Чтение 65–й страницы книги ~Орфей и Ника~

месяцы.

- Господин Флавий, кто из них настоящий - с усами или без?

- Оба липовые. - Николай Андреевич недобро рассмеялся. - Один мнит
себя героем-мучеником, другой - великим продолжателем дела Ленина. Тот, что
с усами, опаснее, но, если их поменять местами, ничего не изменится.
Больше, товарищ Бен, ничего не скажу: партийная тайна... Не обижайтесь...

Бен не обиделся, но любопытство его только возросло. Все-таки он
попытается раскусить этот ребус! Обязательно попытается...

- С этим осторожнее, - предупредил подпольщик, очевидно догадавшийся о
его намерениях. - Не спешите, сейчас не это самое главное. Итак, задача,
думаю, ясна. Будет нелегко, товарищ Бен. Я знал, что рано или поздно меня
отправят из Столицы подальше, но очень надеялся на Терапевта...

Бен молча кивнул, вновь вспомнив Афанасия Михайловича. Да, без него
будет трудно. До сих пор не верилось, что этого человека нет в живых...

- Господин Флавий, вы говорили, что были с ним не согласны. Ну, о
политике - это понятно. Но вы упомянули эстетику...

Лунин развел руками:

- Увы, никогда не был поклонником его творчества. Пьесы товарища
Терапевта могут нравиться "бывшим", но не такой серой кости, как я. Знаете,
я пошел воевать в октябре семнадцатого, так что нагляделся на благородных
полковников и сентиментальных поручиков. Тут товарищ Терапевт меня никогда
не убедит... Вы знаете, незадолго до смерти он закончил роман...

- В самом деле? - удивился Бен. - Вы читали? О чем он?

- Читал. - Николай Андреевич задумался. - Афанасий Михайлович
почему-то интересовался моим мнением... О чем - сказать нелегко. В общем,
мрачная интеллигентская мистика. Христос, Пилат, фантазии в духе Гёте,
всяческие видения... Правда, кое-что он взял из нашего, так сказать, бытия.
Даже нарушил конспирацию - рассказал об одном реальном случае из жизни
группы. А в общем, я не в восторге...

- Все равно, - Бен покачал головой, нимало не убежденный столь
решительным отзывом, - я хотел бы прочесть! В любом случае это надо
напечатать...

- Когда-нибудь, - кивнул подпольщик. - Когда всех нас уже не будет в
живых, раньше нельзя. Может, вы и правы, товарищ Бен, этот роман еще
принесет сюрпризы... Впрочем, нам пора. Поздно...

Бен удивленно оглянулся: действительно, уже совсем стемнело.
Патриаршие опустели, вокруг стояла тишина, только со стороны Бронной, еле
слышный, доносился трамвайный звонок.

- Пойдем, Бара! - Пес радостно вскочил, даже подпрыгнув от нетерпения.
Лунин потрепал его за уши, вызвав тем новый приступ радости, затем
повернулся к своему спутнику:

- Вы уходите первым. Обо всем остальном - послезавтра, здесь же в это
время. Удачи вам, Александр Леонтьевич.

- Спасибо, Николай Андреевич.

Возле турникета, отделявшего сквер от пыльного уличного асфальта, Бен
оглянулся. Человек в сером плаще и остроухий пес стояли неподвижно, глядя
ему вслед.

...Пустельга очнулся, словно от толчка, сразу же почувствовав
опасность: Тело напряглось, но Сергей заставил себя успокоиться. Давняя
привычка подсказала: торопиться нельзя. Не спешить, не выдавать себя,
лежать неподвижно... Похоже, он угодил в переплет, значит, прежде всего
следует разобраться, вспомнить...

Сергей глубоко вздохнул и понял, что не ранен, лишь очень слаб.
Правда, на руках и груди чувствовалась какая-то неприятная корка. Кровь? Но
на нем нет даже пореза! Ладно, с этим после... Он лежит где-то в сыром
помещении, на чем-то жестком, похожем на дощатый настил, руки и ноги не
связаны, левая рука прижимает к груди какой-то странный предмет, похожий на
призму...

Пустельга немного успокоился/ Он не ранен и даже не связан - значит,
еще не все пропало. Спокойно, Серега, спокойно, Крест, - выкарабкаемся...

Оставалось вспомнить о том, что случилось. Итак, ночью он почему-то
проснулся, затем в дверь позвонили, он открыл... Вера! Вера Лапина! Он
впустил ее, она оглянулась, он еще успел удивиться: у девушки были такие
странные глаза! И тут его ударили...

Все стало на свои места. "Вандея"! Все-таки до него добрались!
Интересно, куда его спрятали? Сквозь прикрытые веки проникал неяркий свет,
откуда-то доносился непонятный шум, похожий на стук костей. Итак, он здесь
не один, кто-то рядом, и этот кто-то едва ли из числа друзей. Что ж, его не
связали - и зря. Каким слабым Сергей себя ни чувствует, кое-что показать
своим тюремщикам он еще сможет.

На миг он ощутил злой азарт, но тут же вернулась тревога. Что-то он
упустил, что-то очень важное, даже страшное... Да, конечно, ему снился
странный сон, вернее кошмар. Он не Пустельга, а какой-то Павленко, он
смертельно болен, его постоянно мучает холод. Затем какие-то разговоры с
товарищем Ивановым, постоянный страх...

