явлением. Однако это означает, что она должна стать конкретной, а
следовательно, уже не абсолютной. Чтобы проявиться в чем-то конкретном,
абсолютная красота, как говорит Н иколай Кузанский, "нисходит", т.е.
оставаясь самою собой, теряет лишь свою абсолютность и приобретает взамен
конкретность.
красота, и ничто иное, конкретность в ней не есть красота. Конкретность,
чтобы быть конкретностью, должна каждый раз быть иной и иной; в этой
бесчисленной множественности меркнет све т единства. Так мир, "сотворенный"
в красоте и свете, не имея в себе ничего, кроме красоты и света, погружается
тем не менее во тьму. Будучи светом, красотой и добром, он теряет себя во
мраке бесчисленного множества конкретностей и как бы погружается в д ремоту
бессознательности. Так потенциальные богатства дремлют на поле крестьянина,
и крестьянин не видит этих богатств, потому что их на первый взгляд там нет;
хотя стоит ему вспахать и засеять поле, развести скот, посадить виноградную
лозу, и богатства
Кузанский отводит человеческому уму и человеческой душе. Пусть вся природа
дремлет сном пассивности и бессознательности; пусть довольствуются своей
принадлежностью к природе многие люди , не имеющие сил искать, стучаться,
творить. Но тот, кто ищет и действует, получает помимо природного дара,
принятого им вместе со своим рождением, второй дар - света. Мир не в своей
абсолютности, а в своей конкретности предстает такому сознанию как теоф
ания, т.е. каждая вещь в нем приобретает значимость, выражение, начинает
светиться своим внутренним смыслом, светом истины, а это есть "или
абсолютное искусство, или абсолютный смысл, который можно назвать светом
всякого смысла". Для такого сознания "все сотворенное - это некие светы для
актуарии разумной виртуальности", творческой силы человеческого разума,
восполняющей силы природы, - разумной силы, которая "обладает в потенции
несказанными богатствами, которых мы не знаем, поскольку они в потенции, п
ока они не будут раскрыты нам актуально сущим разумным светом". Этот свет -
либо природный разум каждого человека, либо наставление в мудрости. Так по
двум путям, по пути традиции и по пути нового творчества, человеческая
культура благодаря своему созида тельному характеру восстанавливает
равновесие мира и снова делает его тем, чем он всегда был в своей
сокровенной сущности, - добром, светом и красотой.
виде проповеди на тему "Вся ты прекрасна, возлюбленная моя" из "Песни
песней" (4, 7) (см. 177). Первая половина трактата носит отчетливые следы
чтения Ареопагитик и Альберта Великог о. Здесь перед нами традиционная
платоническая и неоплатоническая структура. Духовная красота, постигаемая
духовными чувствами, совпадает с благом, о чем, по мнению Николая
Кузанского, свидетельствуют уже и их родственные имена в греческом языке:
callos
самого себя от своего изобилия и стало излучать само себя в виде света.
Получается, что благо постигается как благо только благодаря красоте,
которая есть явленность блага.
сияние формы (splendor formae) в пропорциональных и определенных частях
материи: например, тело прекрасно от "чистоты цвета" (respledentia coloris),
сияющей в пропорциональных членах ( supermembra proportionata). Во-вторых,
красота есть влекущее начало, поскольку прекрасное есть добро и конечная
цель. В-третьих, прекрасное едино ввиду цельности своей формы, которая
делает вещь прекрасной.
принадлежит богу. Природа красоты (natura pulchritudinis ) "эманирует" из
первой божественной красоты, становясь формой всего прекрасного, но источник
красоты от этого не оскудевает
движений, которые от частной красоты вновь восходят к первому свету.
Кузанский продолжает развернутую им в "Диалогах простеца" мысль о
"внутреннем вкусе", благодаря которому разумное создание "начинает в
разумном стремлении востекать к прекрасному, едва при коснувшись к нему
чувством, подобно тому как отведавший кончиком языка предвкушение сладости
движим желанием насладиться ею". Разумные создания обладают врожденной
способностью суждения о прекрасном. "Ум" носит в себе идею (species)
прекрасного, свертыва ющую в себе (conplicans) всякую чувственную красоту.
Поэтому ум есть универсальная красота, или идея идей (species specierum), а
отдельные идеи, или формы, - это "ограниченные", или "стяженные", красоты
(contractae pulchritudines).
