Антоний с римскими послами стоял смирно, посторонь. Дмитрий Грек, посол
Софьиных братьев, с прочими греками заметно выдвинулись вперед. На
бракосочетании были мать и братья государя, а также приближенные и избранные
из граждан. Софья чуть поторопилась ступить на подножие и почувствовала, по
мгновенной заминке, что что-то сделала не так, и испугалась: страх холодом
прошел по спине, расширяясь от лопаток к тазу.
московский цесарь, почти не умедлив, и сам твердо ступил на подножие и стал
рядом, чуть впереди. У Софьи отлегло от сердца.
дочь, объяснила великой княгине, начавшей понимать по-русски, примету: кто
первый ступит на подножие, тот будет и верховодить в семье.
возникшего за спиной шепота бояр, злорадно заметивших и по-своему
истолковавших невольную оплошность царственной новобрачной.
русском языке. Ее закрывали платом, и она опять боялась, что сделает что-то
не так. Ей расплетали и заплетали косы. (В баню Софью водили еще утром.)
Потом ее отвели в спальный покой, приготовили ко сну.
неловко опуская глаза, стянула с московского государя красные мягкие
узорчатые сапоги, из которых выкатилось несколько золотых английских нобилей
подарок молодой за разувание мужа. У нее упало и бурно забилось сердце,
когда Иван, схватив ее за пояс, перекинул через себя на постель. И жадно,
все еще боясь, что это сон, что произойдет что-нибудь непоправимое, торопясь
скорее стать женою этого высокого, властного, сдержанного человека, Софья
всем телом, животом, грудью прильнула к Ивану, прикрыла глаза и, счастливо,
благодарно подаваясь вся его сильным рукам, удовлетворенно застонала, когда
мгновенная боль возвестила ей совершение чуда - она стала московской
царицей.
послан от дюки веницейского в Орду, остановился у Ивана Фрязина, по совету
денежника, не сказавшись Ивану Третьему. Был повод указать место всем трем:
Ивану Фрязину, что обманно вел себя перед папой Систюсем, легатосу, дабы
понял, что с властью на Москве не спорят, и венецейскому послу, что посмел
выказать небрежение государю Московскому. Ивана Фрязина, поймав и оковав,
послали в Коломну, дом его был разграблен, жена и дети схвачены.
только после настойчивых униженных просьб кардинала и прочих Иван повелел
отложить казнь, снесясь сперва с венецийским дюкою, дабы выяснить, по чьему
приказу посол Тревизан таковую грубость государю учинил? Посол, закованный в
железа, был посажен в дому у Никиты Беклемишева, и свадебные празднества
продолжались.
милостиво одарив, отпустил с честью двадцать шестого генваря. Передают
также, что кардиналу Антонию было предложено устроить диспут о вере с
московским книжником Никитою, и легатос, смущенный красноречием Никиты,
отказался от спора, ибо, как он объяснил: "Нет книг со мною". Обратно послы
возвращались через Литву.
или царя. Так он уже начинал зваться в бумагах, а еще чаще называли его
царем в устной речи, почему и песни, что распевали бродячие гусляры, смешали
позднее в одно лицо двух грозных царей, двух Иванов Васильевичей, деда и
внука, и неистовый внук, по капризу судьбы, даже вытеснил из памяти людской
своего великого деда.
Рождества Богородицы. Сгорел митрополич двор, двор князя Бориса Васильевича
и житничный дворец великого князя. Большой княжеский двор удалось отстоять,
и то потому, что Иван опять тушил сам и гневно шел прямо на огонь, побуждая
дворян кидаться перед ним в пламя.
молиться у гроба чудотворца Петра. Иван, сменивший платье, усталый, с
пятнами ожогов на лице, пришел к нему в церковь. Пробуя утешить митрополита,
обещал восстановить ему хоромы и одарить добром взамен сгоревшего. Но
митрополит плакал уж не о земном, а прощаясь с земною жизнью. Вскоре у него
начали слабеть рука и нога, и он попросил отпустить его в монастырь. Филиппа
отвезли к Богоявлению на Троицкий двор, где он причастился и соборовался.
Великому князю, сопровождавшему умирающего, митрополит Филипп наказал только
об едином, чтобы свершена была церковь Успения. Потом, уже мешаясь в речах,
он наказывал своим приближенным и все о том же - о церкви, о припасе,
скопленном им на строительство храма, о людях, купленных на то дело
церковное, приказывая их отпустить, по своей смерти, на волю.
