никогда больше не увидели.
этого мгновения они оба уже не беззащитны.
это твоя манера всегда говорить как раз то, что не следует
говорить.
так глубоко погрузилась в одиночество, что даже отец стал для
нее помехой. Чтобы сбить с толку Фернанду, она сочинила длинный
и очень запутанный список разных приглашений и дел, забросила
своих подруг и перешагивала через любые условности, лишь бы
только повидаться с Маурисио Бабилоньей -- все равно где и в
какое время. Сначала ей не нравилась его грубость. Когда они в
первый раз остались одни на пустыре за гаражом, он безжалостно
довел ее до какого-то животного состояния, совершенно
истощившего ее силы. Позже Меме поняла, что это тоже вид ласки,
тогда она совсем потеряла покой и стала жить только своим
любимым, мучимая страстным желанием снова и снова погружаться в
сводящий с ума запах машинного масла и жавеля. Незадолго до
смерти Амаранты Меме вдруг на короткое время обрела ясность ума
и затрепетала от неуверенности в будущем. Тогда она услышала об
одной женщине, гадающей на картах, и тайком пошла к ней. Это
была Пилар Тернера. Увидев Меме, она сразу же поняла скрытые
причины, которые привели девушку в ее комнату. "Садись, --
сказала Пилар Тернера, -- мне не нужны карты, чтобы предсказать
судьбу одной из Буэндиа". Меме не знала и так никогда и не
узнала, что столетняя пифия приходится ей прабабкой. Да она и
не поверила бы этому, выслушав предельно откровенные объяснения
Пилар Тернеры, которая внушала ей, что мучительное любовное
томление может быть успокоено лишь в постели. Такой же точки
зрения придерживался Маурисио Бабилонья, но Меме не хотела
верить ему, в глубине души она считала, что он говорит так,
потому что невежествен, как всякий мастеровой. Она думала
тогда, что одна разновидность любви уничтожает другую ее
разновидность, ибо человек в силу своей природы, насытив голод,
теряет интерес к еде. Пилар Тернера не только рассеяла
заблуждение Меме, но предложила к ее услугам старую веревочную
кровать, где зачала Аркадио, деда Меме, а потом Аурелиано Хосе.
Кроме того, она научила Меме, как предупредить нежелательную
беременность с помощью горчичных ванн, и дала ей рецепты
напитков, которые, если уж несчастье случится, помогут
избавиться от всего -- "даже от угрызений совести". После этого
разговора Меме ощутила такой же прилив мужества, как в день
пьянки с подружками. Смерть Амаранты, однако, вынудила ее
отложить исполнение задуманного. Пока длились девять
поминальных ночей, она ни на минуту не расставалась с Маурисио
Бабилоньей, который бродил среди толпившихся в доме людей.
Потом начался долгий траур с его обязательным затворничеством,
и влюбленным пришлось на время разлучиться. Это были дни,
полные такого внутреннего волнения, таких безудержных томлений
и таких подавленных порывов, что в первый же вечер, когда Меме
удалось выйти из дому, она отправилась прямо к Пилар Тернере.
Она отдалась Маурисио Бабилонье без сопротивления, без стыда,
без ломанья, проявив столь несомненную одаренность и столь
мудрую интуицию, что более подозрительный мужчина мог бы
спутать их с самой настоящей опытностью. Они любили друг друга
дважды в неделю около трех месяцев, защищенные невольным
сообщничеством Аурелиано Второго, который простодушно
подтверждал придуманные дочерью алиби, желая освободить ее от
материнского ига. В тот вечер, когда Фернанда захватила
врасплох в кино Меме и Маурисио Бабилонью, Аурелиано Второй
почувствовал угрызения совести и пришел к дочери в спальню, где
ее заперли, уверенный, что Меме станет легче, если она изольет
перед ним душу, как обещала это сделать. Но Меме отрицала все.
Она была так уверена в себе, так цеплялась за свое одиночество,
что Аурелиано Второму показалось, будто все связи между ними
оборвались и никогда они не были ни товарищами, ни сообщниками
-- все это лишь иллюзии прошлого. Он подумал, не поговорить ли
ему с Маурисио Бабилоньей, может, авторитет бывшего хозяина
заставит того отказаться от своих намерений, но Петра Котес
убедила его не вмешиваться в женские дела, и он остался витать
в стихии нерешительности, теша себя надеждой, что заточение
излечит страдания его дочери.
