развалюсь в кресле, и кругом не будет людей, и будет тихо, и я своим
особым способом, "по-лосевски", как дома, заварю себе чай.
Следом за мной в лифт вскакивает невысокий, полный человек в красивой
болгарской дубленке и в пушистой шапке. Седые виски, на остреньком носу
очки в тяжелой оправе, тугие, холеные, раскрасневшиеся от мороза щеки...
Батюшки мои! Да ведь это же тот самый профессор!.. Как его?.. Знаменский!
Председатель гаражного кооператива! А вот зовут его как?.. Петр... Петр...
Петр Львович - вот как!
Его имя я вспоминаю, когда лифт добирается уже до моего, шестого этажа. И
я замечаю, что профессор тоже собирается выходить. Меня он не узнает. И
вообще куда-то спешит и нетерпеливо переминается с ноги на ногу, держась
за ручку двери лифтной кабины, словно собирается выскочить еще до того,
как кабина остановится.
- Здравствуйте, профессор, - говорю я.
Он стремительно оборачивается и вскидывает вверх подбородок, пытаясь меня
рассмотреть.
- Извините... Не узнаю...
- Ничего удивительного. Мы с вами виделись недели три Назад, в Москве, у
вас дома, по очень печальному поводу.
- Что вы говорите?! - загораясь любопытством, восклицает Знаменский. - Что
же такое было?
В этот момент лифт с коротким лязгом останавливается, но Петр Львович в
ожидании моего ответа даже не спешит открыть дверь кабины.
- Мы, если помните, ездили с вами в морг.
- Ой!.. - в полном восторге взвизгивает Знаменский. - Так вы тот молодой
сыщик, кстати довольно франтоватый! Ну, знаете...
Он открывает наконец дверцу лифта, и мы выходим в небольшой вестибюль, где
стоят диваны, кресла, неизменный телевизор и столик дежурной по этажу.
- У вас, дорогой, такой вид, - улыбается Знаменский, - что где уж вас
узнать! Это вы нарочно, да?
В глазах его загорается нестерпимое любопытство. Да, он, видимо,
действительно много о нас читал.
Я считаю своим долгом его разочаровать и небрежно машу рукой.
- Был на юге. Сюда попал случайно. Друзья дали поносить, чтобы я не замерз.
- Ну, ладно, ладно, - заговорщически кивает мне Петр Львович. - Не буду
допытываться. Лучше скажите, как ваши дела? Вы размотали то
происшествие?.. Да! Знаешь что? - внезапно прерывает он сам себя, переходя
при этом на привычное "ты". - Идем ко мне. Все расскажешь. И кстати... Это
просто здорово, что я тебя тут встретил! Надо посоветоваться.
Представляешь, ночи не сплю...
Он хватает меня под руку и настойчиво увлекает за собой по коридору.
Сопротивляться такому натиску бесполезно. Мы только на минуту заглядываем
ко мне, и я сбрасываю пальто и шапку.
В номере Знаменского куда просторнее. Это хорошо знакомый мне тип
"полулюкса" из двух комнат.
Профессор скидывает свою умопомрачительную дубленку и, перехватив мой
взгляд, небрежно поясняет:
- Подарок. Из Болгарии. Вице-президент прислал. Последняя мода. Видишь,
какая выпушка?
Он торопливо снимает пиджак, ослабляет узел громадного, фантастически
пестрого галстука и расстегивает под ним пуговичку воротничка на полной
розовой шее. После этого он с облегчением разваливается в кресле напротив
меня и осторожно проводит рукой по седым, словно приклеенным волосам.
- А я, понимаешь, тут всего на три дня. Оппонирую на защите. Диссертация
блестящая, без дураков. Так что не стыдно. А диссертантка еще лучше.
Хочешь познакомлю?
Он заливается смехом и машет короткими ручками, словно прося меня не
отвечать на эти глупости.
Внезапно лицо его становится серьезным, в серых глазах, увеличенных
стеклами очков, появляется уже знакомое мне любопытство, и он, подавшись
ко мне, спрашивает, при этом почему-то понижая голос:
- Слушай, ну, а как все-таки с тем делом, с женщиной той? - И,
успокаивающе протянув ко мне руку, добавляет многозначительно: - Можешь со
мной в открытую. Я ваши дела знаю.
Чудак, он, конечно, рассчитывает услышать сейчас про жуткую драму,
невероятные похождения и мои личные подвиги. Большинство людей думает, что
из этого и состоит наша работа, полная секретов и опасностей. Секреты,
конечно, у нас есть, хотя о главном в нашей работе уже немало рассказано и
даже показано; некоторые мои товарищи даже считают, что рассказано и
показано слишком много.
