калика... Ты в пещерах вовсе оторвался от жизни.
узким тропкам. Старые горы все источены пещерами и кавернами как старый
пень короедами, если не больше, а это были настолько старые, что вовсе
ушли под землю, оказавшись в потустороннем мире. Калика отыскал пещеру,
что переходила одна в другую, тянулась на мили, иногда сужаясь до тайного
выхода из замка, но затем обязательно расширяясь так, что в ней поместился
бы королевский замок с его башнями и крепостными стенами.
человек распластался вверх лицом на широком камне. Руки и ноги были
неестественно вывернуты назад, Томас с трудом рассмотрел в слабом свете
толстые цепи, человека приковали так, чтобы чувствовал боль в вывернутых
суставах. Над ним висела толстая отвратительная змея, уже убитая. Из
бессильно раскрытой пасти мерно срывались тяжелые капли. Рядом с
прикованным стояла, привстав на цыпочках, женщина с распущенными волосами.
В ее поднятых кверху руках смутно поблескивала чаша, она держала ее на
головой распятого. Яд падал черными каплями, Томас слышал овальное
бульканье.
к тому же яд уже наполнил почти доверху. Ее лицо было смертельно бледным,
руки напряглись, удерживая чашу в неудобной позе. Томас видел, как она
закусила губу.
человек вдруг страшно рванулся в своих странных путах:
же сможешь, чужак.
сомнением посмотрел на цепи, скованные невесть из какого металла, если это
металл, ибо похоже скорее на паутину, если можно вообразить паука размером
с корову. Будь цепи булатные, этот рыжий сам давно бы порвал, понятно. Вот
какое сложение. Да и кто бы не порвал...
бросилась к дальней стене. Из пасти змеи черная капля упала на голову
прикованного. Локи рванулся, взвыл, забился с судорогах, закричал. Томас
видел, как молниеносно меняются выражения боли, ненависти, страдания,
жажды отомстить, сокрушить, уничтожить...
бегом, торопливо подставила чашу под четвертую каплю, успев подхватить на
лету в последний миг железным краем. Томас присел на корточки, оглушенный
ревом, неистовым криком, в котором жажды мести было больше, чем страданий.
прав... Зачем Бальдра убил?.. Ну не ты, а кто стрелу слепца направил? За
эти тыщи лет мог бы и одуматься. Ну, не раскаяться, это чересчур
по-христиански, есть теперь наверху такая рабская вера, а как бы
одуматься, перестать думать о таких мелочах, как убить кого-то,
обворовать... пусть даже верховных богов, выманить сокровища...
Голос прикованного был страшен:
мужчина, бог он или человек, не меняется!
проскользнуло сожаление:
Если это и случится, то не я ускорю конец света.
что Томаса швырнуло вдоль стены:
что-то вроде "сам рыжий" или "от рыжего слышу", затем выступ скалы скрыл
их. Томас смутно догадывался, что женщина невольно подсказала им дорогу:
страшный яд за столетия, если не больше, прожег каменные стены.
Пес, что лизал цепь Амирани -- понятно, но пес -- человек преданный...
В горячем воздухе, полном запахов серы и горящей смолы, появился другой
запах, странно знакомый. Тут же исчез, но калика поднял палец, повертел
головой, быстро пошел между скалами.
на цыпочках, от чего заныли мышцы голени так, что едва не вскрикнул от
внезапной судороги. Запах появился снова, даже не запах, а аромат, так бы
его назвал Томас, исчез, сдвинутый волной воздуха, но калика уже шагал
уверенно, и когда Томас услышал запах в третий раз, тот уже не исчезал,
становился крепче, как запах старого вина.
едва не касаясь темными панцирями подошв калики, пробегали быстрые,
блестящие, как уголь на изломе, тела. Длинные сяжки нацелено щупают
воздух, шесть сильных ног несут быстро и ловко, а предостерегающе
разведенные челюсти грозят неприятностями всякому, даже черту, это Томас
понял с холодком по спине.
острые зазубрины блестели хищно и угрожающе, а несли обратно уже знакомые
Томасу блестящие комки. Сердце учащенно заколотилось, в крупных комьях,
размером с человечью голову, сразу выхватил взглядом тусклый блеск, из-за
которого крестоносное войско можно было заставить снять осаду с одного
города и бросить на другой.
самородкам, каждый с голубиное яйцо, а таких в каждом комке по несколько
штук:
надрожался...
навстречу потянуло прохладным воздухом, сперва не поверил, ад горазд на
обманы, но становилось прохладнее в самом деле. Калика вдвинулся в новую
щель, шел с оглядкой, и Томас, изнывая от липкой жары, ринулся навстречу
прохладе.
проникал сверху слабый лучик лунного света, то здесь дробился в сотнях
глыб, переламывался, отражался, и все пространство было залито холодным
мертвенным светом. Глыбы льда стояли ровными рядами, иные лежали, но всюду
вместо привычного Томасу камня блестел лед.
отставай.
набрал морозного воздуха, ликующе и с такой силой пропустил через грудь,
чтобы добрался до самых дальних кишок. Усталость начала испаряться, как
снежинка на горячей рыцарской ладони.
выход, а может чего похуже, когда сзади раздался встревоженный вопль:
замороженные, как лягушки на зиму, они смотрели кто с немым укором, кто со
страхом и надеждой, кто с вызовом, но почти не было тех, кто застыл в
тупом оцепенении, обреченности. Томас брел, спотыкаясь, глаза не
отрывались от прекрасных женских лиц. Он готов был поклясться, что именно
здесь собраны самые красивые женщины мира. Или же их делало самыми
красивыми особенное выражение лица, глаз...
аду...
все ледники мира...
отставай! Или ты только на коне герой?
женских лиц, а на их тела старался не смотреть, чтобы не оскорблять их
достоинство, ибо явно же не сами разделись, ад не только терзает, но и
унижает, затем стал замечать короткие надписи, что въелись в лед либо у
головы, либо у ног.