Чтение 65–й страницы книги ~Кровь пьют руками~

потной руке. Сейчас мы сядем в вертолет... Мы сядем в вертолет, мы улетим на
маленький остров, где живет ушастый идол...

Поворачиваюсь.

Черный "ствол" смотрит мне прямо в грудь.

- От-тойди, Ирина!

"...Иначе... другой... Дьявол..." "....Мое царство..."

- Оставь его. Девятый! - Я бросаюсь вперед, но холодный зрачок пистолета
заставляет отшатнуться. - Его нельзя убивать! Нельзя! Помнишь, Молитвин
говорил? Вместо него придет Другой! Его нельзя...

Над черным зрачком - серые глаза. Волк готов к прыжку.

- Отойди, Ирина! П-пожалуйста!

-Нет!

Черный зрачок резко движется вправо. Кидаюсь вслед, понимая: не успеть...
Хлопок. Еще один.

Тихие, еле слышные. Почему земля...

- Стрела! Р-ради Бога! Стрела! Надо мной склоняется Игорь, в серых глазах
- ужас.

- Ирина! Господи, Ирина!..

А я так и не поняла - просто не успела... Вот-они, пташечки! Взяли - да
нашли... Как просто...

- Ирина! Ирина! Т-ты, гад, это из-за тебя!.. Сволочь, п-подонок!

Легат не двигается. Рука держит взлохмаченную кипу листков. На лице -
прежнее равнодушие, хотя по животу расползается красное пятно. Игорь все-таки
не промахнулся! Сейчас будет контрольный - в голову. Как глупо умирать из-за
такого!

Рука лезет в карман. Предохранитель...

- Г-гад! Сволочь!

- Не надо, Девятый! - шепчу я одними губами. - Пожалуйста! Игорь, не надо!
Маг вскидывает пистолет. Хлопок.

Едва ли громче предыдущих. Я опускаю браунинг. Все...

Глаза смотрят в небо. Золотая трещина прямо над головой. Рядом - какая-то
возня, стоны. Далекий вопль - уж не гражданка ли Бах-Целев-ская голосит?

Надо приподняться, надо...

Рука Игоря сжимает пистолет. Маг лежит ничком, и ничем ему уже не
поможешь.

Алик-алкаш, Легат в стоптанных тапочках...

Его нет, только кровавое пятно на снегу. Рядом - листок бумаги, большие
черные буквы тараканами кишат в заголовке.

Всматриваюсь. Знакомое слово!

"Легаты..."

Что?!

"Легаты Печатей". Автобиография? Вряд ли. Название перечеркнуто, поверх
тянется неровная строчка, отдаленно похожая на трещину в небе, - от руки.
Строчка тоже знакомая:

НАМ ЗДЕСЬ ЖИТЬ

Алкаш-писатель ошибся. Жить здесь придется другим. Не мне. Не
Игорю-Девятому. И не господину Залесскому. Кстати, а где он сам?!

Приподнимаюсь на локте.

Кровь на снегу! След!

Повернуться...

Господи, как больно!

Повернуться!

Вот он!

Догорающий костерок - все, что осталось от разнесенного взрывом сарая.
Алик лежит на снегу, окровавленная рука с кипой листков тянется к огню. Веселые
язычки начинают плясать по краям, бумага чернеет. Сдавленный стон. Алик чуть
поднимает голову, с трудом сует в огонь всю пачку, вместе с рукой - по локоть.
Медленно, словно нехотя, бумага начинает становиться пеплом.

Каждый умирает в одиночку.

И каждый - по-своему.

Бумага догорает, Легат тычется лицом в грязь, припорошенную темным пеплом.
Кажется, все. Господин сочинитель решил унести роман с собой. Унес - лишь
заглавие на память потомкам оставил.

Странно, почему-то этот оставленный листок не дает мне покоя - даже
сейчас. Легат знал, что умирает. Знал - и сжигал свою последнюю книгу. А этот
листок...

Никогда не подозревала, что придется умирать, думая о такой ерунде! Не об
Эмме, не об Игоре. И даже не о Саше.

Листок лежит совсем рядом, на испоганенной земле. Рядом - протяни руку...

Поздно.

Чернота наползает, холод сжимает пальцы, и словно чья-то рука...

...Над небом голубым есть город... золотой с прозрачными... воротами и
яркою... зве...

* * *

Черные ели вздымали острые кроны к золоту неба. Передо мной холодно горел
беззвучный костер. Бог сидел на старом поваленном дереве и молча водил
карандашом по бумаге. На боге была знакомая штормовка; молодое, чуть скуластое
лицо казалось суровым и неприветливым. Карандаш летал над бумагой, бог качал
головой, хмурился.

