Чтение 65–й страницы книги ~Преемник~

отвернулся, бросив палочку в огонь.

Это был на редкость молчаливый привал - не было сказано ни слова,
только скрипела и возилась ночь, вышагивали часовые да трещал огонь.
Ночной костер виден издалека, Сова опять знает больше, нежели полковник
Солль; Сова снова хозяин положения, не зря так торжествующе ухают среди
черного леса его лупоглазые тезки...

Эгерт подмостил в изголовье седло и лег, укрывшись плащом. Над ним
висела многослойная темнота - беззвездное небо, затянутое тучами,
невидимые кроны, неведомая ночная жизнь...

Он глубоко вдохнул запах земли и леса - и тогда пальцы его, судорожно
сжавшись, вцепились во влажную шкуру травы.

Муравей на огромной карте, где вышит шелком ночной лес, где не
отмечены тропы и тропинки, где тут и там торчат булавки с красными
головками костров... И крыши деревень, и ниточка ручья, протянувшаяся к
синей ленточке реки... Спинки шелковых мостов - здесь и здесь... И ниточка
парома. И очертания оврагов. И буреломы, которых нет на карте... Хлещут по
щекам ветки. Чужая воля становится своей, Эгерт Солль сидит, ухмыляясь, в
своей берлоге и ждет, когда поутру другой Эгерт Солль, считающий себя
охотником, совершит очередной безнадежный бросок... Безнадежный, потому
что...

Эгерт сел. Лейтенант Ваор, прикорнувший неподалеку, испуганно
вскинулся:

- А?!

Медведь в погоне за стаей шершней. Очень отважный, очень глупый
мишка...

Эгерт кивнул лейтенанту и улегся снова; в прореху облаков над ним
заглянула одна-единственная, тусклая звездочка. Эгерт с удивлением понял,
что она не белая, а зеленоватая, как кошачий глаз.

Он закрыл глаза - и на черном небе собственных век увидел созвездие.
Россыпь родинок на высокой шее. Не сейчас... Нельзя.

Наутро отряд был шокирован приказом своего полковника. Презирая
здравый смысл, Эгерт Солль повелел бросить преследование по вчерашнему
свежему следу и круто повернуть на север - к реке.

Стражники роптали. Стражники скрежетали зубами и переглядывались,
даже лейтенант Ваор, боявшийся Солля как огня, осмелился на некое подобие
бунта: как же... след же... хутор же... Господин полковник, да видано ли?!

Господин полковник оскалился и выхватил меч. Лейтенант Ваор
отшатнулся - но полковник всего лишь вскинул оружие над головой,
поклявшись, что следующий, кто задумает обсуждать с ним его приказы,
повиснет на первом же крепком суку.

Лейтенант Ваор притих - однако недовольство не улеглось. Никто из
следовавших за Соллем людей не сомневался теперь, что по возвращению в
город полковника ждет открытый бунт; играя желваками и переживая
предстоящее поражение, стражники влачились за Соллем - а он, окончательно
спятив, погонял и погонял. Скоро отряд несся сквозь лес, оставляя на
сучьях обрывки одежды, и ни у кого не осталось времени даже на ругань -
все силы уходили на то, чтобы обогнуть и прорваться, не налететь на ствол
и не изувечить лошадь...

Потом лес поредел, и обезумевший полковник пустил свою лошадь в
галоп.

Вскоре между стволами впереди замелькало небо; через несколько минут
отряд вырвался на открытое место, к реке. Вдоль берега тянулась дорога, а
поодаль виднелась и переправа - широкий паром успел добраться уже до
половины реки, и был он перегружен. Более десятка лошадей и столько же
спешившихся всадников, паромщику приходится несладко...

На берегу ожидали переправы еще всадники - несколько десятков, как
сосчитал про себя Эгерт. Ему показалось, что все это уже было когда-то,
что в каком-то сне он видел и этот паром, и эти обернувшиеся к нему лица -
а выражение их казалось у всех одинаковым, впрочем, издалека не
разглядеть...

За спиной у него кто-то ахнул. В ту же секунду над рекой грянул
пронзительный, раздирающий уши свист, и там, на пароме, панически заржали
лошади.

Попал, подумал Эгерт с удивлением. В детстве он забавлялся, бросая
камушки с закрытыми глазами, и иногда - нечасто, но все-таки - ухитрялся
попасть в узкое горлышко глиняного кувшина... Это вслепую-то... И всякий
раз испытывал такое вот радостное удивление - попал...

Но на этот раз он не был слепым. Чувство, приведшее его к парому в
этот день и в эту минуту, казалось более зрячим, нежели чьи угодно глаза;
он знал, что так будет - и все же успел удивиться.

Паром тяжело закачался посреди реки - забегали люди, забеспокоились
лошади, присел, закрывая голову руками, пожилой паромщик. Те, что
оставались на берегу, сбились в плотную кучу; уже на скаку Эгерт понял,
что это не напуганная толпа, а отряд, готовый к бою. Хорошо, подумал Эгерт
почти с уважением. Сова на берегу, стало быть... Без Совы они бы
разбежались. Врассыпную - ищи ветра в поле... Хотя нет. Теперь нет,
слишком близко, как на ладони, выходит, поздно им бежать...

