ятно старухе. Она для виду ворчала, но сама так и таяла, когда Аркадий
или Демилле подбрасывали ей вопросы, зачастую подыгрывая. Острыми проб-
лемами были Афганистан и бойкот Олимпийских игр - и там, и там Анна Сер-
геевна обнаруживала полную осведомленность и трезвость суждений. Аркадий
уверял, что старуха слушает по вечерам "Голос Америки" по транзистору,
дабы иметь двустороннюю информацию.
чая они обычно работали на участке - пилили и кололи дрова, запасали во-
ду на сутки, обрабатывали грядки, окучивали картошку, Аркадий бегал в
ближайший магазин за продуктами. Отработав таким образом собственное
проживание, они переодевались и шли на станцию, где плотно обедали в
"стекляшке", как они называли домовую кухню, а потом ехали в город,
имея, как правило, определенные планы на вечер и ночь.
рода: читки стихов, прозы и статей, доклады, маленькие концерты, прослу-
шивания музыкальных записей, диспуты. Собирались, как правило, на квар-
тирах, но случались встречи и в других местах - в котельных, уже, как
правило, не работающих по причине окончания отопительного сезона, или в
вахтерских "дежурках" каких-то институтов, или в мастерских художников.
Демилле с интересом обнаруживал для себя изнанку культурной жизни, вер-
нее сказать, оборотную сторону медали, где имелись свои знаменитости и
звезды, шли споры, выпускались альманахи и журналы. Интенсивность и
серьезность проблем этой культурной жизни не уступали официальной, хотя
имели несколько иную окраску. Здесь, как и в публичной культуре, чрезвы-
чайно сильны были людские амбиции, с тою лишь разницей, что "там" они
могли быть подкреплены званиями и наградами, а "тут" опирались исключи-
тельно на мнения кружков. Таланты и здесь были редки, и здесь, как и
"там", держались несколько обособленно, а кипучей деятельностью и оформ-
лением идеологии занимались люди энергичные, но неталантливые, отчего по
сути обе стороны культурной медали оказывались похожими, так что непо-
нятно иной раз было - почему представители одной культуры проводят
встречи в концертных залах и Домах творчества, а другие довольствуются
котельными и дворницкими.
но, иногда ели торт. Нищенствовали подчеркнуто, с несомненным досто-
инством. Потом расходились по набережным и проспектам, рассеивались в
зыбких полутенях белых ночей, чтобы назавтра вновь слететься на огонек
тлеющей подпольной культуры.
цель, отчего и сопровождал Аркадия постоянно. Поиски дома затягивались,
он понял, что может рассчитывать только на себя, и потому как нельзя
кстати оказались эти беспрестанные поездки и прогулки по ночному городу,
встречи с незнакомыми людьми, от которых он надеялся получить хоть ка-
кие-нибудь сведения.
надлежит сдать чертеж - и только. В мастерской наступил период летних
отпусков. Когда Демилле изредка забредал туда в конце рабочего дня, то
обычно заставал лишь "дежурную" чертежницу, которая сообщала ему, что
все разошлись еще с обеда, руководитель уже отбыл на юг, а премию дадут
в конце месяца.
но подхлестнула его, зажгла неким азартом. Он увидел, что привычная для
него среда оказалась в диковинку Евгению, а посему, чтобы не ударить в
грязь лицом, водил его по избранным людям, зачастую действительно инте-
ресным. Были тут и религиозный философ, человек весьма эрудированный и
далекий от всякой суеты, и несколько художников, и историк литературы,
занимавшийся наследием Олейникова, Введенского и Хармса. Однажды попали
на концерт молодого барда (Демилле внес при входе по три рубля за себя и
за Аркадия - из входных пожертвований складывался гонорар барда). Певец
и композитор проявил себя, на взгляд Демилле, лишь невежеством, а также
отсутствием всякой культуры слова. Аркадий смушенно согласился.
интереса к "теневой" ленинградской культуре. На читках и обсуждениях, в
разговорах он надеялся, может быть, неосознанно показать и свою роль в
этой культуре, дать понять школьному товарищу, что двадцать лет не прош-
ли даром, не вычеркнуты из жизни; что бывший двоечник Аркаша Кравчук
действительно стал одним из виднейших поэтов Ленинграда, пусть и не
признанным официальной печатью. Но получалось неубедительно. И здесь,
как и в видимой миру литературе, происходила переоценка былых кумиров, и
здесь нарождались новые поколения, для которых Кравчук был уже неинтере-
сен, скучен, отдавал эпигонством. Эти новые молодые люди были, к тому
же, общественно активны: они издавали свои рукописные журналы и альмана-
хи, причем вели себя как настоящие издатели, пускай и не платили гоно-
рар. Дело дошло до того, что во время одного сборища на новой квартире в
Купчине Аркадию на глазах Евгения Викторовича вернули подборку стихов из
такого рукописного альманаха, издававшегося тиражом в 12 экземпляров.
