Чтение 65–й страницы книги ~Погружение во мрак~

на проходящих мимо, но не вставали. Они были измождены.

Кеша шел впереди, он боялся заглядывать в глаза каторжникам. Он
знал - они обречены. Восьмое Небо никогда и ничего не прощает. Их даже
не убьют. Их бросят на такую работу, что они сдохнут за считанные дни,
сдохнут в адских мучениях и будут в последние часы завидовать
распятым.

Он все знал. Но забрать их с собой он не мог.

Стеноход спихнули вниз - там его курочили те, кто не сумел
взобраться на верхние ярусы. Спускались на внутренней лебедке скафа.
Кеша держал оборотня Хара за костяной пояс. Хар дрожал. Оборотни
вообще почему-то все время дрожали.

Когда они спустились, Кеша спросил:

- Королева не изменит своего слова?

- Почему она должна его менять? - не понял Хар.

- Загиду убили.

- Нет. Не изменит. А Загиду на самом деле убили. Мы не можем ему
ничем помочь. Поздно.

- Ну и ладно, - как-то повеселел Кеша. Он даже улыбнулся. - Не так
уж непобедимы ваши трогги из спор. Как ты думаешь, приятель?

Хар промолчал, и Кеша так и не узнал, о чем он думает. К трапу они
подошли окруженные молчаливой толпой. Бот висел там, где его и
оставили. Внизу, прямо под ними и чуть поодаль, валялись обломки двух
патрульных бронелетов. Бот расправился с ними самостоятельно.

- Молодец, - машинально похвалил его Кеша. - Так и держать.

Он не глядел на обреченных. Но один, Мотя Глушитель, вор из
Сан-Франциско, скрывавшийся на Трафогоре восемь лет, крикнул жалобно:

- Кеш, забери меня с собой! Ну чего тебе стоит!

Он узнал Булыгина даже в скафе. Позор! Кеша налился кровью. Он
никогда не забудет каторги! Никогда не забудет родной зоны и этого
жалобного голоска! Он тащит с собой проклятого оборотня, но не может
взять ни одного из корешей. Проклятье!

Он молча шагнул на трап.

- Забери! Забери меня из этого ада-а-а!!! - неслось в спину.

Вон с Гиргеи! Вон! И нечего себя винить. Ему просто повезло. Он
такой же, как и все они. Но ему повезло. А может, повезло им! Хватит
пускать слезу, хватить ныть. Вон отсюда!

Он устроился в кресле. Оглянулся на Хара. И выкрикнул:

- Полный вперед! Курс - к капсуле! Давай, жми, друг!

Он отключил прозрачность, чтобы не видеть, как убегают врассыпную
каторжники - снаружи сейчас жарко, бот будет раскаляться добела, а
потом пойдет вверх. Пойдет на предельной скорости, прожигая перемычку
за перемычкой, превращая в кипящий пар свинцовую океанскую жижу.

Прощай, проклятая каторга! Прощай, последнее пристанище
смертников!

Прощай, подлая гадина Гиргея!!!

* * *

Гуг бил безжалостно и сильно. Это был не человек, а какой-то
мамонт. Его пудовые кулачищи не опускались. Иван уже устал уклоняться,
нырять, уходить от ударов. Он умел их держать не хуже самого
заправского профессионального боксера. Но сколько же можно - нос
разбит, бровь в крови, ребра трещат, голова, того и гляди, расколется
как грецкий орех. Нет, всему должна быть мера. Он ушел от прямого,
присел и неожиданно резко саданул Гута головой в живот.

Тот качнулся, упал на свой огромный зад. Но тут же вскочил и
ожившим паровым молотом набросился на Ивана.

- Я тебя прибью, сукин сын! - хрипел он. - За каждого прибью!
Потом подниму за шкирку и еще раз прибью! Получай!

Дил все пытался их разнять, но ему тоже досталось крепко - Гуг
засветил прямо под глаз, к распухшему, разбитому Таёкой носу
прибавился еще огромный синячище, вздувшийся прямо на виду у всех.

- Он же спас тебя! - вопил Дил. - Болван, ты же сам поминал его
добрым словом, Гуг, опомнись!

- Пьяный был, - отнекивался Гуг, - вот и поминал. А сейчас убью!

Он размахнулся для последнего, всесокрушающего, смертного удара. И
замер. Между ним и Иваном, опустившим руки, выросла будто из-под земли
хрупкая и крохотная Таёка. Вид у нее был грозен и свиреп.

Этого Гуг не выдержал. Он закрыл лицо своими громадными ладонями и
в голос зарыдал, повалился на сено. Он ослаб, выдохся внезапно, будто
проколотый воздушный шарик.

- Их есть балшой крэзи! - отчетливо произнес в наступившей тишине
Серж Синицки, опустил наконец свои руки-грабли и ушел, топая по
коридору, словно бегемот.