просвеченности, просветленности и осознанности красоты. Абсолютная красота
глядится сама на себя и воспламеняется любовью к самой себе. Духовное зрение
в отличие от телесного не может в идеть ничего, если прежде не видит и не
понимает своей собственной красоты. Причастность красоте есть сплошная
взаимная просвеченность и сплошная взаимная понимающая приобщенность. И мир
приходит из неразличимой тьмы к существованию благодаря тому, что в ещи
приобщаются к свету и гармонии субстанциальной формы, т.е. формы форм.
Привлечение всех вещей к своему единому источнику есть любовь, "конечная
цель красоты".
красоте познающего их духа, а от нее - к источнику всякой красоты. "Живая
разумная красота (viva intellectualis pulchritudo), созерцая (intuendo) или
понимая (intelligendo) абсолютн ую красоту, увлекается к ней несказанным
влечением; чем жарче пылает она влечением, тем более к ней приближается, все
более и более уподобляясь своему образцу".
балансирует на каком-то едва заметном острие, отделяющем средневековье от
Ренессанса. В своей онтологической эстетике он весьма тонко рассуждает о
неизбежности для человека чисто человеческог о же представления об абсолюте,
подобно тому как и лев представлял бы себе абсолют в виде льва или бык
представлял бы себе абсолют в виде быка. Со средневековой точки зрения это
является весьма рискованным утверждением. Правда, Кузанский вовсе не думает
с ним, появляются мыслители, у которых человеческая личность уже начинает
получать явный перевес над абсолютом. Что до проблемы человеческого
творчества, то мысль Кузанского здесь
образу божию; следовательно, и человек есть тоже творчество. Ортодоксия
здесь пока сохранена. Однако всего через несколько десятилетий выступит Пико
делла Мирандола, который уже будет ут верждать, что если бог есть создатель
самого себя, а человек создан по образу и подобию божию, то и человек тоже
должен создавать сам себя. А это уже выходит за всякие рамки средневековой
ортодоксии.
целиком отражает в себе, по Кузанцу, всеобщую стихию божества. Значит, и
человеческая личность тоже есть абсолют, единственный и неповторимьй (как и
сам абсолют), хотя каждый раз ориги нальный и специфический. Здесь у Николая
Кузанского тоже виртуозное балансирование на философско-эстетическом и
культурно-историческом острие. Малейший шаг вперед - и средневековый
онтологический универсализм начнет безвозвратно разрушаться и превращатьс я
в абсолютизирование не самого объективного абсолюта, но человеческой
личности уже в отрыве от средневекового универсализма. Поэтому так велико
значение эстетики Николая Кузанского.
средневековой ортодоксии, в эпоху Ренессанса мы прежде всего наталкиваемся
на замечательное явление не только в истории итальянской культуры, но и
вообще в истории европейской культуры, к оторое носит название Флорентийской
академии, во главе с неоплатоником Марсилио Фичино. Последовательным
неоплатоником был, как мы знаем, уже Николай Кузанский. Однако самого имени
Платона он не упоминает и направление платонизма не формулируется у него
Неоплатонизмом в эпоху Ренессанса пронизаны творения не только Николая
Кузанского, но и почти всех представленных выше деятелей этой эпохи. Но
нигде имя Платона не превозносится так, как
превращено почти в религиозный культ. Перед его бюстом ставились лампады, и,
собственно говоря, он почитался наряду с Христом.
тогдашних флорентийцев со стороны прибывших в то время в Италию
платоников-греков. Среди них обычно фигурирует несколько имен, и особенно
имя Гемистия Плетона (ок. 1355 - ок. 1452). Д ействительно, Плетон был
крайним сторонником Платона и ожесточенным критиком Аристотеля, а также и
всех мыслителей, оказавшихся в средние века и в эпоху Возрождения под
влиянием Аристотеля. Плетон настолько буквально воспроизводил Платона, что
нисколько
хотелось создать такую международную религию и философию, которые были бы
выше и христианства, и язычества, и магометанства. С такими настроениями
Плетон и прибыл в Италию в 1438 г., где он познакомился с тогдашним
правителем Флорентийской республики Козимо Медичи.
дальнейшем (начиная с 1459 г.) во Флоренции была учреждена Платоновская
академия, особенно расцветшая при внуке Козимо Медичи, Лоренцо (правил в
1469 - 1492 гг.). Флорентийская акаде мия, главным деятелем которой и