странных немца, не живущих в Германии, благополучно благословились у папы и
отошли в сторонку.
прощания, ответное слово сказали представители местного духовенства и
городские власти, и вот публика дает дорогу, а папу в кресле везут к выходу.
По сути, это был самый опасный момент, так как нигде больше толпа не могла
быть так близко к ничем не защищенному папе. Но почему-то Амвросию
Ружичковскому казалось, что нет больше никакой угрозы и опасности нет
никакой -- все миновало. Он проверил себя: не боюсь? И почувствовал ответ из
глубины души: нет, не боюсь. Интуиция никогда не подводила кардинала. Он
оглянулся на своего брата иезуита, на аббата Мартина, на того, кто, кажется,
все же каким-то образом прознал об угрозе, нависшей над папой, и он, именно
он, теперь кардинал в этом не сомневался, принял, как достойный член ордена,
свои меры и эту угрозу предотвратил. Но аббата, а равно его пожилого земляка
и след простыл.
двух ксендзов, торопливо шагавших по бульвару. Один из них, помоложе,
задавал шустрый темп, второй, старый, напрочь седой, еле за ним поспевал.
Из-за того, что по бульвару они не шли, а неслись, никому из прохожих не
удавалось уловить ни обрывков их разговора, ни даже языка, на котором,
казалось, молодой распекал старого. А молодой шипел на старого по-русски:
значит, надо отставить, а не лезть за пистолетом!
поправлял. Ты ж так резко мне скомандовал, что порты с меня чуть не слетели.
этого я понять не могу. Не похож ты на аббата. Вырядился еще в старшого
попа, а как они ходят, как говорят, и не знаешь!
раскусил?
ж пронесешь?
дороги, в месте безлюдном, хотя и не столь далеком от центра города. У них
при себе была большая сумка, из которой они доставали носильные вещи
гражданского покроя. Возможно, собирались переодеваться. Но видел-то их,
собственно, только один человек. Это был автослесарь Калиниченко из
ближайшего гаражного кооператива, он шел домой после выходного, проведенного
вместе со своими коллегами. Но поскольку Калиниченко, воспользовавшись тем,
что все дни пребывания папы во Львове были объявлены выходными, вот уже
третий день беспробудно пил (до этого он пил просто много), он принял
служителей Бога за чертей. Прикинув расстояние до чертей и определив его как
значительное, а также сделав поправку на двоение в глазах и вычислив, что
чертей всего только двое, он решил, что белая горячка пока еще не подступила
близко.
младший, все допрашивая старшего.
папу надобно, мол, убить. Но так говорит, чтоб другие и не поняли. Ладно, я
жду, но я готов. Потом Дмитрий звонит и говорит: выполняйте. А что
"выполняйте", не говорит. Но я-то понимаю. А потом Лариска вдруг ни с того
ни сего дает мне инструкцию, и не только про то, что я должен сделать, но и
как. Ага, думаю, уловила суть, стерва, доложила своим хозяевам, получила у
них инструкцию и мне подсовывает. То, что она на два фронта работает, это я
давно понял. Но, думаю, я вам задам пфейферу вашим же оружием. Они мне что
сказали? Чтоб я папу гробил возле церкви святого Юра в первый же день. Ясно,
что там будет засада и в первый день, и в последний. Но к последнему дню они
уже будут бояться, что я их обойду, и повезут папу прощаться в другое место.
Куда? Понятно, в катедру. Больше некуда, это главная церква у католиков. Так
я туда пистолет пристроил, еще когда папа и вовсе не приехал и когда никто
не думал, что его в эту катедру приволокут, а значит, и обыскивать помещение
не будут.
весь перед тобой!
исповедовались?
мол, я поляк московский. С польским у меня не очень. А в немецком я ас!
Только чуть накладка не вышла. В школе разведки меня натаскивали на
баварский диалект, там у нас немец-учитель из-под Мюнхена был. Мне тогда и
легенду подходящую сочинили. А немцы-то как раз все сплошь лютера! Да
ничего, выкрутился.