пятого на шестое апреля. На теле покойного были обнаружены железные цепи
вериги, которые и положили к нему на гроб. Хоронил митрополита епископ
Прохор Сарский в недостроенной церкви Успения.
коломенский, который тотчас принялся за строительство нового митрополичьего
двора, взамен сгоревшего, с каменными, кирпичными палатами.
Холмского с бесчисленною ратью. Рать два дня шла и шла бесконечною лентою,
втягиваясь в городские ворота Пскова. Сам Холмский прибыл на третий день,
тридцатого ноября. Не довольствуясь московскими и псковскими силами, Иван
Третий послал в укрощенный Новгород, веля выступить с ратью в помочь Пскову.
Во главе рати был поставлен славенский посадник Фома Курятник.
отбить у орденских немцев охоту нападать на земли великого князя
Московского. Но Холмского ждала обидная неудача. Пала оттепель. Рыхлый снег
оседал на глазах. Засинела Великая, поверху льда стояли лужи воды, через нее
уже становилось опасно ездить. Кони вязли, проваливаясь по грудь. Холмский
бессонными ночами лежал и слушал, как с опушенных крыш и водотоков с
равномерным настойчивым шорохом опадает капель. Иногда со звоном
отламывалась и падала сосулька. У крыльца стояли лужи воды. Идти в поход
было решительно невозможно.
войско проедалось и грабило посады. Псковичи после долгих недоразумений
стали возить по раскладу на всех корм для войска - хлеб и вологу, мед и
пиво, овес и сено лошадям. Рать стояла в Завеличье, готовая тронуться в
поход. Но с крыш все капало и капало, и уже начинала раскисать земля под
снегом.
(нарушенный ими уже через полгода). Пришлось с горем согласиться на мир.
Тридцатого генваря Данило Холмский поехал обратно.
Муртоза, сын казанского царя Мустафы, и Иван дал ему городок на Оке с
волостями. Приходили послы из Крыма.
вспышкам своего гнева, являя подданным грозу государеву.
просьбами, и Иван, удовлетворенный в своей венценосной гордости, выпустил
Тревизана из заточения.
семейные хлопоты. Стояла все службы, ходила по святым и чтимым местам,
считала добро и утварь - становилась богомольной и домостроительной. За год
и Рим, и папа, и пресловутая уния, все отошло, забылось, отодвинулось
куда-то в давнее, почти небылое. Русскому языку она училась у мамок.
теперь втайне молила, чтобы Бог послал ей сына, а не дочь. Туманные надежды,
пока еще неопределенные, бродили в ее голове. Но одно она испытывала явно и
ясно - острую ненависть к покойной тверской княжне.
том. Муж и заботлив и ласков, но какими глазами смотрел он на сына Ивана,
наследника престола московского! Ненавидя и вожделея, Софья удваивала ласки.
всосала тысячелетние византийские навыки тайной придворной борьбы и уже
чуяла, вернее, начинала чуять, вглядываясь в лица ближних бояр, кто может
стать за нее и кто против, на кого можно опереться, ежели придет нужный час.
византийских императоров, о котором там, в Италии, Софья уже и не помышляла,
начинал все больше распалять ее воображение. Боясь и ненавидя татар, Софья
не раз уже просила Ивана вывести ордынское подворье за пределы Кремля. Иван
пока отмалчивался, ожидая удобного повода. Он любил и роскошь, и блеск, и
славу византийскую, но отлично знал, что все это мишура, коея сама по себе
немного стоит, без денег, без земель, без ратей, без власти, законами
утвержденной. В апреле Софья родила дочь, Елену.
большого верха - центральной главы, и москвичи толпами приходили любоваться
на храм.
было людей, наверху бегал один только отрок, княжич, сын Федора Пестрого, но
и тот успел отбежать и уцелел. Обрушилась вся передняя стена, полати, своды.
Камни рухнули на деревянную внутреннюю церковь, проломив у нее верх. Был
разбит гроб митрополита Ионы и проломлен митрополита Филиппа, а гробницу
чудотворца Петра, не повредив, к счастью, мощей, засыпало целиком.
пострадал, усмотрели чудо, но, однако, дело от того не улучшалось, и Иван