выпустить на волю свой страстный дух. Сейчас же он лежал и созерцал сквозь
радугу ресниц ее светящееся тело. Сестричка склонилась над ним, огладила
волосы, двухнедельную щетину на подбородке, провела тонкими ноготками по
горлу, затем по груди - он лежал холодный и тяжелый, как речной валун. Разве
что открыл глаза и смотрел в ее лицо. Ее пальцы коснулись живота, горячими
струйками скользнули ниже - он оставался спокойным, внутренне поражаясь
своему состоянию.
халатик и послала от порога воздушный поцелуй.
не стал спрашивать, куда повезут, ибо прошедшая ночь ввергла его в полное
безразличие. Единственное, что он сделал - вошел к Инге в палату, чтобы
проститься.
лесоруба.- Как же я? Что будет со мной?
обморожения и ожоги имели одинаковый характер повреждения и одинаково
мучительно и долго заживали. Афанасьев поцеловал ее в лоб и ушел, оставив со
слезами в глазах.
отвлекал разговорами - Иван Сергеевич сидел каменным истуканом, так что
веселость участкового скоро иссякла, а долгая дорога в горах утрясла и
свалила в сон. И это был первый спокойный сон за все месяцы после
катастрофы.
это получалось, когда лежал в гадьинской больнице, поэтому засыпал без
страха, но в сознании ни на мгновение не отключался своеобразный контрольный
датчик, все время следящий за сюжетом. Вначале ему грезилась желтая песчаная
дорога, по которой он шел босой, а вдалеке, на холмах и косогорах, стояли
какие-то люди и махали ему руками. Эта часть сна была однообразной,
бессмысленной и вместе с тем не такой мучительной, как следующая, когда он
замечал, что дорога давно оторвалась от земли и теперь пролегает по воздуху,
а золотистый песок с каждым шагом становится вязким, глубоким, как рыхлый
убродный снег. И уже ни людей вокруг, ни машущих рук - только зыбкое и
тяжеловесное, как расплавленное стекло, марево. Так вот, усилием воли он
научился продлевать эту часть сна, то есть растягивать висящий между небом и
землей путь по призрачным барханам. Идти по сыпучим пескам, едва выдирая из
него ноги, иногда удавалось до самого утра; Иван Сергеевич просыпался
измотанным, потным, словно и впрямь долго брел по пустыне.
двигаться. Хамара выныривал из желтого песка и так, что изможденный путник
оказывался у него на плечах. Он крепко хватал его за руки, не давая
спрыгнуть, и начинал свой разбег, словно взлетающий с аэродрома
сверхзвуковой истребитель. Жрец несся гигантскими нечеловеческими шагами по
зыбкой дороге, стремительно набирая скорость, затем отрывался от песка и
мчался в желтом мареве. Иван Сергеевич чувствовал, как от невероятного
ускорения впереди образуется столб спрессованного воздуха, давящий ему в
солнечное сплетение. Он стискивал зубы, сжимался в комок от перегрузки, и
когда становился твердым как камень, раздавался оглушительный хлопок!
предоргазмовое состояние. В это время и начинал звучать голос Хамары:
кетэр. А чтобы испытать последний и высший - малхут, у тебя должно быть
сознательное желание самонасладиться. Попроси Тойё, чтобы избавил тебя от
света. И тогда ты познаешь Творца!
Иван Сергеевич на самом деле ощутил желание повторить его.
знал, полагая, что это делается для снятия стресса после катастрофы. Тойё
был настолько внимателен и благодушен к спасенным пассажирам вертолета, что
Афанасьев без утайки рассказал ему о странном сновидении, когда покровитель
пришел справиться о самочувствии. Хозяин охотничьей базы несколько даже
расстроился, предположив, что подобный полет во сне - ничто иное, как
потрясенное катастрофой воображение, и пообещал непременно посоветоваться с
врачом. В результате Ивану Сергеевичу вкололи в течение дня три дозы, а
ночью жрец Хамара объявил, что он достиг второго этапа - хохма и до малхута
совсем уже близко...
только сновидения, но и навязчивое желание видеть Тойё и слушать его голос.
А насильно, потому что еще владел остатками воли и пытался сопротивляться.
