Хотькова!
далей и уходя в вечность, воет и плачет, оплакивая все живущее на земле, и
злится, сотрясая затерянный в лесу крохотный храм, и яро засыпает снегом
хижину с кельей, в коих один неведомый почти никому монах молит Господа, и
благодарит, и славит мир, созданный величавой любовью, словно бы незримые
токи мировых энергий взаправду пересеклись и скрестились именно здесь и
именно в нем, дабы воплотиться впоследствии в свет, осиявший русскую
страну и поднявший ее из праха порабощения к вершинам мировой славы.
тверском тереме Константин не сумел. Вмешались духовные лица, поднялся
ропот бояр и купецкой старшины. Пришлось уступить. Память Александра,
князя-мученика, вослед отцу загубленного в Орде, была по-прежнему дорога
тверичам. И теперь, когда Тверь готовилась встречать на проезде в Новгород
великого князя владимирского, Настасья вновь хлопотала на своей половине,
готовя встречу и угощение высокому гостю.
Нынче новая беда застила свет - самоуправства деверя, что совсем уже лишил
ее и детей тверских доходов, полагавшихся им по завещанию покойного.
Короткий мир с Костянтином Настасья торопилась использовать, чтобы хоть
как-то ободрить своих бояр, изнемогших от княжеских поборов, поддержать
старшего сына Всеволода и вызвать из Нова Города младшего, Михаила,
который должен был летом, окончив ученье, воротиться домой.
Андрейке - девять лет, давно и постриги справили обоим. Рос, так и
прибившись к Настасьиной семье, Сеня, Семен, сын покойной московки.
Подрастала Ульяна, сейчас уже обещавшая стать красавицей, когда наступит
ее пора. Подымалась упрямая поросль Александровых чад, и казалось - только
и надобно перетерпеть, выстать, выдержать, а там и дядья не возмогут
преградить пути наследникам Александра!
кого, скрывая от матери? Почему не идет замуж?
монастырь!
за кого, лишь бы выйти, давно миновали. Потишела, осерьезнела ликом,
тверже стала походка, темнее и глубже взор. Нет, никто не сушил девичьего
сердца, само оно сохло в одиночестве и заботных трудах. И тяжко было
представить, как без помощи Маши учнет она управлять с великим домом
своим, и сердце болело: неужто единому богу невестой останет ее дорогое
дитя?
князя! Пасть бы в ноги Семену Иванычу: <Защити!> Да слишком явно мирволит
Москва старшим Михайловичам, утесняя чад Александровых... Не защитит!
Токмо хуже б не стало...
огненного печного жара, присаживалась на час малый и снова с усилием
вставала: теперь в челядню, после в медовушу. Да всюду Костянтиновы холуи!
Муки путем не отсыплют, масла не дольют! Деверь будто не слышит, не видит.
Князь тверской! Нявга, не князь!
Дотерпеть! А до чего дотерпеть? Обводила глазами свое и не свое уже жило,
поставцы с расписной глазурью и иноземным веницейским стеклом, ордынские
сундуки, ковры и камчатные завесы, поминала дорогое оружие, забранное
Константином. Не ровен час, Авдотья, змея, и в скрыни залезет, выгребет
родовое, береженое: аксамиты и бархаты, атласы и персидские шелка,
фряжскую парчу и лунские сукна, серебро и жемчуг - все, накопленное за
годы спокойной жизни и сохраненное от прежних великих лет. (Тогда были
страхи и охи, а ныне та пора кажет золотой и светлой, точно
весеннее,солнышко!)
Настасья огладила дочерь рукой:
опора, хозяюшка, одна! Скрепись! Братья-то у ево женаты, вишь, оба, не то
бы...
был... Слишком много крови пролито меж нами!
Так и посидели молча обе несколько долгих минут.
князь уже вот-вот, почитай, уже за Дмитровом! Даве бирючей навстречу
услали... Костянтинова Авдотья нос-от дерет, а как до дела - золовушка,
помоги!
