- Отпусти к нам на завод. Может, он всамделе немца обыграет.
Ну, старик ни в какую.
Все знали - старик неподатливый, самостоятельного характера. Правду
сказать, вовсе поперешный. А все-таки думка об Иванке запала в головы. Как
дедушко ушел, мастера и переговариваются меж собой:
- Верно, попытать бы! Другие опять отговаривают:
- Впусте время терять. Парень из рук дедушки не вышел, а того ни крестом,
ни песком с дороги не своротишь.
Кто опять придумывает:
- Может, хитрость какую в этом деле подвести?
А то им невдогадку, что старик из цеха сумный пошел.
Ну как - русский человек! Разве ему охота ниже немца ходить? Никогда этого
не бывало!
Все-таки два дня крепился. Молчал. Потом, ровно его прорвало, заорал:
- Иванко, айда на завод! Парень удивился:
- Зачем?
- А затем, - кричит, - что надобно этого немецкого Фуйко обставить. Да так
обогнать, чтоб и спору не было.
Ванюшка, конечно, про этого вновь приезжего слышал. И то знал, что дедушко
недавно в цех ходил, только Иванко об этом помалкивал, а старик расходился.
- Коли, - говорит, - немца работой обгонишь, женись на Оксютке. Не
препятствую!
У парня, видишь, на примете девушка была, а старик никак не соглашался:
- Не могу допустить к себе в дом эку босоту, бесприданницу.
Иванку лестно показалось, что дедушко по-другому заговорил, - живо побежал
на завод. Поговорил с мастерами, - так и так, дедушко согласен, а я и
подавно. Сам желание имею с немцем в рисовке потягаться. Ну, мастера тогда
и стали на немецкое начальство наседать, чтоб по положению к Фуйке русского
ученика поставить, - Иванка, значит. А он парень не вовсе рослый. Легкой
статьи. В жениховской поре, а парнишком глядит. Как весенняя байга у башкир
бывает, так на трехлетках его пускали. И коней он знал до косточки.
Немецкое начальство сперва поартачилось, потом глядит - парнишко
замухрышистый, согласилось: ничего, думает, у такого не выйдет. Так Иванко
и попал к немцу в подручные. Присмотрелся к работе, а про себя думает -
хорошо у немца конек выходит, только живым не пахнет. Надо так
приспособиться, чтоб коня на полном бегу рисовать. Так думает, а из себя
дурака строит, дивится, как у немца ловко каждая черточка приходится.
Немец, знай, брюхо поглаживает да приговаривает:
- Это есть немецкий рапота.
Прошло так сколько-то времени, Фуйко и говорит по начальству :
- Пора этот мальшик проба ставить, - а сам подмигивает, вот-де смеху-то
будет.
Начальство сразу согласилось. Дали Иванку пробу, как полагалось. Выдали
булатную саблю, назначили срок и велели рисовать коня и корону, где и как
сумеет.
Ну, Иванко и принялся за работу. Дело ему, по-настоящему сказать, знакомое.
Одно беспокоит - надо в чистоте от немца не отстать и выдумкой перешагнуть.
На том давно решил, - буду рисовать коня на полном бегу. Только как тогда с
коронкой? Думал-думал, и давай рисовать пару коней. Коньков покрыл лентой,
а на ней коронку вырисовал. Тоже все жички веточки разберешь, и маленько
эта коронка назад напрочапилась, как башкир на лошади, когда на весь мах
гонит.
Поглядел Иванко, чует - ловко рисовка к волновому булату пришлась. Живыми
коньки вышли.
Подумал-подумал Иванко и вспомнил, как накануне вечером Оксютка шептала:
- Ты уж постарайся, Ваня! Крылышки, что ли, приделай коньку, чтоб он лучше
Фуйкина вышел. Вспомнил это и говорит:
- Э, была не была! Может, так лучше!
Взял да и приделал тем конькам крылышки, и видит - точно, еще лучше к
булатному узору рисовка легла. Эту рисовку закрепил и по дедушкиному
секрету вызолотил.
К сроку изготовил. Отполировал старательно, все чатинки загладил, глядеть
любо. Объявил, - сдаю пробу. Ну, люди сходиться стали.
Первым дедушко Бушуев приплелся. Долго на саблю глядел. Рубал ей и
по-казацки, и по-башкирски. На крепость тоже пробовал, а больше того на
коньков золотых любовался. До слезы смотрел. Потом и говорит:
- Спасибо, Иванушко, утешил старика!.. Полагался на тебя, а такой выдумки
не чаял. В чиковку к узору твоя рисовка подошла. И то хорошо, что от эфесу
ближе к рубальному месту коньков передвинул.
Наши мастера тоже хвалят. А немцы разве поймут такое? Как пришли, так шум
подняли.
- Какой глюпость! Кто видел коня с крыльом! Пошему корона сбок лежаль? Это
есть поношений на коронованный особ!
Прямо сказать, затакали парня, чуть не в тюрьму его загоняют. Тут дедушко
Бушуев разгорячился.
- Псы вы, - кричит, - бессмысленные! Взять вот эту саблю да порубать вам
осиновые башки. Что вы в таком деле понимаете?
Старика, конечно, свои же вытолкали, чтоб всамделе немцы до худого не
довели. А немецкое начальство Ванятку прогнало. Визжит вдогонку:
- Такой глюпый мальчишка завод не пускайть! Штраф платить будет! Штраф!
Иванко от этого визгу приуныл было, да дедушко подбодрил:
- Не тужи, Иванко! Без немцев жили и дальше проживем. И штраф им выбросим.
Пускай подавятся. Женись на своей Оксютке. Сказал - не препятствую, - и не
препятствую.
Иванко повеселел маленько да и обмолвился:
- Это она надоумила крылышки-то конькам приделать. Дедушко удивился.
- Неуж такая смышленая девка?
Потом помолчал малость да и закричал на всю улицу:
- Лошадь продам, а свадьбу вашу справлю, чтоб весь завод знал. А насчет
крылатых коньков не беспокойся. Не все немцы верховодить у нас в заводе
будут. Найдутся люди с понятием. Найдутся! Еще, гляди, награду тебе дадут!
Помяни мое слово.
Люди, конечно, посмеиваются над стариком, а по его слову и вышло.
Вскорости после Иванковой свадьбы к нам в завод царский поезд приехал.
Тройках, поди, на двадцати. С этим поездом один казацкий генерал случился.
Еще из кутузовских. Немало он супостатов покрошил и немецкие, сказывают,
города брал.
Этот генерал ехал в сибирскую сторону по своим делам, да царский поезд его
нагнал. Ну, человек заслуженный. Царь и взял его для почету в свою свиту.
Только глядит - у старика заслуг-то на груди небогато.
У ближних царских холуев, которые платок поднимают да кресло подставляют, -