Впрочем, секретность некоторых приемов нашей работы понятие довольно
относительное. Вот, к примеру, такой прием, как скрытное наблюдение за
преступником, за его встречами, знакомствами, поступками. С одной стороны,
каждому понятно, что дело это секретное и посторонним знать о нем не
следует. Но, с другой стороны, в принципе, так сказать, этот прием
элементарен, очевиден и используется, наверное, со времен Древнего Рима, а
то и египетских фараонов. Я уж не говорю о всех мальчишках во всех дворах,
которые, играя "в разбойников" или "в войну", твердо знают, что за
"врагами" сперва надо следить, а потом уже их хватать. Так что, если мы
будем внушать своим сотрудникам, что этот прием в принципе секретен и
никому не известен, принесет ли это пользу, повысит ли наше
профессиональное мастерство в трудной борьбе, которую мы ведем? Я уверен,
что это может принести только вред. Ибо в принципе тут нет секрета, но это
секрет, и очень важный, в каждом конкретном случае, когда ведется такое
наблюдение, и ты должен проявить всю свою находчивость, ловкость,
опытность, все свое искусство, чтобы остаться незамеченным, ибо преступник
часто тоже далеко не дурак и принимает меры, чтобы тебя выявить. Нечистая
совесть не дает ему покоя, и порой ему мерещится даже больше опасностей,
чем стережет его на самом деле.
И все же секреты, конечно, у нас есть. И запреты тоже. В частности, мы не
склонны рассказывать о делах, над которыми сейчас работаем. И потому я
вынужден ответить весьма уклончиво на вопрос почтенного профессора:
- Видимо, несчастный случай, но работа еще не закончена, кое-что пока
неясно. - И тут же перевожу разговор на другое: - А как ваше строительство
продвигается?
Петр Львович в это время занят раскуриванием своей громадной трубки. Он
туда натолкал табак из сигареты и теперь жжет одну спичку за другой,
отчаянно сопя и чмокая губами. Но мой вопрос заставляет его бросить это
занятие. Он торопливо придвигается ко мне вместе с креслом, кладет ладонь
мне на колено и доверительным тоном произносит:
- Слушай. Я, ей-богу, спать с этим проклятым гаражом перестал. Хотел все
вашему замминистру позвонить. Мы с ним как-то вместе в самолете летели.
Прелестный мужик! Но раз уж я тебя встретил, то дай совет.
Он выпрямляется, словно собираясь с силами, напоследок сует в трубку еще
одну горящую спичку, с усилием, краснея, засасывает туда воздух, в трубке
что-то шипит, потрескивает, и Петр Львович наконец с удовлетворением
затягивается. Эта победа настраивает его на деловой лад, и, удобно
откинувшись на спинку кресла, он приступает к рассказу:
- Так вот. Прежде всего учти. Мы строим вторую очередь гаража. Первая,
машин на тридцать, уже готова. Ну, сторожа там, слесарь, электрик,
дворник, словом, штат. А на второй очереди - строители, водители,
механизаторы и еще бог знает кто. И тут, и там происходят всякие ЧП и
возникают непредвиденные, экстренные расходы. В жизни я себе такого не
представлял.
Я незаметно для самого себя втягиваюсь в эту нелегкую проблему и
постепенно начинаю ощущать весь драматизм сложившейся ситуации.
- Ну, и что же вы решили? - спрашиваю я.
- А что тут решить? Проанализировали все расходы. Выясняется, что никак
без свободных денег не обойтись. Банк ведь только безналичные платежи
разрешает, да и то не все, а строго по смете. Словом, идиотское положение,
я тебе скажу. И как хозяйственники наши выкручиваются, как они еще спят по
ночам, ума не приложу. Я и то спать перестал.
- Как-то все-таки выкручиваются, - с сомнением говорю я. - Вы бы
посоветовались.
- Советовался. Это, я тебе скажу, надо другую голову иметь, чтобы
выкручиваться, знания, связи, время. А мы в гаражных да жилищных
кооперативах, между прочим, трудимся на общественных началах. Мы не
хозяйственники. И на службу к себе опытных хозяйственников пригласить не
можем. Так что как хочешь.
- Ну, и как же вы устроились? - сочувственно интересуюсь я. - И как другие
устраиваются?
- А вот кто как сможет, поверишь? - с неиссякаемым оптимизмом восклицает
Петр Львович и даже подпрыгивает в кресле от возбуждения. - У каждого свои
секреты. Мы, например, нашли золотого человека. Дикие связи. Есть машина,
мечтает о гараже, живет рядом. Ну, мы его без всякой очереди, конечно,
приняли.
- Что же он вам обещал? - спрашиваю я, до крайности уже заинтригованный
этой историей.
- Все! - азартно восклицает Петр Львович. - Все, что надо. Представляешь?
И в качестве задатка он нам трубы пробил. По всей Москве искали. Полгода!
А он пробил. И кран на стройку достал. Тот самый, ты его видел.
Но тут, спохватившись, он снова начинает разводить пары в своей трубке,
краснея от натуги и изо всех сил чмокая губами. Добившись наконец своего,
он с наслаждением затягивается и неожиданно спрашивает:
- Слушай, а может, послать мне все это к черту, а? На кой хрен мне все эти
неприятности? Все-таки профессор, доктор наук, имя у меня, положение, что
ни говори. Как думаешь?
- А что вам ваш консультант советует?
- Какой консультант? Ах, Станислав Христофорович? Да он...
- Кто-кто? - в изумлении переспрашиваю я. - Как вы сказали? Станислав