Я узнала его сразу: бог был знакомый - точно такой же, как на старой
Сашиной фотографии. Даже штормовка, даже поношенные кроссовки.

Узнала - и почему-то совершенно не удивилась.

Карандаш в последний раз взлетел над бумагой, бог вздохнул, отложил
рисунок в сторону. И сразу лицо его изменилось. Улыбка - добрая, слегка
растерянная.

- Привет, сестренка! Ты это, ну... нормально?

- Да, Владыка, - тихо ответила я.

- Вот елы!

Странно: никогда не могла предположить, что боги смущаются.

- Ты, Ленка, меня так не называй, ладно? Ну, беда с вами со всеми - кто ни
явится... Договорились?

- Договорились, Владыка.

Здесь я снова стала Леной. Леной Гвоздевой - Леной Шендер.

Владыка Вечноживущий, Мессия из рода потомков ангелов не ошибся.

- Меня это... Ну... В общем, Саня твой попросил. Чтоб я тебя вроде как
встретил.

Я оглянулась. Костер горел на небольшой поляне, намертво вросшей в
дремучую чащу, а вокруг чернел лес и тускло светило золотое небо без солнца.

Саша!

Я верила, я всегда верила, что так и будет. Вот, значит, что там, над
небом голубым!

- Ты не удивляйся, - бог кинул быстрый взгляд на кованую твердь. -
Обвыкнешь! Я и сам, покуда привык...

Бог снова вздохнул; и я вспомнила. Саша рассказывал: Мессия погиб много
лет назад, в далеком девяносто втором. Подстерегли возле дома - и застрелили в
упор.

Как Сашу.

Как меня саму.

Как... как нелепого Легата Печати в тапочках и с разлохмаченной кипой
листков в руках.

- Ну чего, похоже? - словно прочитав мои мысли, бог поднял рисунок,
протянул мне; улыбнулся спокойнои сильно. - Вроде все точно!

Рука бога была тверда. Я сразу узнала то, о чем хотелось забыть - до боли,
до жаркого озноба.

...Грязный снег, обломки вертолета, тело Игоря с пистолетом в руке,
догорающие бревна, Алик в латаной куртке, лежит, уткнувшись лицом в грязь.

И листок - маленький, слегка примятый. Карандаш чуть обозначил рукописные
буквы: "Нам... здесь..."

- Похоже, - я отдала рисунок обратно богу. - Только меня нет.

- Ну, ясное дело! - бог вновь улыбнулся. - Ты, Ленка, теперь здесь,
наверху. Сама прикинь! - чего тебе там делать?!

- Но... Разве я не умерла?

- Вот елы!

И опять бог смутился. Удивительно: ни у заокеанского Пола-Пашки, ни у
вздорного борзописца Алика, ни у черного Ворона-Молитвина я не видела таких
глаз - живых, ярких. Странный бог! И, наверное, хорошо, что странный.

Мельком подумалось: а может, раньше я просто не умела смотреть? -
подумалось и сразу исчезло, как не бывало.

- Понимаешь, сестренка, я и сам в этом не шибко разбираюсь. Вот Саня тебе
все как есть разъяснит! Я так себе мыслю: мир вроде бы меняться начал. А мы,
стало быть... Не, не объясню!

Я улыбнулась богу - растерянному богу, который чесал в затылке и не знал,
как пояснить то, что много лет назад рассказывал мне Саша.

Я и без него все знала.

Они были как свет - "эхно лхамэ". И они вновь стали светом - под золотым
неровным небом.

И Саша не забыл меня.

- Вот сейчас дорисую - и пойдем. Саня говорил, будто дочке вашей помощь
нужна... Я вздрогнула.

Эми!

Я ведь обещала приехать! Обещала!

- Ты это... Не волнуйся, Ленок! - Широкая ладонь ласково дотронулась до
моего плеча. - Все путем будет! И дочку повидаешь, и, даст Бог, внучку. А ежели
какая лажа, мы там всех гадов, v карету, по стенке размажем!

Голос бога на миг дрогнул, треснул мимолетной ноткой сомнения, но я
пропустила это мимо ушей. Внучку? Господи, помилуй, внучку! Кто бы подумать
мог! Внезапно я почувствовала уверенность - жгучую, почти болезненную, такую
неожиданную после всего, что случилось со мной в эти страшные дни. Владыка
Вечноживущий, застреленный в девяносто втором Мессия, прав - все путем. Я увижу