тогда с приветственными воплями выскочили и запрыгали, радуясь, как
дети, Лукьянова и Петрунин.
головешка", по непочтительному выражению Эглона, возраст которого
давал право на известную фамильярность. Смоляные косы были распущены -
впопыхах Лукьянова не успела их заплести. Пестрая клетчатая ковбойка и
необ(r)ятные парусиновые шаровары составляли ее гобийский наряд. Под
стать ей был Петрунин, до глаз заросший твердой щетиной рыжеватой
бороды, с широко раскрытой от жары шерстистой грудью. Скоро мы уселись
за удобным столом, поглощая чай.
вернулись к ставшим обычными делам в котловине Нэмэгэту.
лагерь подошли "Дракон" из Улан-Батора и "Тарбаган" с Алтан-улы. Таким
образом, мы сразу оказались в курсе всех дел: узнали, что окончился
весь запас леса и гвоздей, что масло для автомашин на исходе, что на
раскопках в Алтан-уле поломались о твердый песчаник все наши
инструменты. В остальном дела обстояли благополучно. Выкопанные в
Нэмэгэту коллекции были вывезены из ущелий и частью перевезены в
Далан-Дзадагад. Оставшаяся часть стояла победной пирамидой на высоком
бугре недалеко от бывшего Центрального лагеря. Сюда, во временный
лагерь, свозились коллекции с "Могилы Дракона", еще не упакованные за
отсутствием досок. Лукьянова заведовала этим лагерем, в шутку
прозванным "Лукьян-сомоном". Несколько дней она провела тут в
одиночестве, царицей всей западной части котловины. Потом в помощь ей
был отряжен рабочий Намсарай.
приезда, поговорил с Эглоном и убедился в безнадежности дальнейшего
продолжения работы. Огромные плиты песчаника, содержавшие скелеты
утконосых динозавров, не поддавались разделению на под(r)емные части,
так как кости крошились и высыпались. Чтобы не погубить ценнейшей
находки, следовало брать ее большими плитами по тонне и более весом, а
значит - прокладывать сюда доступную для автомашин дорогу.
Волей-неволей приходилось отложить раскопки "Могилы Дракона" до
следующей экспедиции. Я до такой степени не люблю откладывать что-либо
намеченное, что меня в этих случаях одолевает хандра. Но когда я
ранним утром 7 июля вышел из палатки на "Могилу Дракона" и окинул
взглядом невеселое место, то оно совершенно преобразилось. Отвесные
кручи Алтан-улы стали темно-зелеными, очень густого цвета, с
отдельными черными пятнами пустынного загара и серыми бороздами русел
и рытвин. Прямо перед нами - светло-серые бледные обрывы и останцы,
подчеркнутые полосой ярко-оранжевых песков на уровне "Могилы Дракона".
Как всегда, величественная и покойная красота пустыни утешила меня.
пройденных путей образовали в памяти сменяющуюся ленту мысленных
картин. В прежнем моем представлении Гоби была равнинной пустыней,
каменистой или песчаной, с редкой растительностью и палящим зноем. При
более близком знакомстве Гоби сделалась гораздо более сложным
понятием.
площадками в центре, где мало обнаженной почвы, а все одето щебенкой,
черной, коричневой или серой, мелкой во впадинах и крупной - в горах.
Это мелкосопочник - сильно размытые, задернованные плоские холмы или
небольшие горы. Это гряды обнаженных твердых пород с россыпями камней
и невысокими ощеренными скалами. Это обширные светлые плоскогорья,
покрытые редкой желтой травой - ковыльком, и это же невысокие горы,
вокруг которых вся поверхность иссечена мелкими промоинами и сухими
руслами. Горы - то округлые, иногда засыпанные песками, то обнаженные,
ощетиненные, истерзанные ветром и зноем. И, наконец, Гоби пересечена
грозными, голыми скалистыми хребтами. Мощные пояса из крупных камней и
щебня охватывают эти бастионы безжизненной материи. Подступы к ним
заграждены бесчисленными сухими руслами, в которых встречаются
неожиданные оазисы могучих деревьев - хайлясов и евфратских тополей.
Гоби - это бесконечные заросли саксаула, редких кустов караганы, лука
и полыни. Пухлые глины и солончаки с жирной зеленью солянок и эфедры.
Есть здесь и громадные полосы подвижных песков с барханами
стодвадцатиметровой высоты, зловеще курящиеся даже на слабом ветре. И
еще многое и многое можно сказать о Гоби...