Он никогда не видел Хамару, существующего только в рассказах Тойё в виде
жреца, управляющего духовной жизнью, а значит, и сферой высших наслаждений,
к которым стремится всякий человек с момента своего рождения.
сознании, правда под утро, и сюжет его оборвался на той части, когда он еще
брел по сыпучему песку желтой дороги. И только в машине Иван Сергеевич
проспал полдня без всяких сновидений, проснувшись в Ныробе, когда уже стояли
во дворе какого-то сельского дома.
печь: у хозяина, местного учителя Михаила Николаевича - рыжего, невысокого
человека - оказалось такое множество детей, что пересчитать их было
невозможно, поскольку они то исчезали в недрах дома, то возникали откуда-то,
одинаково юркие, рыженькие и крепкие, почти одного возраста, так что
немудрено перепутать. Естественно, в избе ощущался недостаток спальных мест.
Пока участковый сидел с хозяином, о чем-то тихо переговариваясь, по нему
ползало сразу трое малышей. Они совершенно не мешали отцу, были как бы
частью его существа, кувыркаясь у него на коленях, руках и плечах. Между
делом он подсаживал их, снимал, качал, гладил по головам и подтягивал
штанишки. Разговаривали они допоздна и дети постепенно разошлись спать, за
исключением одного, самого маленького, который свернулся калачиком и уснул
на отцовских руках. Как стало понятно по обрывочным фразам, жена Михаила
Николаевича, Наталья, сейчас находилась в роддоме.
полушубок, и скоро весь дом тихо засопел. И по звуку дыхания Иван Сергеевич
наконец пересчитал детей - семеро! Семь я! Восьмой только что появился на
свет...
дороге, однако через час поднялась сильная метель. Ветер срывался со
склонов, сметая снег, который быстро грубел в колеях, да и путь становился
менее торным, распадаясь на десятки лесовозных дорог. "Уазик" хоть и
медленно, однако долго еще пробивался вверх, пока не врубился бампером в
высокий занос.
и через полтора километра будешь у цели.
напоминающую посох, и двинулся по дороге, которая угадывалась лишь по
просеке: ни единого человеческого следа! Скоро впереди послышался лай собак,
потом напахнуло дымом от сосновых дров и, наконец, показался высокий дом с
заснеженной крышей, от которого в разные стороны расходились жердяные
изгороди.
будто встречали хозяина. И только сейчас Иван Сергеевич узнал место -
пасека, куда он прилетал на вертолете, отыскивая Мамонта, и где они
повредили стоящий на взлетной полосе дельтаплан.
катиться по лыжне до самой машины: именно здесь Августе мечталось поселиться
и прожить до конца своих дней... Но было поздно - на крыльцо выбежал старик,
Петр Григорьевич, и приветственно замахал рукой. Неужели узнал?
поджидаю! Все окна просмотрел!
Но сейчас и это было все равно. Иван Сергеевич вошел в жарко натопленную
избу и, не раздеваясь, присел у порога. Низкое зимнее солнце пронизывало
светлое, в семь окон, помещение, и это напоминало летний вечер, когда они
сидели с Августой и говорили о детях. Она называла имена сыновей - Иван и
Юзеф...
будешь принимать хозяйство. По описи сдавать не буду, поверишь на слово. Ну,
в избе тут смотреть нечего, горшки, черепки, печь русская - одна штука... А
что ты, брат, невесел?
заболит голова, так все хвори мигом и отлетят. За мной!
"патрол-ниссан",- заметил грязь на дверце, смахнул рукавом.
Только ездить некуда. Летом еще кое-как, а зимой!..- он потянул брезент,
раскинутый на какой-то конструкции - показалось оранжевое крыло.-
Дельтаплан! Две штуки! Один новый, еще не облетанный, другой полетал!..
гробанулся. И самолет свой повредил. Тут, гляжу, вы летите! Думаю, дай-ка
подставлю под вертолет, а потом новый стребую. И стребовал! Теперь запасной
есть! А нечего на чужой аэродром без радиообмена садиться!
Маккарти Кормак
Орлов Алекс
Каргалов Вадим
Сапковский Анджей
Шилова Юлия
Перумов Ник