полчаса до этого его раздели догола, позволив оставить только башмаки, обрядили
в головной убор из перьев и дурацкий передник, едва скрывавший мужское
достоинство, но оставлявший открытыми ягодицы, и с ног до головы разрисовали
замысловатыми узорами. Затем он получил тяжелое копье, не менее тяжелый щит и
был вынужден присоединиться к толпе людей, абсолютно чуждых ему по физическим
кондициям, мировоззрению и образу жизни.
превзойти в смелости, выносливости и силе этих прирожденных воинов, для которых
поединок со львом был обычным делом. Если Анна Петровна и имела какие-то планы,
обеспечивающие победу, то с Левой она этими планами не делилась. Более того, в
последнее время туземная королева будто бы стала избегать земляка, предпочитая
находиться в обществе арапских вождей.
римского триумфа, что-то не баловала сегодня Леву своим вниманием. По крайней
мере, она даже ни разу не взглянула в его сторону.
на которое возлагалось столько надежд, представлялось ему сейчас как роковая
авантюра.
за удачу и воинскую доблесть. Действо это заключалось в нестройных, но истовых
песнопениях, диких прыжках и подбрасывании кверху пригоршней птичьего пуха.
Многочисленные зрители бурно поддерживали свои креатуры и с неодобрением
косились на Леву, демонстративно игнорировавшего религиозные чувства арапов.
огрел каждого из претендентов ритуальной костяной дубинкой, что означало
благословение. Для привычных к телесной боли туземцев это было равносильно
нежному шлепку, а у бедного Цыпфа едва не подкосились ноги. После такой
прелюдии его вера в победу, и до этого почти эфемерная, обратилась в абсолютный
нуль.
предстояло определить наиболее сильных в физическом плане претендентов, был уже
дан.
бегемотов, выдубленные солнцем и корой валлонового дуба до твердости брони.
Воины приближались к этим мишеням почти вплотную и с короткого расстояния
метали свои ассегаи. Чувствовалось, что это упражнение хорошо им знакомо. Шкуры
гудели от могучих ударов под стать сигнальным барабанам, но только каждое пятое
или шестое копье прошивало цель насквозь. Счастливчики отходили в одну сторону,
неудачники в другую, но никто из них не смел открыто выразить свои чувства.
когда, наконец, наступил его черед метать копье, все шкуры превратились в
решето. Горбатый колдун, тот самый, что едва не оглушил Леву дубинкой, заметив
замешательство своего бледнолицего крестника, подмигнул ему бельмастым глазом и
знаком велел вынести свежую мишень.
плесенью. Леву это нисколько не удивило - он привык, что в любой лотерее
злодейка-судьба наделяет его только никуда не годными отбросами.
мишени. Сразу после броска Лева отскочил в сторону, не без основания полагая,
что срикошетившее о шкуру копье может причинить ему тяжкие увечья.
наконечник копья, формой и размерами похожий на римский меч-гладиус, ушел в
шкуру почти на половину своей длины. Запахло уже не плесенью, а настоящей
гнилью.
колдун уже вновь огрел его дубинкой, но на этот раз ласково, по заднему месту.
Это означало, что еще один претендент успешно прошел испытание.
менее двух десятков человек, но уж это были богатыри из богатырей.
Петровна и объявила, что жалует каждого силача кувшином какой-то особой
бормотухи, делающей из гиены льва, из мальчика - мужчину, а из мужчины
неутомимого и неустрашимого демона.
исключения участникам второго тура приблизились девушки с объемистыми глиняными
кувшинами, которые немедленно были опорожнены до дна.
бухим уже после трехсот-четырехсот грамм любого алкогольного напитка, крепостью
превышавшего тридцать градусов, а в кувшине, судя по всему, плескалось не
меньше литра.
Иначе холостым будешь.
первый глоток и от неожиданности едва не поперхнулся - в кувшине была вода! Со
странным привкусом и еще более странным запахом, но, несомненно, вода. Леву
давно уже мучила жажда, вызванная суетой и треволнениями этого дня, поэтому
прохладный напиток пришелся как нельзя кстати.