пред князем! Всеволод, тот и сам уж поймет, а за Володей с Андрейкой ты
пригляди!
отдых на дороге жизни...
Прошла, лишь вздернула подбородок:
моим, соли и той не допросишь у их!
опять с Бартенева-села рождественский бор Костянтиновы холуи наездом
взяли; в оружии, яко на рать, наехали! Воины, тьфу! Под тем селом дедушко
великую победу над ворогами учинил, доселева помнят! (В гневе уже и
Костянтина не считала за сына Михайлы Святого. Сама понимала, что не
права, а все одно - обида застила свет.)
крестом в руках - благословлять князя Семена на встрече; выстраивалась
вдоль пути почетная стража; звонари уже зашевелили тяжкие языки колоколов.
Россыпью побежали, засуетились холопы и кмети. Всеволод, чуть
побледневший, замкнутый, в цареградской парче, вывел принаряженных
братьев. Все трое, ради встречи великого князя, посажались на коней и вот
уже гуськом, вслед за сухопарым деверем, выезжают из ворот. Настасья,
охнув (забыла, что сама в затрапезе), побежала переодевать летник и саян.
Заскочив в тесную спальную горенку, торопливо разоболоклась до рубахи;
дочерь Маша тут как тут: подает, не прошая, праздничные бусы, колты,
янтарное ожерелье, розовые новогородские жемчуга. Мигом натянула
темно-синий атлас в серебряных, звончатых, от горла и до полу круглых
пуговицах сканого дела с гремками внутри, вздела парчовый коротель. Дочерь
помогала застегивать саян, заплетать косы, подала праздничную головку.
Скоро срядилась, глянула в иноземное зеркало - хороша! Глянула на Машу:
на плечи дочери. У Маши шея обтянута простым белым полотном с черною
вышивкой, одна нитка янтарей на шее, лицо строгое и повойник темный, в
редких жемчугах, - словно молодая вдова, право! Ну и пусть... Князь-от
женатой все одно, некого ей собою прельщать!
на дороге, куда ушли многие горожане вослед своим боярам и князьям,
возвещал, что едут, близко уже!
мелкоплетеного слюдяного окошка. Отселе весь двор - как на ладони.
Подрагивая - в сенях было прохладно, - плотнее укутала плечи в пуховый
плат, глянула на Машу. Та ждала отрешенно, застыв, точно неживая. Вот
раздалось издали, сквозь тяжкое буханье колоколов, заливистое пение
поддужных и шейных колокольцев, звонче, звончее, сильней, и вот
разубранные кони, роняя пену с удил, врываются в опор на широкий двор
княжого дворца. Горохом сыплют с седел, выстраиваются в ряд кмети, ржут и
топочут кони, гомонят холопы у крыльца, враз становится людно и суматошно
внизу, на дворе. И вот! Вот он! Верхом, не в возке, честь блюдет! Стойно
покойному Саше или Михайле самому - тот, бают, завсегда на кони верхом
въезжал во Тверь, когда из походов ворочалси!
наземь, чуть-чуть не доезжая. Спешивался приотставший Костянтин,
спешивался Всеволод. Младшие, видать, не поспели. Спешивалась, посверкивая
оружием и гомоня, дружина. Великий князь ступил на расстеленное сукно,
одернул на себе долгий дорожный охабень, легко и прямо пошел ко крыльцу.
подбежавшей сенной боярыне, пошла-поплыла павою вниз по ступеням, заране
скрестив руки в белопенном шелке на высокой груди. Маша, нагнув голову,
тронулась вслед за матерью.
трепещущим свечным пламенем и скудным светом из зимних заиндевевших
окошек, неспешно подала, склонив голову, хлеб-соль на серебряном подносе,
услужливо всунутом ей прямо в руки старшею из боярынь.
Бажанов Олег
Акунин Борис
Лукьяненко Сергей
Лукин Евгений
Ковальчук Вера
Лукин Евгений