Чтение 65–й страницы книги ~Преступление и наказание~

- Да никто, разумеется. На вековечные вопросы съехали, на воздусех
парили.

- Вообрази, Родя, на что вчера съехали: есть или нет преступление?
Говорил, что до чертиков доврались!

- Что ж удивительного? Обыкновенный социальный вопрос, - рассеяно
ответил Раскольников.

- Вопрос был не так формулирован, - заметил Порфирий.

- Не совсем так, это правда, - тотчас же согласился Разумихин,
торопясь и разгорячаясь по обыкновению. - Видишь, Родион: слушай и скажи
свое мнение. Я хочу. Я из кожи лез вчера с ними и тебя поджидал; я и им про
тебя говорил, что придешь... Началось с воззрения социалистов. Известно
воззрение: преступление есть протест против ненормальности социального
устройства - и только, и ничего больше, и никаких причин больше не
допускается, - и ничего!..

- Вот и соврал! - крикнул Порфирий Петрович. Он видимо оживлялся и
поминутно смеялся, смотря на Разумихина, чем еще более поджигал его.

- Н-ничего не допускается! - с жаром перебил Разумихин, - не вру!.. Я
тебе книжки ихние покажу: все у них потому, что "среда заела", - и ничего
больше! Любимая фраза! Отсюда прямо, что если общество устроить нормально,
то разом и все преступления исчезнут, так как не для чего будет
протестовать, и все в один миг станут праведными. Натура не берется в
расчет, натура изгоняется, натуры не полагается! У них не человечество,
развившись историческим, живым путем до конца, само собою обратится наконец
в нормальное общество, а, напротив, социальная система, выйдя из
какой-нибудь математической головы, тотчас же и устроит все человечество и
в один миг сделает его праведным и безгрешным, раньше всякого живого
процесса, без всякого исторического и живого пути! Оттого-то они так
инстинктивно и не любят историю: "безобразия одни в ней да глупости" - и
все одною только глупостью объясняется! Оттого так и не любят живого
процесса жизни: не надо живой души! Живая душа жизни потребует, живая душа
не послушается механики, живая душа подозрительна, живая душа ретроградна!
А тут хоть и мертвечинкой припахивает, из каучука сделать можно, - зато не
живая, зато без воли, зато рабская, не взбунтуется! И выходит в результате,
что все на одну только кладку кирпичиков да на расположение коридоров и
комнат в фаланстере свели! Фаланстера-то и готова, да натура-то у вас для
фаланстеры еще не готова, жизни хочет, жизненного процесса еще не
завершила, рано на кладбище! С одной логикой нельзя через натуру
перескочить! Логика предугадает три случая, а их миллион! Отрезать весь
миллион и все на один вопрос о комфорте свести! Самое легкое разрешение
задачи! Соблазнительно ясно, и думать не надо! Главное - думать не надо!
Вся жизненная тайна на двух печатных листках умещается!

- Ведь вот прорвался, барабанит! За руки держать надо, - смеялся
Порфирий. - Вообразите, - обернулся он к Раскольникову, - вот так же вчера
вечером, в одной комнате, в шесть голосов, да еще пуншем напоил
предварительно, - можете себе представить? Нет, брат, ты врешь: "среда"
многое в преступлении значит; это я тебе подтвержу.

- И сам знаю, что много, да ты вот что скажи: сорокалетний бесчестит
десятилетнюю девочку, - среда, что ль, его на это понудила?

- А что ж, оно в строгом смысле, пожалуй, что и среда, - с
удивительною важностью заметил Порфирий, - преступление над девочкой очень
и очень даже можно "средой" объяснить.

Разумихин чуть в бешенство не пришел.

- Ну, да хочешь я тебе сейчас выведу, - заревел он, - что у тебя белые
ресницы единственно оттого только, что в Иване Великом тридцать пять сажен
высоты, и выведу ясно, точно, прогрессивно и даже с либеральным оттенком?
Берусь! Ну, хочешь пари!

- Принимаю! Послушаем, пожалуйста, как он выведет!

