это совершенно невозможно! Я не хочу!
захотела этого последнего ребеночка. Ей казалось, что непременно должна
быть девочка, она даже втайне от самой себя стала придумывать имя и один
раз остановила машину у магазина ?Аист? на Кутузовском, прошла вдоль
витрины товаров для младенцев.
кухне. - И потом, тебе все-таки сорок три года. При таких поздних родах
часто рождаются дауны.
обиженный. Приближались выборы. Она не могла ему полноценно помогать,
спала на ходу, едва сдерживала тошноту, когда рядом курили, все
забывала, теряла, а главное - чувствовала себя все виноватей. Перед
Женей, потому что подводит в самый ответственный момент. Перед Светкой,
потому что опять грузит ее своими проблемами. Перед существом, которое
там, у нее внутри, потихоньку растет, развивается, ничего еще не ведал.
сказал, что в принципе, конечно, можно ребенка оставить и родить, однако
в ее возрасте, при ее нагрузках, при нынешней экологии ничего нельзя
гарантировать. И если ее мучают сомнения, то лучше не создавать проблем
ни себе, ни мужу. В конце концов у них два чудесных мальчика, а решается
все просто и быстро. Прямо здесь и сейчас.
станет легче, но тут навалилась такая тоска, такая пустота, что хоть вой
в голос.
кухне.
церковь сходить. У меня есть знакомый батюшка, он как раз завтра с утра
служит.
выпуклыми светлыми глазами.
забытые спазмы удушья.
ждала ее в церковном дворе, оставила машину на стоянке, потому что
боялась садиться за руль, и на метро отправилась на кладбище, к
Любушкиной могиле. Купила у кладбищенских ворот букет свежих васильков,
посидела на скамеечке, потом протерла тряпкой памятник, вырвала
несколько сорняков, поставила цветы в банку с водой. Стало немного
легче. Хватило сил вернуться на стоянку за машиной, доехать до дома и
даже уснуть, правда, с валерьянкой и пустырником.
книжку, составила список неотложных дел и звонков, вечером вместе с
Женей отправилась на важную презентацию, потом был банкет, вернулись они
часа в два ночи.
привычно сунула руку, чтобы достать чистое, и вдруг почувствовала под
пальцами нечто влажное, мягкое, скользкое.
закричать. Все в доме еще спали, она завернула букет в какую-то газету,
выкинула его, долго стояла под горячим душем, пытаясь унять дрожь.
завтраком старший сын.
столику и вернулся с клочком бумаги, - вот, Гордиенко Люба. Она просила
передать, что очень тебя ждет.
слышала не только Галина Дмитриевна, но и другие. Никому не приходило в
голову спросить, кто такая Люба Гордиенко. Дети и муж просто звали
Галину Дмитриевну к телефону или передавали, что звонила некая Люба.
падала на кафель связка ключей, журчал вместе с водой, льющейся в
ванную, прорывался сквозь слои обычного звукового фона и никогда не
затихал. Любе было одиноко, ей хотелось поговорить.
становился высоким и чистым, похожим на голос живой Любы,
двенадцатилетней девочки. Галина Дмитриевна понимала, что это называется
звуковыми галлюцинациями. Человек, умерший почти сорок лет назад, не
может с ней сейчас беседовать и звать к себе.
для себя. Вероятно, умереть от горсти таблеток тоже было для нее слишком
просто, поэтому не ничего получилось. Светка спала в соседней комнате,
проснулась от дурного предчувствия, растрясла, заставила пить воду с
марганцовкой.
была всего лишь валерьянка. Но Светка держала в руке пустой пузырек от
диазепама.
забывает самые простые вещи. Перед выходом из дома не могла найти ключи
от машины, потом ключи от квартиры, потом вдруг исчезала сумка или шарф,
именно тот, который она собиралась надеть, или один сапог, когда другой
был уже на ноге. На нее ужасно действовали спешка и процесс поиска, она
боялась опоздать, нервничала, металась по квартире, плакала, дрожала, от
этого еще больше терялось вещей, все валилось из рук, казалось, все
окружающие предметы ополчились против нее.
просто искала книгу, второй том Ключевского. Ей надо было проверить
цитату для очередного Жениного выступления. Книги лежали в ящиках, еще
не распакованные, она вскрывала один ящик за другим, стала нервничать,
чуть не заплакала, а тут еще погас свет. Она знала, где лежит фонарик,
нашла его, достала запасную лампочку, встала табуретку, выронила
фонарик, он откатился куда-то за ящики, стало темно, и вдруг совсем
рядом знакомый глухой голос произнес отчетливую фразу:
живешь...
крепкая, надо только правильно затянуть узел, - ответила темнота.
головой обо что-то острое.
свете милое, испуганное лицо Светки. Встрепанная, в ночной рубашке,
Светка сидела возле нее на корточках, держала фонарик и легонько хлопала
по щекам.
скажи мне что-нибудь, не молчи, пожалуйста!
проснулась. Я прямо как почувствовала. Все, Галюша, так больше нельзя.
Тебе надо показаться врачу...
белья. Пока она перестилала постель, Галина Дмитриевна сидела в кресле.
После недавнего приступа ей увеличили дозу лекарств, она слабела, ее
клонило в сон, и суровое скучное ворчание няньки звучало для нее как
колыбельная песня.
дым такой, что хоть топор вешай. И девочки тоже курили. И красились, как
публичные девки, вы не представляете, сколько всякой косметики я
выгребала из тумбочек. Вообще, они делали, что хотели, прогуливали
уроки, читали после отбоя. Дошло до того, что девочка-семиклассница
выпрыгнула из окна третьего этажа, ночью, в ноябре, босая, в ночной
рубашке, вы можете себе представить?
***
уперлось в Арсеньева. Палец несколько раз дернулся, но ничего не
произошло.
голосом и протянула Сане пистолет.
это на мгновение раньше, чем начал действовать. Вот была бы потеха, если
бы вышло наоборот: Светлана Анатольевна на полу, он как идиот стоит над
несчастной перепуганной дамой с трофеем в руках. Потом жалоба в
прокуратуру, насмешки Зюзи. Он даже слегка покраснел, прикуривая от
пистолета-зажигалки.
вдвинула его на место, доковыляла, прихрамывая, до кресла, уселась,
помахала рукой, разгоняя дым, вытянула ногу и несколько секунд
разглядывала свои пальцы.