Пустельга глубоко вздохнул, по-прежнему не открывая глаз. Слава Богу,
приснилось. Никакого холода он не чувствовал и, если бы не слабость, мог
считать себя совершенно здоровым. Наверно, накачали наркотиком... Да,
конечно, ему еще привиделось, что он разговаривает с самим Сталиным, затем
какая-то часовня, черные тени в углах, его подводят к каменной плахе, кровь
- его кровь... И тут по телу прошла волна боли, в глазах вспыхнуло темное
тяжелое пламя - он наконец вспомнил все...

Наверно, Сергей застонал, поскольку тот, кто находится рядом, замер.
Пустельга понял, что притворяться дальше не имеет смысла.

- Очнулся, майор? - Голос показался незнакомым, со странным акцентом.
Пустельга открыл глаза...

Часовня - та же, что и несколько дней назад, когда Сергей побывал
здесь впервые. Исчезли черные драпировки, звезда над алтарем, камень с
резной черепахой. Даже пол стал прежним - неровным, в глубоких выбоинах.
Сергей лежал на досках, рядом горела свеча, а в ногах у него сидел человек
в черном балахоне и такой же черной шапочке. Память тут же подсказала, они
уже виделись. Этот, узкоглазый в шутовской одежде, стоял слева от Агасфера,
именно он взмахнул рукой, разрубая ему грудь... Пустельга дернулся и
медленно сел, собравшись в комок. Узкоглазый не отреагировал, лишь руки
начали перебирать длинные четки. Вот, значит, откуда шел стук...

Пустельга оглянулся: возле выхода он заметил какую-то тень. Стерегут,
не уйти...

- Успокоился? - Человек в балахоне медленно встал, держа в руках
большую темную чашу. - Выпей...

Сергей подчинился - по телу разлилась горячая горечь. Сразу же стало
легче, слабость куда-то отступила.

- Спасибо... - Он произнес это механически, хотя и не собирался
благодарить убийцу. В ответ послышался негромкий смех:

- Спасибо скажешь не мне, майор... Я только сидел возле тебя и
смотрел, как гаснет Кровавый Рубин. Мало кто видел такое. Сидеть пришлось
долго...

Пустельга провел ладонью по лицу - да, он не брился не меньше недели.
Рубин? Ну конечно, призма! Он разжал левую руку - темно-красный кристалл,
покрытый мелкими непонятными буквами. И это уже знакомо, точно такой лежал
в разбитом гробу на Донском. Бхотские письмена... Тогда этот Рубин напугал
самого Волкова, камень оказался в могиле вместо убитого красного
командира...

- Я что - умер? - Вопрос прозвучал нелепо, узкоглазый вновь засмеялся,
и Сергей поспешил исправиться: - Я... я хотел спросить, я был мертвым?

- Нет, - смех оборвался, - будь ты мертвым, даже ваш пророк Иса не
воскресил бы тебя. Ты умирал, майор, ты прошел полпути до царства Ямы, но
тебя вернули. Агасфер разрешает мне побыть с тобою. Не каждый день дух-цха
вновь становится человеком.

Да, он уже не был болен. Наверно, Сергей стал первым, кто победил
болезнь Воронина. Но как? Неужели кристалл?

Узкоглазый поднялся и протянул руку. Пустельга неохотно отдал камень.

- Кто вы такой? - Сергей вновь оглянулся, прикидывая, не лучше ли
просто сбить этого типа с ног и попробовать прорваться.

- ЗК Гонжабов. - Человек в балахоне хмыкнул. - Статья 58-я, гражданин
майор. У тебя есть еще вопросы?

- Пожалуй. - Пустельга тоже встал, слабость окончательно пропала - он
снова здоров, только очень голоден. - Что это за Рубин?

Гонжабов покачал головой:

- Ты не поймешь... Могу сказать, что он - капля крови царя Ямы и его
сила перешла в тебя, изгнав из тела демона. Я не умею говорить на языке,
понятном тебе, майор. Спроси Агасфера...

Да, Филина стоило бы спросить - и о Рубине, и о Венцлаве, и об
Орловском... А еще - о смерти Веры, Микаэле Ахилло, о Виктории
Николаевне... Счет получался длинный.

- Ты увидишь его, - продолжал Гонжабов, - но не сейчас. Слушай, он
приказал передать...

Узкоглазый помолчал и заговорил совсем по-другому - громко, без
всякого акцента. Сергею показалось, что он вновь слышит голос Иванова.

- Я выполнил свое обещание, Сергей Павлович. Вы мне нужны, но я не
могу вам верить. Поэтому я дам вам время подумать. Захотите мне служить -
позовете. До встречи...

Сергей усмехнулся. Где ему предстоит думать? В ежовских подвалах?
Придумано неплохо: отдать беглого врага народа Пустельгу "малиновым" и
подождать, пока он сам попросится на службу...

- Значит, я арестован? - Вопрос был явно лишним, Гонжабов лишь пожал
плечами:

- Чем ты лучше меня, майор? Агасфер обещал, если ты согласишься, нас
поселят рядом. Так что еще увидимся...

Это тоже понятно. Даже если Сергей даст согласие, его будут держать на
"тюрположении". Живой детектор нуждается в надежной охране...