ворчал он. - Неохота уезжать; лучше бы мне остаться, и пусть меня тут
повесят.
другая. Там, пожалуй, еще красивее, чем здесь, но все-таки это не Шот-
ландия. Когда я во Франции, мне там очень нравится, и все же я тоскую по
шотландскому дерну и торфяному дыму.
того стога, - сказал он.
уныние, но мне нужен свежий воздух и небо над головой. Я, как и старый
Черный Дуглас, больше люблю пение жаворонка, чем писк мышей. А в этом
стоге, Дэви, хотя я признаю, что лучшего тайника не сыскать, но там с
рассвета до сумерек было темно, как в могиле. Иные дни (а может, и ночи,
разве их там отличишь?) казались мне долгими, как зима.
свечи, чтобы не есть в темноте. И я знал, что, когда поем, пора идти в
лес. Там я лежал и сильно тосковал по тебе, Дэви, - сказал он, кладя ру-
ку мне на плечо, - и гадал, прошло уже два часа или нет, если только не
приходил Чарли Стюарт со своими часами; а потом возвращался в свой расп-
роклятый стог. Нет, дрянное было житье, и слава богу, что я оттуда выр-
вался.
только неинтересно играть, если тобой никто не любуется. А иногда сочи-
нял песни.
давние времена, и вообще обо всем, о чем поется в песнях. А иной раз я
воображал, что в руках у меня волынка и я играю. Я вспоминал прекрасные
песни, и мне казалось, будто я играю страх как хорошо; клянусь тебе, по-
рой я даже слышал звуки своей волынки! Но до чего я рад, что все это
кончилось!
с начала до конца, расспрашивая о подробностях, выказывая бурное одобре-
ние и временами восклицая, что я "на редкость храбрый, хоть и чудак".
он и негодяй, а надо по справедливости сказать, что в сражениях он вел
себя очень достойно.
Корринэки! Три раза, три раза ты дал выбить у себя шпагу! Позор на мою
голову - ведь это я тебя учил! Ну-ка, становись, вынимай шпагу, мы не
сойдем с этого места, пока ты не сотрешь пятно со своей и моей чести!
время ли сейчас заниматься уроками фехтования!
ви! А ты стоял, как соломенное чучело, и бегал за ней, точно собачонка
за платком! Дэвид, этот Дункансби, очевидно, какой-то особенный! Должно
быть, несравненный фехтовальщик! Будь у меня время, я бы побежал назад и
сразился с ним сам. Он, как видно, большой мастер!
со мной.
раз, я буду фехтовать лучше. Тебя больше не опозорит друг, не умеющий
биться на шпагах.
знать?
ния: мне хочется стать адвокатом.
крючкотворство. Нет, тебе больше подходит королевский мундир.
я. - Но так как ты наденешь мундир короля Людовика, а я - короля Георга,
то встреча будет премиленькая!
мое подходящее дело для джентльмена, у которого три раза выбили шпагу.
Но вот в чем соль: один из лучших колледжей, где учат на адвокатов и где
учился мой родич Пилриг, - это Лейденский колледж в Голландии. Что ты на
это скажешь, Алан? Не сможет ли волонтер Royal Ecossais [5] взять от-
пуск, перескочить через границу и навестить лейденского студента?
ник, граф Драммонд-Мелфорт, ко мне благоволит; а что еще важнее, один из
моих родичей - подполковник шотландского полка в Голландии. Это проще
простого - отпроситься, чтобы навестить подполковника Стюарта из Халке-
та. А лорд Мелфорт - человек весьма ученый, он, как Цезарь, пишет книги
и бесспорно будет доволен, если я поделюсь с ним своими наблюдениями.
Алан превыше всего ценил солдат, то я питал гораздо большее уважение к
джентльменам, пишущим книги.
мог бы заняться делами и поважнее. Но что мне сказать, когда я сам сочи-
няю песни?
тебе писать во Францию; а как только я попаду в Лейден, я пришлю тебе
свой.
Стюарту из Ардшила, эсквайру, город Мелон во Франции. Рано или поздно
письмо непременно попадет в мои руки.
над Аланом. В это жаркое утро его плащ и вязаные гетры невольно броса-
лись людям в глаза, и, быть может, разумнее было бы объяснить причины
такого наряда вскользь, как бы между прочим; но Алан взялся за дело нео-
бычайно ретиво, вернее, даже разыграл целое представление. Он расхвалил
хозяйку за ее умение жарить рыбу, а потом до самого ухода рассказывал,
как у него от простуды заболел живот, торжественно описывал всевозможные
симптомы болезни и свои страдания и с огромным интересом выслушивал хо-
зяйкины советы.
ибо, как сказал Алан, этой встречи нам лучше избежать. Ветер, хотя и
сильный, дышал теплом, и чем сильнее припекало солнце, тем больше Алан
страдал от жары. В Престонпансе он увел меня в сторону, на Глэдсмьюрское
поле, и стал с совершенно излишней пространностью описывать мне здешнее
сражение. Оттуда мы прежним быстрым шагом отправились в Кокенси. Несмот-
ря на верфи миссис Кэделл, где сооружались рыбачьи шхуны для ловли
сельдей, это был пустынный, обветшалый городишко с множеством разрушен-
ных домов; однако в харчевне оказалось чисто, и Алан, совсем разомлевший
от жары, угостился бутылкой эля и поведал старухе хозяйке историю о про-
стуженном животе, хотя на этот раз симптомы были совсем другие.
чтобы он сказал какой-нибудь женщине хоть два-три слова всерьез: он
всегда зубоскалил и дурачился, втайне издеваясь над ними, однако же пре-
давался этому делу с большим азартом и энергией. Я намекнул ему об этом,
когда хозяйку случайно отозвали из комнаты.
женский пол и плести всякие небылицы, чтобы развлечь бедных овечек! Тебе
во что бы то ни стало надо поучиться этому, Дэвид, надо усвоить приемы,
это ведь как ремесло. Ну, само собой, если б тут была молоденькая женщи-
на, да еще и хорошенькая, я бы и не заикнулся про свой живот. Но если
женщина слишком стара, чтобы думать о любовниках, ее хлебом не корми,
только дай кого-то полечить. Почему? Откуда я знаю? Такими уж создал их
бог. И все равно болван тот мужчина, который не постарается им угодить.
не терпелось продолжить увлекательный разговор. Хозяйка, отвлекшись на
время от Аланова живота, принялась рассказывать о своем девере из Эбер-
леди, чью болезнь и кончину она живописала бесконечно долго. Иногда это
было скучно, иногда же и скучно и противно, ибо старуха рассказывала,
смакуя подробности. В конце концов я погрузился в глубокую задумчивость
и глядел в окно на дорогу, почти не замечая того, что видел перед собой.
Но если бы ктонибудь за мной наблюдал, он увидел бы, как я внезапно
вздрогнул.
камень на живот клали, и давали ему пить отвар из иссопа, и мятную воду,
и хороший, чистый серный бальзам...
прошел один мой друг.
тяке. - Ну, а еще что, мэм? - обратился он к несносной старухе, и она