странного аббата Мартина, и никто не принимал их больше за чертей. Они
исчезли, будто никогда и не существовали в природе.
области. Он получил телеграмму от Пастуха с совершенно неподозрительным
содержанием: "Встречайте 19 июня поезд 74 вагон 8. Олег".
сходятся пути на Москву, Киев, Смоленск, Тамбов и Могилев. До Москвы
оставалось километров двести пятьдесят, часов пять-шесть в вагоне. Поезд уже
взял круто на север, достиг широт, где в это время года почти не бывает
ночей. В пять утра было светло как днем. Муха уже не спал. По данным
Гришиной сестры, у бригады, которую сопровождал Муха, билеты были до
конечного пункта, до Москвы. Но где гарантия, что бригада не покинет поезд
раньше?
разносчиц ранние фрукты, демонстративно вгрызался в кисловатые яблоки.
Клиенты группками высыпались из соседнего вагона, курили, почти никогда
ничего не покупали и все больше молчали. Муха подумал даже, что своим
аскетическим поведением они могут вызвать подозрения у кого угодно. Не были
они похожи на тех заробитчан, которых Муха лицезрел по дороге во Львов. Но,
пройдясь по поезду и обнаружив, что и этот состав набит строительными
бригадами, Муха понял, что его подопечные не слишком выделяются. Это следуя
домой, работяги отрываются по полной программе. На заработки ехали угрюмо.
Большинство, конечно, выпивало, но тихо и как-то мрачно. Некоторые и вовсе
дрыхли всю дорогу.
Так что Муха курсировал, лавируя между торчащими с полок несвежими ногами,
по нужному ему вагону столько, сколько ему было нужно. Большинство клиентов
он прочно запомнил в лицо, хоть это было и необязательно. Так, на всякий
случай.
из его подопечных на перроне, дождался, пока состав не набрал скорость,
проводники подняли площадки и закрыли двери, и вернулся в свой купейный
вагон. Теперь можно было успокоиться до Калуги, до следующей остановки.
Муху под локоть, когда тот открывал дверь своего купе.
аккуратного доцента из богатого открытиями нищего НИИ, -- у вас, молодой
человек, не найдется лишней сигареты?
какую-то конференцию, не сойтись во взглядах и не позавтракать вместе в
вагоне-ресторане? Натасканные на москаля фанатичные унсовцы молча лежали по
своим полкам. Спали, не спали, кто его знает, когда мимо них проследовали
двое очень интеллигентных людей. Один, похожий на профессора, и другой,
похожий, может быть, на геолога, с изящной тростью. Интеллигентные люди то и
дело уступали друг другу дорогу. "Проходите, здесь тесно,
проходите-проходите, я посторонюсь!" И кто мог слышать, что перед входом в
вонючую плацкарту геолог шепнул профессору:
никогда в жизни не догадался бы, что она значит.
никто и не заметил, как он, оставив своего нового друга геолога в ресторане,
как-то неожиданно оказался в голове поезда. Его беспрепятственно пропустили
к начальнику поезда, откуда он отправил радиограмму. Не прошло и десяти
минут, как он присоединился к своему приятелю, который задумчиво покусывал
бутерброд и потягивал сок в вагоне-ресторане.
примечательна во всех отношениях. Как известно, поезд Трускавец -- Москва
стоит в Калуге ровно десять минут. Так вот, лицо у проводницы восьмого
вагона приняло озабоченный вид задолго до этой остановки. Она открыла тамбур
и откинула подножку еще задолго до полной остановки поезда, что было,
конечно, нарушением инструкции. Но сделала она это, конечно, очень вовремя.
Потому что едва доступ в вагон стал возможен, им немедленно воспользовалась
Корнев Павел
Ковальчук Вера
Шидловский Дмитрий
Пехов Алексей
Журавлев Владимир