Его главный редактор, румяненький и гладкий молодой человек лет двадцати
семи, нигде не работающий, но только что получивший тем не менее двух-
комнатную квартиру, отдавая Аркадию рукопись, заметил, что он не понима-
ет, почему бы Кравчуку не предложить эти стихи в "Неву" или "Звезду".
"Здесь же ничего нет, Аркадий, понимаете?" - "А что должно быть?" - ок-
рысился Аркадий. Тот только пожал плечами, усмехаясь.
он кинулся к Безичу за утешением и новой ссудой. Демилле к меценату не
пошел: боялся новых разговоров про Мадридское совещание. К тому моменту
он успел уже достаточно побродить по городу, порасспрашивать людей в
компаниях, куда водил его Аркадий (расспрашивал осторожно, не выкладывая
своей истории), но, может быть, именно поэтому и отвечали ему осторожно
-вероятно, опасались нового человека, принимали за стукача. Демилле, од-
нажды догадавшись об этом, расспросы прекратил и лишь ловил в разговорах
намеки на интересующие его обстоятельства. Пока безуспешно.
кова, как ее называли работавшие там молодые литераторы. Они с Кравчуком
уже бывали там, и Демилле кстати вспомнил, что на сегодня назначена чит-
ка новой повести одного из кочегаров. Кравчук скривился, сказал: "Он
мистик", на том они и расстались, договорившись наутро встретиться в Ко-
марове. Демилле прихватил бутылку сухого и к десяти часам вечера прибыл
в котельную, помещавшуюся на Васильевском.
вушки скромного вида, одетые подчеркнуто небрежно. В тесной служебке,
откуда вела в котельную железная дверь, стояли диван, письменный стол и
несколько стульев. Хозяин помещения, он же автор повести, усадив гостей
куда придется, открыл вино и разлил в чашки. Демилле определил, что на-
род собрался не очень знакомый друг с другом - разговаривали мало, де-
вушки перешептывались со своими соседями, на лицах у них было отсутству-
ющее выражение. Обстановка была несколько чопорная, что мало подходило
для котельной, и Демилле попытался неосторожно разрядить ее, приподняв
свою чашку с вином и провозгласив тост за встречу. Его не поддержали,
каждый выпил как бы сам по себе, и Евгений Викторович почувствовал не-
ловкость. "Позвольте мне начать, господа", - сказал со смешком хозяин.
Он явно нервничал и пытался скрыть это усмешкой. Вслед за тем он выложил
на стол рукопись, прошитую на полях тесьмой, по виду -нечитанную.
Хозяин прокашлялся и начал.
на титульном листе фломастером. Автор читал хорошо, тщательно выговари-
вая слова и несколько ритмизуя прозу. Демилле прикрыл глаза, постарался
вникнуть в текст, но вскоре, к удивлению своему, обнаружил, что по-преж-
нему слышит лишь слова и их сочетания - вроде бы вполне понятные, но тем
не менее не образующие никакого для него смысла. Демилле не на шутку
встревожился. Прошло несколько минут, прочитаны были первые страницы, и
Евгений Викторович, так и не найдя нити, стал думать лишь о том, что и
какими словами он будет говорить автору по окончании. Рукопись была не
толста, страниц на тридцать, так что к обсуждению следовало бы пригото-
виться уже сейчас, но он, безуспешно стараясь связать имена и фразы,
мелькавшие в сочинении, все более приходил в недоумение и растерянность,
тем более позволительные, что на лицах остальных слушателей читалась
лишь спокойная сосредоточенность.
Демилле, но здесь это не годилось. - Экзистенциальность... нет, тоже не
то!". Марфа, черт ее дери, по ночам была белой мышью, так он понял, а
днем -актрисой, боявшейся мышей, причем, пребывая мышью, она ухитрялась
оставаться актрисой и таким образом сама себя боялась. Дело происходило
в семнадцатом веке, в городе Ростове Великом.
и почему-то девушек на диване, которые продолжали отрешенно глядеть на
стену котельной, вертя в руках чашки с вином. "Лучше бы пошел к Безичу!"
- подумал Демилле, и в этот момент автор дочитал последнюю и неимоверно
длинную фразу, отхлебнул вина и устало прикрыл глаза.
висели правила противопожарной безопасности, неопределенно хмыкнул и
спросил:
улучшилось, ибо он Ремизова не читал, лишь слышал о таком писателе. Воз-
ник спор, но тоже весьма странный, ибо Демилле показалось, что каждый
старается произнести свои слова так, чтобы, не дай Бог, каким-то боком
не задеть того непроявленного смысла прочитанной повести, который все
более его мучил. Демилле отпил еще вина, набрался храбрости и сказал:
Каменистый Артем
Конан-Дойль Артур
Свержин Владимир
Орлов Алекс
Шилова Юлия
Белогорский Евгений