напротив, Урсула слышала из соседней комнаты, что она крепко
спит ночь, спокойно занимается своими делами днем, регулярно
ест и не испытывает никаких нарушений пищеварения. Только одно
показалось странным Урсуле после почти двух месяцев содержания
Меме под арестом: почему она ходит в купальню не по утрам, как
все остальные, а в семь часов вечера. Один раз Урсула хотела
даже предостеречь ее против скорпионов, но Меме, считавшая, что
это прабабка ее выдала, избегала разговоров с ней, и та решила
не донимать девушку своими стариковскими поучениями. Как только
начинало смеркаться, дом наполнялся желтыми бабочками. Каждый
вечер, возвращаясь из купальни, Меме встречала Фернанду,
которая в полном отчаянии уничтожала их с помощью
опрыскивателя. "Просто напасть какая-то, -- стонала Фернанда.
-- Всю жизнь мне говорили, что ночные бабочки приносят
несчастье". Однажды, когда Меме находилась в купальне, Фернанда
случайно вошла в ее комнату и увидела, что там дышать нечем от
бабочек. Она схватила первую попавшуюся тряпку, чтобы выгнать
их, и оцепенела от ужаса, увязав поздние купания дочери с
разлетевшимися по полу горчичниками. Тут уж Фернанда не стала
ждать удобного случая, как в прошлый раз. На следующий же день
пригласила к обеду нового алькальда, уроженца гор, как и она
сама, и попросила его поставить ночную стражу на заднем дворе:
ей кажется, что у нее воруют кур. А через несколько часов
стражник подстрелил Маурисио Бабилонью, когда тот поднимал
черепицу, чтобы спуститься в купальню, где среди скорпионов и
бабочек, голая и трепещущая от любви, ждала его Меме, как ждала
почти каждый вечер все эти месяцы. Пуля, засевшая в позвоночном
столбе, приковала Маурисио Бабилонью к постели до конца его
жизни. Он умер стариком, в полном одиночестве, ни разу не
пожаловавшись, не возмутившись, никого не выдав, умер,
замученный воспоминаниями и ни на минуту не оставлявшими его в
покое желтыми бабочками, ославленный всеми как похититель кур.
Макондо, уже замаячили на горизонте, когда в дом принесли сына
Меме Буэндиа. Город находился в таком смятении, что никто не
был расположен заниматься семейными скандалами, поэтому
Фернанда решила, воспользовавшись благоприятной обстановкой,
спрятать мальчика и сделать вид, будто он и не появлялся на
свет. Взять внука она была вынуждена -- обстоятельства, при
которых его доставили, исключали отказ. Вопреки ее желанию
Фернанде предстояло терпеть этого ребенка до конца ее дней,
потому что в нужный час у нее не хватило мужества выполнить
принятое в глубине души решение и утопить его в бассейне
купальни. Она заперла его в бывшей мастерской полковника
Аурелиано Буэндиа. Санта Софию де ла Пьедад Фернанде удалось
убедить в том, что она нашла младенца в плывшей по реке
плетеной корзине. Урсуле суждено было умереть, так и не узнав
тайны его рождения. Маленькая Амаранта Урсула, которая
заглянула однажды в мастерскую, где Фернанда кормила малыша,
тоже поверила истории о плавающей корзине. Аурелиано Второй,
окончательно отдалившийся от жены из-за ее дикого поступка,
исковеркавшего жизнь Меме, узнал о существовании внука только
три года спустя, когда тот по недосмотру Фернанды вырвался из
своего плена и появился на минуту в галерее -- голый,
нечесаный, с атрибутом мужского пола, напоминающим индюшачий
клюв с его соплями, похожий не на человека, а на изображение
людоеда в энциклопедии.
своей неисправимой судьбы. Вместе с ребенком в дом словно
вернулся позор, который, как она считала, ей удалось изгнать
навсегда. Не успели еще унести раненого Маурисио Бабилонью, а
Фернанда уже продумала до мельчайших подробностей план
уничтожения всех следов бесчестья. Не посоветовавшись с мужем,
она на следующий день собрала свой багаж, уложила в маленький
чемодан три смены белья для дочери и за полчаса до отхода
поезда явилась к Меме в спальню.
не ждала и не хотела их. Она не знала, куда они идут, ей это
было безразлично, даже если бы ее повели на бойню. С того
мгновения, как она услышала выстрел на заднем дворе и
одновременно с ним крик боли, вырвавшийся у Маурисио Бабилоньи,