Иван вытер со лба кровь тыльной стороной ладони подошел к Таёке,
поцеловал ее в висок.

- Спасибо, малышка! - прошептал он ей на ухо. - Ты меня спасла.

Гуг похлопал его по спине своей черной широкой лапой с шестью
золотыми перстнями на пальцах.

- Ты живучий, Ваня!

- Живучий, - согласился Иван.

Он смотрел на рыдающего Гута. И понимал его. Дважды попасть в
такие истории и не сломаться не каждый сможет.

Гуг не сломается, Иван знал. Он будет долго беситься. Но он
перебесится.

- Я не Бил Аскин, Гуг, - сказал он раздельно, внятно. - Ты зря
махал кулаками. Ребята были обречены. Я спас вас четверых... пускай
троих. Без меня вы не выбрались бы с каторги никогда!

Сквозь рыдания Гуг просипел:

- Крежень готовил операцию. У него был целый план! И мы не
последние дураки там! - судороги перехватывали его горло, он сипел
отрывисто, с всхлипами.

- Дураки, Гуг! Самые настоящие дураки! - не давал ему пощады Иван.
- Вы законченные и обреченные дураки!

- Ладно! - зжрал вдруг седой великан. - Хрен с тобой - дураки! Но
тогда мне надо было сдохнуть там, на Гиргее, вместе с корешами! А ты
сделал из меня последнюю суку! Я никогда не был дерьмом, Ваня! А ты
меня превратил в дерьмо!

- Заткнись! - выкрикнула Таёка. У нее у самой по крутой скуле
текла алмазная, сверкающая слезинка. Забившиеся в угол кони глядели на
людей с опаской, вздрагивали, поводили боками.

- Сдохнуть просто, Гуг! Я бы мог сто раз сдохнуть, - так же тихо и
четко долбил свое Иван, - но мне надо было тащить свой крест. И я не
сдыхал, я его тащил, понял! А теперь мне ноша не по плечу. Я тащу не
только свой крест. И мне нужна помощь, понял?! Вот поэтому я и не дал
тебе сдохнуть. И не дам! Не дождешься!

- Он правду говорит, - вставил посерьезневший Дил Бронкс.

- Плевать мне на его правду! Я не верю в это дурацкое вторжение! -
закричал Гуг Хлодрик, не вставая с колен. - Не верю! Он сам спятил - и
хочет, чтоб другие спятили, чтоб поддакивали ему! На вот, выкуси! Я
возьму на абордаж первую же капсулу и вернусь на Гиргею, понял?! Я
буду мстить за ребят!

Иван усмехнулся, покачал головой.

- Ты будешь мстить за них здесь, на Земле! - процедил он.

- Здесь не Земля, - поправила его серьезная и правильная Таёка.

- Земля везде, где есть люди, - ответил ей Иван мягко, даже нежно.
И снова уставился на изнемогшего викинга, сменил тон: - Крежень твой
подлец и подонок! - сказал он.

- Чего?! - взревел Гуг. - Ты моих парней порочить?! И здесь тоже?!

Он бросился на Ивана. И тут же повалился на сено, сраженный
молниеносным ударом. Иван потирал кулак и смотрел, как Гуг
поднимается.

- Крежень твой хотел убить меня, понял?!

- Не верю!

Гуг мотал головой - у него явно все помутилось в мозгу. Дил понял
это первым, он подбежал, подхватил его, подвел к стене и усадил
тихонько, словно боясь, что Гуг рассыпется на куски.

В это время дубовая дверь от удара чуть не влетела внутрь конюшни,
она задрожала толстенной басовой струной. Все оглянулись на нее. И
увидели Иннокентия Булыгина.

Кеша стоял подбоченясь. Но лицо у него было виноватое.

- Иван, ты прости, - начал он, сбиваясь и запинаясь, тяжело дыша и
бледнея, - мне там на вылете, возле этой Гиргеи драной с твоей капсулы
левый рог сбили. Прямое попадание!

- Это ты вон у кого прощения проси, - Иван как ни в чем не бывало
кивнул на Дила Бронкса, - он хозяин!

Кеша посмотрел на хозяина словно на пустое место и снова обратился
к Ивану.

- Я понимаю, эта машина бешеные бабки стоит. Но так получилось.
Ежели смогу, расплачусь потом. А нет, - он склонил голову, - вот башка
- руби!

Гуг Хлодрик встал и побрел, пошатываясь и оступаясь, к
другу-каторжнику.

- Кешенька, выполз из ада? - завел он по-бабьи, жалобно и с
надрывом. - Чего это ты двоишься у меня в глазах, Кеша?!

Прямо за Иннокентием Булыгиным стояло какое-то гадкое чучело,
полупрозрачное и пучеглазое. Стояло чучело очень тихо и скромно,
поначалу на него и внимания не обратили.