ветер и блеск. Ветер, дергающий, треплющий и раскачивающий, несущийся
по горам и котловинам с шелестом, свистом или гулом... Блеск могучего
солнца на неисчислимых черных камнях, полированных ветром и зноем,
горящие отраженным светом обрывы белых, красных и черных пород,
сверкание кристалликов гипса и соли, фантастические огни рассветов и
закатов, зеркально-серебряный лунный свет, блестящий на щебне или
гладких "озерках" твердой глины...
дни в нашем лагере в центре котловины Нэмэгэту. Машины работали
неустанно, вывозя коллекции и снаряжение в Далан-Дзадагад. В дождливые
дни почва стала более мягкой, и машины продавили и накатали наконец
дорогу из котловины в Ноян сомон. Теперь достижение сомона для машин с
полным грузом было делом нескольких часов. Но дорога досталась нам
недешево: все машины дымили, требуя смены колец, груда поломанных
рессор на складе в Улан-Баторе все увеличивалась. Приходилось
поочередно отправлять машины в Улан-Батор для ремонта. Первым ушел
туда с легким грузом из бочек доблестный "Дзерен", рама которого,
треснувшая в Западном маршруте, угрожающе прогибалась. Наличный состав
экспедиции вновь разделился на два отряда.
раскопать слой прессованных черепах, а также обследовать западный
конец "Красной гряды" третичных пород, в которых все чаще и чаще
находились пока еще неопределимые обломки костей. Лукьянова с другой
партией рабочих отправилась снова в район бывшего Центрального лагеря
Нэмэгэту для выемки так называемого "горбатого позвоночника" в
Северо-Западной котловине. Над этим позвоночником мы с Эглоном и
Громовым гадали в 1946 году. Здесь оказался целый скелет утконосого
растительноядного динозавра - зауролофа. Мы с Рождественским отвезли
отряд Лукьяновой на "Драконе" и высадили их на краю красного лабиринта
с запасом воды и пищи, словно зимовщиков в Арктике. Рождественский,
Шкилев и я оставались в "Лукьян-сомоне", трудясь над финансовыми
расчетами и обработкой наблюдений Западного маршрута. Шкилев доставал
особую тетрадь и размашистым почерком вписывал, что следует
заготовлять для будущей экспедиции. Николай Абрамович не отличался
хорошей памятью и не выработал системы записей. Делая заметки повсюду
- на перечнях ящиков, квитанциях учреждений, расписках рабочих, он
терял, по подсчету Рождественского, около 70 процентов записей. Но
трудно было сердиться на нашего Николая Абрамовича. Здоровый и
спокойный, с мягким украинским юмором, Шкилев был хорошим товарищем.
Несмотря на перенесенную весной тяжелую болезнь, он всегда охотно
бросался помогать в погрузке огромных монолитов или вытаскивать
застрявшую машину. Отзывчивый и совершенно лишенный стяжательства или
жадности, Шкилев пользовался общим доверием и любовью, несмотря на
"грешные" для хозяйственника забывчивость и бессистемность в работе.
Спали мы прямо под открытым небом, и наши дюралевые койки стояли на
окраине лагеря. Бесконечный черный простор гобийской ночи затоплял
койку - маленький островок человеческой жизни в неоглядном океане
темного воздуха. А вверху - вся звездная бездна и бесконечность
вселенной, становившаяся тут как-то ближе и понятнее.
Гоби стали великолепны. Охлажденный воздух прозрачен неимоверно, чист
и свеж, как нигде в мире, а неприглядная земля прикрыта тьмой и
загадочна. Вечерами на раскопке Лукьяновой загорался костер. Рабочий,
встав перед ним с листом фанеры, открывал и закрывал огонь и
сигнализировал нам, а мы, развернув единственную оставшуюся у нас
машину, маленького "Козла", отвечали вспышками фар. Столь далекая
видимость с возвышенных мест (наш лагерь находился на "Красной гряде",
а раскопки - на бэле) навела меня на мысль в следующей экспедиции
использовать ракетную сигнализацию.
держалась. Котловина Нэмэгэту изменила свой облик. Темные облака
обычно садились все ниже, пока их обрывки не спускались прямо на бэль
и стелились по подножию Алтан-улы. Огромные полосы синего тумана
ползли по Нэмэгэту, а самые горы (Нэмэгэту и с юга - Хугшо, Шуша и
Хурху) делались совсем темными, черновато-синими. Влажная равнина
побурела и утратила прежнюю мутную и серую видимость. Все вокруг стало
резким, с темными тонами, хмурым и в то же время свежим, новым, без
дрожания раскаленных воздушных потоков, без пыли и тусклого марева,
так скрадывавших расстояние в сухие и знойные дни.
рассказал о находке костей древних млекопитающих в "Красной гряде".
Найдена целая челюсть, принадлежавшая, как определил Орлов,
диноцерату. Диноцераты - странная группа древних зверей, живших около