- Да ведь все притворяется, черт! - вскричал Разумихин, вскочил и
махнул рукой. - Ну стоит ли с тобой говорить! Ведь он это все нарочно, ты
еще не знаешь его, Родион! И вчера их сторону принял, только чтобы всех
одурачить. И что ж он говорил вчера, господи! А они-то ему обрадовались!..
Ведь он по две недели таким образом выдерживает. Прошлого года уверил нас
для чего-то, что в монахи идет: два месяца стоял на своем! Недавно вздумал
уверять, что женится, что все уж готово к венцу. Платье даже новое сшил. Мы
уж стали его поздравлять. Ни невесты, ничего не бывало: все мираж!

- А вот соврал! Я платье сшил прежде. Мне по поводу нового платья и
пришло в голову вас всех поднадуть.

- В самом деле вы такой притворщик? - спросил небрежно Раскольников.

- А вы думали, нет? Подождите, я и вас проведу - ха-ха-ха! Нет, видите
ли-с, я вам всю правду скажу. По поводу всех этих вопросов, преступлений,
среды, девочек мне вспомнилась теперь, - а впрочем, и всегда интересовала
меня, - одна ваша статейка: "О преступлении"... или как там у вас, забыл
название, не помню. Два месяца назад имел удовольствие в "Периодической
речи" прочесть.

- Моя статья? В "Периодической речи"? - с удивлением спросил
Раскольников, - я действительно написал, полгода назад, когда из
университета вышел, по поводу одной книги, одну статью, но я снес ее тогда
в газету "Еженедельная речь", а не в "Периодическую".

- А попала в "Периодическую".

- Да ведь "Еженедельная речь" перестала существовать, потому тогда и
не напечатали...

- Это правда-с; но, переставая существовать, "Еженедельная речь"
соединилась с "Периодическою речью", а потому и статейка ваша, два месяца
назад, явилась в "Периодической речи". А вы не знали?

Раскольников действительно ничего не знал.

- Помилуйте, да вы деньги можете с них спросить за статью! Какой,
однако ж, у вас характер! Живете так уединенно, что таких вещей, до вас
прямо касающихся, не ведаете. Это ведь факт-с.

- Браво, Родька! И я тоже не знал! - вскричал Разумихин. - Сегодня же
в читальню забегу и нумер спрошу! Два месяца назад? Которого числа? Все
равно разыщу! Вот штука-то! И не скажет!

- А вы почему узнали, что статья моя? Она буквой подписана.

- А случайно, и то на днях. Через редактора; я знаком... Весьма
заинтересовался.

- Я рассматривал, помнится, психологическое состояние преступника в
продолжение всего хода преступления.

- Да-с, и настаиваете, что акт исполнения преступления сопровождается
всегда болезнью. Очень, очень оригинально, но... меня, собственно, не эта
часть вашей статейки заинтересовала, а некоторая мысль, пропущенная в конце
статьи, но которую вы, к сожалению, проводите только намеком, неясно...
Одним словом, если припомните, проводится некоторый намек на то, что
существуют на свете будто бы некоторые такие лица, которые могут... то есть
не то что могут, а полное право имеют совершать всякие бесчинства и
преступления, и что для них будто бы и закон не писан.

Раскольников усмехнулся усиленному и умышленному искажению своей идеи.

- Как? Что такое? Право на преступление? Но ведь не потому, что "заела
среда"? - с каким-то даже испугом осведомился Разумихин.

- Нет, нет, не совсем потому, - ответил Порфирий. - Все дело в том,
что в ихней статье все люди как-то разделяются на "обыкновенных" и
"необыкновенных". Обыкновенные должны жить в послушании и не имеют права
переступать закона, потому что они, видите ли, обыкновенные. А
необыкновенные имеют право делать всякие преступления и всячески преступать
закон, собственно потому, что они необыкновенные. Так у вас, кажется, если
только не ошибаюсь?

- Да как же это? Быть не может, чтобы так! - в недоумении бормотал
Разумихин.

Раскольников усмехнулся опять. Он разом понял, в чем дело и на что его