Он думал, а вскинутая над головой рука сама собой отдавала приказы,
не требующие уже и голоса. За спиной его разворачивались и
перестраивались, вздымали пыль копыта и скрежетала извлекаемая из ножен
сталь; на скаку он успевал оценить силы противника и просчитать варианты
боя - но и свои и чужие бойцы в тот момент были ему странным образом
безразличны. Небо, неужели Луар...

Солль не знал, что сталось бы с ним, если б в толпе этих убийц
обнаружилось знакомое лицо. Но Луара здесь нет - он понял это с первого же
взгляда, но, собственно, он знал это и раньше... Так-то, судья Ансин. Нет
его здесь и никогда не было. Мое дело - Сова.

Теперь Сова, думал он, вглядываясь в белые лица всадников у парома.
Только Сова. Сам. Своей рукой.

Разбойники уступали числом; часть их застряла посреди реки, решая,
очевидно, прийти ли на помощь либо дать деру. Паромщик, увидел Эгерт
боковым зрением, лежал на досках, и безжизненно отброшенная рука его
касалась воды. Зачем, подумал Эгерт. Зверье, его-то зачем?

Уже через мгновение он понял, зачем. Разбойникам просто некуда было
отступать - привычные жить на пороге смерти, приноровившиеся убивать, они
и умирать умели. Да не в петле на площади, а в схватке, пусть даже с
превосходящим противником, лишь бы утащить за собой как можно больше чужих
жизней... Они будут резать всех подряд, подумал Эгерт. Они бы и лошадей
перерезали.

А стражники - что ж... Им тоже некуда отступать. После той
убийственной Эгертовой речи, после той мертвой девочки на дороге,
обуглившегося хозяина под окнами собственного сожженного дома... Никуда не
денутся. Вперед...

И два отряда сшиблись жестко и беспощадно.

Эгерт врезался в схватку все глубже и глубже - не отдавая себе
отчета, он лез прямиком на клинки. Он ловил своим телом смертоносные
острия, и подспудная тяга к самоубийству, со стороны казавшаяся
нечеловеческой отвагой, заставляло трепетать даже бывалых душегубов.
Короткий меч - оружие стражи, которое Солль никогда не любил - успел тем
временем окраситься кровью.

Перед глазами его стремительно проносились земля, нещадно изрытая
копытами, небо с тонкой сеткой перистых облаков, потом лицо с выпученным
глазом, на месте другого - кровавая рана, потом другое лицо, рот перекошен
криком, видно гнилые пни зубов... Потом снова земля с валяющимся на ней
кистенем, потом топор на длинной рукоятке, медленно-медленно падающий
сверху - и удивленная волосатая харя, и собственная рука с мечом, сильный
толчок, едва не сносящий с седла - небо с перистой сеткой... Визг
обезумевшей лошади. Падение тяжелого тела; хрип. Проклятия; он в последний
момент отразил два сильных, последовательных удара - справа-плечо и
справа-пояс. Шипастый шар на длинной цепи, слившийся в один размазанный
круг, просвистел прямо перед его носом - ему показалось, что он слышит
запах мокрого металла...

Запах смерти. Кровь и мокрый металл; металлический привкус во рту,
солоноватый вкус крови. Как он ненавидит все это. Как сильно...

Тогда, в дни Осады, он не искал гибели. Тогда он твердо знал, что
должен выжить и спасти Торию, спасти сына... а с ними и город. Тогда все
было по-другому... Был смысл... Цель...

Сова! От этой мысли он заметался, как ошпаренный; походя отшвырнул в
сторону чей-то занесенный клинок, завертелся, высматривая среди
сражающихся тайного или явного предводителя. Бой растянулся вдоль берега,
теперь каждый бился за себя, но Эгерт видел, как попытавшегося ускакать
разбойника настигают двое с короткими мечами... И сразу возвращаются,
оставив на произвол судьбы волочащееся за разбойничьей лошадью тело...

Он мрачно усмехнулся. Здорово он подготовил своих людей... Здорово
разозлил. Впрочем, и Сова их разозлил тоже. Никто не уйдет...

Царство смерти. Чтобы остановить смерть, надо убивать во множестве, и
лучше сейчас, иначе случиться площадь с шеренгой виселиц...

Он скрежетнул зубами. Светлое небо... Он один знает, как тошнотворно
пахнет эта ярость, эта жажда разворотить от плеча и до седла. Это хуже,
чем запах крови. Что за отвратительное месиво чувств владеет сейчас
сцепившимися людьми...

Он закричал; крик помог ему овладеть собой. Он воин; если время от
времени ему открываются чужие боль и ярость - тем хуже...

Снова кинувшись в схватку, он давился боевыми кличами и искал Сову;
чья-то рука перерубила веревку, соединяющую берега, паром медленно, но
неуклонно сносился течением - но никто не уйдет... Ряды разбойников
поредели, песок покрылся темными пятнами, а у самой воды уныло стоял конь
под опустевшим седлом, переступал копытами и смотрел на реку...