морского Крита, родственников и современников прародителей народов Индии.
появлением пир возобновился. Только что гонец привез донесение, что казна,
захваченная в Сузе, Пасаргадах и Персеполисе, прибыла благополучно в
Экбатану. По предварительным подсчетам, в распоряжении Александра
оказалось больше ста пятидесяти тысяч талантов. О таком богатстве не могла
мечтать вся Эллада. Если все это богатство перевезти в страны Эллады,
Македонию, Ионию, то оно обесценило бы все состояния и разорило бы всех
имущих. Александр решил хранить добычу за семью стенами Экбатаны.
удалось собрать большого войска. Две тысячи наемников, три-четыре тысячи
легкой кавалерии не составляли угрозы для победоносной армии. Добить врага
и покончить с бывшим "царем царей" теперь было сравнительно простой
задачей.
множеством рабов и просторами лежавшей в покорности страны, молодые воины
и пожилые ветераны македонской армии неустанно поднимали чаши, славя
великого Александра, хвастая победами, проливая внезапные слезы о погибших
товарищах.
и Великой Азии, опьяненный своей славой, успехом, вином и еще более -
великими замыслами, с любовью смотрел на шумных товарищей, положив могучие
руки на золотые с синей эмалью подлокотники трона грозного опустошителя
Эллады. С беспечной улыбкой склонившись к Таис, он спросил вполголоса,
почему она в простом наряде.
что царь разгневался, и, чтобы перебить разговор, стал громко просить Таис
станцевать.
музыканта семиструнную китару с колокольчиками и запела ударным
гекзаметром старинный гимн о персидской войне, о сожженных Афинах и боевой
клятве не служить ничему, кроме войны, пока последний перс не будет
выброшен в море. Яростную мелодию Таис пропела с таким диким
темпераментом, что многие повскакали с мест, отбивая ногами такт и
раскалывая о колонны ценные чаши. Вскоре весь зал загремел боевым напевом.
Сам Александр встал с трона, чтобы принять участие в песне. С последним
призывом всегда помнить злобу врагов и особенно сатрапа Мардония Таис
швырнула китару музыкантам и села, прикрыв лицо руками. Александр поднял
ее за локоть вровень со своим лицом. Целуя, он сказал, обращаясь к гостям:
чаши с золотом до боевого слона. Таис подняла руку и громко обратилась к
Александру:
хочется, разреши сказать речь и не гневайся, если она тебе не понравится.
на трон. Леонтиск и Гефестион расчистили место на столе, но Таис
отказалась.
варваров! Дайте мне скамью!
костью. Таис вскочила на нее, похлопала в ладоши, призывая к вниманию. Она
могла бы и не делать этого. Все глаза были прикованы к ней.
Птолемею и Леонтиску за помощь в странствовании и за чудесного коня. Этот
конь дал ей возможность не только проехать десять тысяч стадий через
страны Сирии и Финикии до Вавилона, но и единственной из эллинских женщин
совершить поход в пять тысяч стадий до Персеполиса.
великому удивлению, кроме сокровищ и роскошных дворцов, здесь нет ни
храмов, ни собрания ученых и философов, ни театров, ни гимнасионов. Не
созданы статуи и не написаны картины, прославляющие красоту и подвиги
богов в образе людей и божественных героев. Кроме надменных толстомордых
быков-царей, принимающих дары, и процессий раболепствующих и пленных,
здесь нет ничего. Чащи колонн по сорок локтей на платформе в тридцать
локтей высоты - все это лишь для того, чтобы возвысить владык унижением
подданных. Ради этого здесь трудились искалеченные эллины, ионийцы,
македонцы и фракийцы, толпу которых мы встретили? Ради этого Ксеркс со
своим злым сатрапом принес кровь и смерть в Элладу, дважды сжигал мои
родные Афины, увел в плен тысячи и тысячи искусных мастеров нашей страны?
Я здесь одна с вами, герои-победители, повергшие в прах могущество
недобрых владык. Я служу богине красоты и знаю, что нет хуже преступления,
чем поднять руку на созданное человеком прекрасное. Но, если это служит
злой власти? Тогда оно всего лишь обман, ибо нет красоты без добра и
света!
одобрительно и грозно загудели. Гетера вдруг выпрямилась, как спущенная
тетива.
сокрушенной вами деспотии! Неужели я одна ношу в своем сердце пожарище
Афин? А мучения пленных эллинов, длившиеся до сих пор, слезы матерей, хотя
бы это и было восемьдесят лет назад?! Неужели божественный Александр нашел
удовольствие усесться на троне разорителя Эллады, будто слуга, забравшийся
в покои господина?
Александр вскочил будто ужаленный. Люди оцепенели.
удара.
закаленные воины вздрогнули.
полководца над людьми, магическую силу его голоса, подчинявшего громадные
толпы людей.
приличествует тому, чей божественный разум и сила привели нас сюда!
мгновенно подожгли занавеси на окнах, подвески и шнуры, легкие деревянные
переплеты для цветов.
восторга и боевыми кликами воины хватали факелы и разбегались по дворцам,
поджигая все, разбивая лампионы, опрокидывая чаши с горящим жиром и
маслом.
охраны были в огне. Подожгли и ападану, откуда огонь перекинулся (или был
перенесен) на жилые дворцы Дария и Ксеркса в юго-западном углу платформы.
Оставаться на ней дольше не было возможности. Александр, не отпуская руки
Таис, сбежал по северной лестнице на городскую площадь. Здесь, окруженный
военачальниками, он стоял, зачарованно глядя на титаническое пламя,
взвивающееся в почерневшее небо. Балки крыш и потолков, простоявшие
столетия на сухой жаре, вспыхивали, как облитые горючим маслом. Серебряные
листы кровли плавились, низвергаясь ручьями жидкого металла на лестницы и
плиты платформы, и, застывая, летели звонкими раскаленными лепешками в
пыль городской площади. Пламя ревело и свистело, перекрывая вопли жителей,
столпившихся у края площади, боясь приблизиться.
ночи, окружавшей слепящий жар исполинского костра. Люди взирали на пожар с
суеверным ужасом, будто не руки Александра и маленькой афинянки сделали
это, а силы подземного мира и ввергнутых туда титанов вырвались на
поверхность Геи. Жители города попадали на колени в предчувствии большой
беды. И действительно, ни Александр, ни его военачальники не стали
сдерживать воинов, для которых пожар послужил сигналом к грабежу. Толпа
ошеломленных горожан стала разбегаться, надеясь спасти имущество от
распалившихся македонцев.
перекрытия, выбрасывая вихрящиеся столбы искр.
крепкой ладони царя. Он устремил на гетеру пристальный взгляд, как после
речи в зале, и вдруг вскрикнул:
власть над людьми.
всему недостижимо далекому твое сердце. Ничего нет в мире неуловимее
женской красоты. И ты уклоняешься от этой безнадежной борьбы, вести
которую обречены лишь поэты и художники. Красота ускользает, как черта