Чтение 65–й страницы книги ~Норма~

- Так вот, спросите об этом мальчишку, что в доме напротив живTт. Он с именем
этим ложится, он с именем этим встаTт! Не даром ведь на каменных плитах, где
милый ботинок ступал, "Хорошая девочка Лида!" с отчаянья он написал!
- Ну, а почему вы нам звоните, капитан? Что, сами не можете допросить? У вас
ведь своT начальство есть. Доложите Земишеву.
- Так в том-то и дело, товарищ полковник, что докладывал я! Два раза. А он
как-то не прореагировал. Может занят...может что...
- Ну а почему именно мне? Ведь вас ПузырTв курирует.
- Но вы ведь работали у нас, товарищ полковник, места знаете...
- Знаю-то знаю, но что из этого? Да и вообще, ну написал этот парень, ну и что?
- Так, товарищ полковник, не может людей не растрогать мальчишки упрямого пыл!
- Да бросьте вы. Так, капитан, Пушкин влюблялся, должно быть, так Гейне,
наверно, любил.
- Но, товарищ полковник, он ведь вырастет, станет известным!
- Ну и покинет, в конечном счTте, пенаты свои...
- Но окажется улица тесной для этой огромной любви! Ведь преграды влюблTнному
нету, смущенье и робость - враньT! На всех перекрTстках планеты напишет он имя
еT. Вот ведь в чTм дело!
Полковник задумался, потTр густо поросшую бровь.
Капитан тоже замолчал.
В трубке слабо шуршало и изредка оживали короткие потрескивания.
Прошла минута.
- Говорите? - зазвенел близкий голос телефонистки.
- Да, да, говорим, - заворочался Симоненко.
- Говорим, говорим, - отозвался Дубцов. - Ну так, что ж делать, Сергей
Алексаныч?
Симоненко вздохнул:
- Слушай, капитан... ну и пусть, в конце концов, он пишет.
- Как так?
- Да вот так. Пусть пишет. На полюсе Южном - огнями. Пшеницей - в кубанских
степях. А на русских полянах - цветами. И пеной морской - на морях.
- Но ведь, товарищ полковник, так он и в небо залезет ночное, все пальцы себе
обожжTт...
- Правильно. И вскоре над тихой землTю созвездие Лиды взойдTт. И пусть будут
ночами светиться над нами не год и не два на синих небесных страницах красивые
эти слова. Понятно?
- Понятно, товарищ полковник.
- А спекулянта этого, как его...
- Апрель, СемTн Израилевич.
- Вот, Апреля этого передайте милиции, пусть она им занимается. Плодить
спекулянтов не надо.
- Хорошо, товарищ полковник.
- А Земишеву привет от меня.
- Обязательно передам, товарищ полковник.
- Ну, будь здоров.
- Всего доброго, товарищ полковник.

НЕЗАБЫВАЕМОЕ
- Когда мы в огнемTтной лаве решили всT отдать борьбе, мы мало думали о славе, о
нашей собственной судьбе, - проговорил Ворошилов, разливая коньяк по рюмкам.
БудTнный кивнул:
- Это точно, Клим. По совести, другая думка у нас была светла, как мTд: чтоб
пули были в наших сумках и чтоб работал пулемTт. Будь здоров....
Выпили.
Ворошилов закусил куском белорыбицы, вздохнул:
- Мы, Сеня, горы выбрали подножьем. И в сонме суши и морей забыли всT, что было
можно забыть...
- Забыли матерей! - махнул вилкой БудTнный.
- Дома, заречные долины, полей зелTных горький клок...
- Пески и розовую глину. ВсT то, что звало и влекло.
Ворошилов налил по второй, разрезал огурец поперTк, стряхнул половину на
перегруженную тарелку БудTнного:
- Но мы и в буре наступлений, железом землю замостив, произносили имя Ленин, как
снова не произнести!
- Да. ВсT было в нTм: поля и семьи...
- И наш исход из вечной тьмы. Так дуб не держится за землю, Сеня, как за него
держались мы! Помнишь?
- Ну, ещT бы! Не только помню, Клим, но вот... - БудTнный полез в карман кителя,
- вот всегда при себе храню...
Он вытащил потрTпанную фотографию.
На фоне выстроившихся войск на поджарых жеребцах сидели молодой БудTнный и
молодой Ворошилов. Фуражки глубоко наползали на глаза, тугие шинельные груди
пестрели кругляшками орденов, эфесы шашек торчали сбоку сTдел.
Руки молодых командармов крепко держались за слово ЛЕНИН, повисшее на уровне их
сTдел.
Хотя буквы были не очень широки, в них всT равно хорошо различались обнесTнные
заборами гектары дач и две счастливые семьи, и заседание президиума Верховного
Совета СССР, и чTрные эскорты машин, и убранная цветами трибуна мавзолея, и
интимный вечер на кунцевской даче вождя, - Жданов за роялем, Молотов, Ворошилов,
БудTнный, Берия, Каганович, три тенора Большого Театра - поют, а Сталин неспешно
дирижирует погасшей трубкой.