силах. Ситуация уже не казалась ему такой безысходной. Надо было только
выдержать соревнование на выносливость, а уж в своей смелости он сейчас
почему-то не сомневался.
неизвестные Цыпфу музыкальные инструменты, издававшие высокие, тревожные звуки.
Воины без промедления начали свой танец, представлявший нечто среднее между
конвульсиями буйно помешанных и упражнениями каратистов.
зрители не выдержали искушения и тоже пустились в пляс. Даже горбатый колдун
неуклюже вертелся на одном месте, похожий на краба, которому отдавили клешню.
Для него это была неприятная и тяжелая повинность. От ритма он старался не
отставать, но силы попусту не транжирил. Его танец скорее напоминал бег на
месте, чем прыжки. И тем не менее в очередной раз отрываясь от земли, он считал
про себя: "Пятьдесят, пятьдесят один, пятьдесят два..." На трехсот десятом
прыжке Лева внезапно заметил, что у него осталось не больше семи-восьми
соперников. Остальные претенденты уже успели принять лежачее или сидячее
положение, хотя их тела продолжали дергаться в такт зажигательной музыке. Пяля
в пространство осоловелые глаза, они бормотали что-то невразумительное, короче
говоря, представляли собой типичных клиентов медвытрезвителя. (К сожалению, до
такого вида коммунальных услуг в далеком от цивилизации Лимпопо еще не
додумались.)
и предстоящее состязание на смелость не волнует".
оборвали свою дробь. Умолкли и маримбы, эти ксилофоны Черной Африки.
рта не пускал. У него дрожали не только ноги, но и руки, голова и вообще все
нутро. Раз и навсегда он возненавидел все на свете танцы, как народные, так и
классические.
черных. Лева, конечно, проскочил дуриком, но этих четверых можно было смело
посылать в космос, спускать в жерло действующего вулкана и безо всякой
тренировки выставлять на двенадцатираундовый бой против чемпиона мира по боксу
Кассиуса Клея. Еще оставалось неизвестным, в чем именно состоит заключительное
испытание, но можно было не сомневаться, что эти четверо в нем не сробеют. Лева
вновь тихо запаниковал.
середину плаца пять плетеных конусообразных корзин. Горбун исполнил вокруг них
довольно непристойный танец, вдоволь повалялся в пыли, а затем с обезьяньими
ужимками сорвал крышки.
корзин разом поднялись пять узких змеиных головок. Их пасти были широко
раскрыты, демонстрируя ядовитые клыки, а в глазах горела древняя ненависть ко
всем двуногим, четырехногим и крылатым тварям. Характерная расцветка змей -
темно-бурая спина и грязно-белое брюхо - свидетельствовала о том, что это были
так называемые черные мамбы, самые опасные гады саванны, укус которых смертелен
даже для зебры.
смелость, нужно было всего-навсего схватить змею рукой.
неказистую собачонку, жалобно скулившую в предчувствии беды. Это была
одновременно и жертва богам, и тест на проверку агрессивности змей.
шкирку и швырнул в сторону змеиной выставки. Собачка ловко приземлилась на лапы
и только хотела дать деру, как ближайшая мамба нанесла стремительный, почти
неуловимый для человеческого взгляда удар...
кончик ее хвоста, а спустя еще пару минут окончательно стихло и тихое
повизгивание. Публика тревожно загудела - как-никак она явилась на свадьбу, а
не на поминки.
места. И если на лицах воинов читались признаки растерянности (выйти с голыми
руками на змею для арапа было то же самое, что для уроженца Отчины стать на
пути несущегося железнодорожного состава), то человек, хорошо знавший Леву,
сразу догадался бы, что в его черепной коробке происходит интенсивный
умственный процесс.
хотела моей смерти. Змея может стать безвредной, если израсходует весь запас
своего яда. Но опыт с собачкой свидетельствует как раз об обратном. Иногда у
змей вырывают ядовитые клыки... Посмотрим повнимательнее... Нет, у всех пяти
штук клыки на месте. Что же делать? Соревноваться со змеей в реакции