мой более чем прозрачный намек на усталость и
желание остаться одному.
ты должен отвергать каждое сказанное мной слово. Давай поговорим спокой-
но, - предложила она.
руки и ноги.
чувство вины! Что с людьми делает, а?
- Я все знаю, Саша. Мне Оксана рассказывала.
что, шантажировать меня собралась? Очень интересно.
развелся со мной. Ты поступал мерзко, но я очень тебя любила и не хоте-
ла, чтобы тебе было стыдно передо мной. Ты думал, что я ничего не знаю,
и так было лучше. Потому что если бы ты понимал, что я все знаю, но про-
должаю тебя любить, ты бы, наверное, перестал меня уважать. Это сложно,
Саша... Я дорожила твоим отношением, я дорожила нашей любовью и поэтому
молчала. Я не могла перестать тебя любить и была противна сама себе, но
все равно любила. В конце концов, все как-то делают деньги, потому что
всем надо жить, а ты по крайней мере никого не убиваешь и не обкрадыва-
ешь. Я закрыла на все глаза. Когда ребята погибли и ты резко изменил то-
нальность передачи, я поняла, что с этой грязью покончено, ты теперь за-
рабатываешь на скандалах, что не менее противно. Началась другая грязь.