впускай. Запри дверь, и будто тебя нет. Утром дождись меня.
бы вообще не проехал. Ближе к европейскому берегу дымилось железное месиво.
Столкнулось машин десять...
бросился к одежной куче. В глазах у меня плыло, вместо легких было по мотку
колючей проволоки.
только одно - еще один из наших жив и действует. И, видимо, не в одиночку -
иначе он не стал бы выгребать все. Так что...
весь пляж.
окунусь, смою песок, потом оделись и потопали впереди меня по тропе. Я нес
форму в руках, обсыхая на ходу. Машина наша так и стояла на обочине, часовые
прохаживались рядом, Герберт без фуражки сидел в кабине. Увидев нас, он
спрыгнул на землю и быстро пошел навстречу.
Больше некому.
переключаясь, четко отрапортовал он. - Один раз мимо проехал панцерваген,
притормозил, но не остановился.
Генерал Линевич, не слышали? Русско-японская.
расстреляли его большевики. Другой дед был испанский офицер, он воевал за
Гитлера, | потом со своей частью перешел на сторону Сибири. В сорок девятом
его расстреляли возрожденцы. Мой отец был на сборах, когда начался
офицерский мятеж шестьдесят первого года. Не знаю даже, на чьей стороне он
оказался...
никого нагружать своими долгами...
спасать детей!
искать.
засада...
нетерпение, раздражение, разочарование во всем на свете - все вместе.
Отвернувшись, я стал одеваться.
Герберт.
очень громко - автоматной очередью. Потом те ребята, которым досталась
форма, стали вытаскивать и грузить в машину коробки и ящики, а штатский наш
контингент незаметно прошмыгнул вниз. Пока все это происходило, мы с
Гербертом обошли дом кругом. Подъезд меблирашек был заперт на огромный
висячий замок, на стук никто не отозвался. Похоже было, что все
действительно смылись.
пепельные волосы до плеч и пепельная бородка. - Мы из военной комендатуры.
перевозки вещей было две дюжины.
быть, чтобы никого не осталось. Кто-то же должен следить, охранять...
наблюдения.
чем-то долго говорили с ним, потом посадили его в автобус и увезли с собой.
Он не вернулся еще.
трагедия. Говорят, все было залито кровью... - глазки его сверкнули. - А
утром, когда выносили трупы...
на следующий день, я слушал, но ничего нужного не слышал. Только какие-то
люди, забравшие сторожа... но и сторож ничего не мог знать, потому что той
ночью еще не был сторожем, а был неработающим пенсионером и, естественно,
спал. Наконец, старичок выложил все, что знал, что слышал от других и что
придумал сам или с помощью таких же вот праздных старичков и старушек.
Пообещав узнать специально для нас всю правду о происшествии, он удалился.
запах. Тела, конечно, вынесли, но уборки никакой не делали, присыпали пол
опилками, и все. Мальчишки мои тупо сидели на ящиках. Некоторые даже головы
не подняли при нашем появлении. Сашка ходил, глядя под ноги и загребая
грязные опилки. Начиналась меланхолия, реакция, депрессия. Устали. Очень
устали.
вспыхнула надежда... Фил писал когда-то романтические стихи - как это там? -
поражение в битве суровой, жестокой и праведной, где давно не помощник
надежный и верный наган... что-то еще... и друзья, погибая, уходят во
вражеский стан... Дай Бог, чтобы на этот раз Фил ошибся.
форме караулили снаружи, ~ - вьь строились, подравнялись и приготовились
внимать всему, что я скажу. - Сейчас я уйду. Возможно, надолго. На сутки
минимум. Когда вернусь, у нас будет оружие, транспорт, квартиры, документы.
Мы станем полноценной боевой единицей. Но для этого вам надо просидеть здесь
минимум сутки. В режиме молчания - знаете, как на подводных лодках? Свет не
зажигать, к окнам не приближаться, в комнаты, где есть телефоны, не входить.
Вести себя разумно. Герберта слушаться, как бога. Если через пять суток я не
вернусь, значит - все. Тогда... в общем, постарайтесь тогда сами что-нибудь
сделать. Но я хочу быть спокоен насчет того, что в любой момент у меня будут
наготове два десятка бойцов. Всем все ясно?
ясно. Вот только нельзя ли со мной? Нельзя. Там, куда я иду, и один человек
- толпа. И - все. Никаких пререканий. Считайте себя в засаде. Это тяжело,
это нудно, это долго - но таков приказ.
греметь по железным ступеням, поднялся на этаж, взял со щита ключи от
дешевых комнат - там, как правило, не было телефонов. Не поленился сам
отпереть эти комнаты и во всем убедиться своими глазами. Телефон - это
островок государства в твоей квартире, говаривал, бывало, Фил. И Яков,
помнится, утверждал, что обычный гражданин не в состоянии представить себе и
десятой доли того, на что способен его скромный "Чудов и К°". Потому -