ПАМЯТНИК
- Им не воздвигли мраморной плиты, - проговорил бортмеханик, вытирая
промасленные руки куском ветоши, - на бугорке, где гроб землTй накрыли, как
ощущенье вечной высоты, пропеллер неисправный положили.
Сидящий на крыле стрелок-радист махнул рукой, перекусил измочаленную зубами
травинку:
- Да и надписи огранивать им рано, Паш. Ведь каждый, небо видевший, читал, когда
слова высокого чекана пропеллер их на небе высекал.
Бортмеханик сунул ветошь в карман, закрыл капот:
- И хоть рекорд достигнут ими не был, хотя мотор и сдал на полпути, -
остановись, взгляни прямее в небо и надпись ту, как мужество, прочти.
Стрелок-радист поднял голову и снова в который раз прочTл на розоватом июльском
небосклоне:

ЖИТЬ СТАЛО ЛУЧШЕ, ТОВАРИЩИ, ЖИТЬ СТАЛО ВЕСЕЛЕЕ!
И. Сталин

Бортмеханик вздохнул:
- Вот если б все с такою жаждой жили, чтоб на могилу им взамен плиты их
инструмент разбитый положили и лишь потом поставили цветы.

В ЛЕНИНГРАДЕ
ПлывTт Нева, отсвечивая сталью. На пьедестале - Крузенштерн литой.
- Морскою околдованные далью, сюда пришли мы с давнею мечтой, - прошептал
Сивакин, провожая глазами колонну курсантов. Боборовский улыбнулся:
- Да... торпеды, мины, древние галеры...
- Курсантский строй в блистанье лычек, блях...
- С петровских дней куют здесь офицеров для службы на военных кораблях.
Шедший позади колонны лейтенант, засмотрелся на стоящую возле киоска блондинку и
неловко стукнулся головой о фонарный столб. В наступающей темноте сверкнула
короткая искра, столб глухо загудел, а веснушчатый лоб лейтенанта отрывисто
звякнул.
Блондинка отвернулась и, достав из сумочки зеркальце, осторожно провела рукой по
тоненьким бровям.

ЕСТЬ!
- Предписанье вручили, Маша, - лейтенант Кузнецов устало опустился на стул,
расстегнул ворот кителя, - отбыть приказали...
Маша растерянно потTрла висок. Лейтенант, морщась, потTр сжатую кителем грудь:
- Фу... заворочалось сердце, заныло в груди...
- Значит, снова отъезд, Федя? Беготня на вокзале?
- Да... А главное - опять неизвестность встаTт на пути...
Маша закрыла лицо руками. Кузнецов обнял еT за плечи:
- Успокойся, Маша. Я думаю спорить не будем. Причинить неприятность тебе не
хотел. Ну-ка слезы утри... Мы военные люди. Ничего не попишешь. Таков наш
удел...
Через два часа Кузнецов, скрипя начищенными сапогами, вошTл в полупустую
квартиру.
Маша связывала вместе два объTмистых мешка. ЗавTрнутый в одеяло ребTнок, пищал,
лTжа на тумбочке.
- Маша, Светка кричит в одеяле.
- Увязал чемоданы?
- Ага... вещей - не бог весть...
Маша взяла ребTнка на руки, вздохнула:
- Стол, кроить за бесценок соседям отдали...
- Бог с ними, - лейтенант посмотрел на часы, кивнул, - а теперь умещаемся в
краткое ЕСТЬ! Быстро, Маша!
Он достал из портфеля блестящий футляр ЕСТЬ! ВдвоTм они быстро запихнули в него
чемоданы, мешки, сетку с кастрюлями, резной сундучок, Светку, котTнка и влезли
сами. Лейтенант запер ЕСТЬ! изнутри.