ляться нечему. И добавил ехидно: понимает он, конечно, невдомек великому
воину Ульфу, из рабства вандальского бежавшему, что у достойных людей
страда в разгаре. Все бы ему, великому воину, будущему скамару Ульфу, по
тингам глотку драть да в одной шайке с вандалами бродяжничать. Или до
того поистаскался Ульф, что забыл - хлебушек-то с хрустящей корочкой на
деревьях не растет, а в речках пиво не плещется. Все это трудом достига-
ется, напомнил Ульфу дедушка Рагнарис.
мол, эти тоже с тобой?
кузнец.
воду ведя.
въевшейся, и руки такие, что вовек не отмоешь. Оттого и волосы снеж-
но-белыми казались, и густые, сросшиеся брови. Нос у того кузнеца с ши-
рокими ноздрями, будто не то принюхивается, не то гневается. Грудь боч-
кой, ноги кривые. На прокопченном лице диковатые глаза посверкивают. Я
сразу эти глаза запомнил, потому что они покрасневшие были, как будто
кровь близко подступает.
быть, потому что второй из спутников ульфовых девкой оказался. Я таких
прежде и не видывал.
Сама белобрыса, глаза серые, холодные, рот будто мечом прочеркнули -
тонкий и прямой. На кой она такая Ульфу сдалась?
хотела и о том богов оповещала. На одной щеке руна размазана. Пот, ви-
дать, отирала и не заметила, как знак порушила.
злости. Хродомер Рагнарису учтиво молвил, чтобы сам разбирался с гостя-
ми, которых сынок дорогой к нему в дом привел, а уже потом к остальным
на погляд вел, ежели жив еще останется. Не иначе, как долго по весям
шастал, пока таких вергов выискал. Небось, их ни одна стая скамарская не
брала, одному только Ульфу и пригодились. И вечно-то Ульф, как собака в
репьях, отребьем себя обвешивает.
раскрыл пошире, да Ульф опередил его. Никакой почтительности в Ульфе не
осталось (и прежде-то немного ее было). Руку на рукоять меча положил, а
Хродомеру собачий лай прекратить велел и выслушать, что ему, Хродомеру,
опытные люди скажут.
боялся.
захотел. И потому замолчали, дали Ульфу сказать.
лее - бездомных.
страшно и зычно:
нам под крышу привел. Они, глядишь, всю солому с крыши сжуют и бревнами
закусят, тебя же, дурака, над собственным твоим очагом поджарят.
согласны. Дед продолжал:
племя бы ихнее вандальское, свирепое да лукавое, сюда тащил! Никогда в
тебе, Ульф, надлежащей рачительности не было...
Вульфилы с ним не было. И спросил дед:
вольно долго спал. Марда передала нашим, что видела меня у реки и что
сплю я без задних ног. Отец хотел было Гизульфа за мной послать, чтобы
разбудил и работать вел, но дедушка Рагнарис сказал: пусть спит. Мол, и
вепрь не в одночасье матереет.
рает. Ему сказали, что Ахма-дурачок помирает.
дурачку меч дал. Тарасмунд отвечал, что сам Ахма меч взял, когда пир го-
товить надумал, всю птицу перебил, собаку зарезал у тестя своего - все
гостей выкликал.
Видать, боги его надоумили. А нас те же боги последнего ума лишили, коли
не услышали мы голоса их.
эту Арегунду с неодобрением поглядывала. Сестры же мои, Галесвинта со
Сванхильдой, смехом давились.
смотрела перед собою. Кузнец камору оглядывал, брови хмурил.
на них дедушкины боги закопченные угрюмо смотрели.
псы, куски глотали.
сеновал, где им спать лечь; самому же Ульфу наказал вернуться и все нам
рассказать, что с ним случилось.
ке немного утратили. Поблагодарили дедушку, Тарасмунда и Гизелу. И Ульфа
поблагодарили. И ушли за Ульфом на сеновал.
так думаю, понравились ему эти вандалы, ибо видно было, что блюли они
древнее благочиние. Свирепы были обликом и учтивы обхождением, а дедушке
такое нравится. Дедушка говорит, что в старые времена все такими были.
дым днем все сильнее, хотя мать и Ильдихо меняли ему повязки и курили
травами в каморе.
чтобы отвязались от него раз и навсегда. Я в оба уха слушал, потому что
понимал: другой раз от Ульфа этого уже не услышишь.
наше село не пошел. Обиделся, что брат торговать его, Ульфа, приехал, а
заодно и на позорище выставил перед всеми.
стал ничего.
чужом), что за счет его, ульфовой, гордости щедрость свою потешить ре-
шил.
как прогнал его от себя Теодобад, несколько аланов из бурга уходили, и
Ульф с семьей к ним пристал, чтобы вместе идти. Так полпути с аланами и
прошел.
дил, что ничем у вандалов не хуже, да и вождь над ними стоящий, Лиутар,
сын Эрзариха.
ругать его не будет. Да и сердце у Велемуда доброе, а сам отважен.
жал, ибо не любил чужие рты кормить, сам с женой управлялся. Хильдегунда
- здоровенная девица, Велемуд потому и женился на ней с такой радостью,
что могла при случае и лошадь заменить.
Аскило назвали, да только что-то у Хильдегунды не заладилось с этими ро-
дами. Больше лежала, чем по дому работала, все оправиться не могла.
Все нарадоваться не мог, что даровые работники приехали. И тут же к ра-
боте приставил - и Ульфа приставил, и Гото приставил, и даже Вульфилу,
невзирая на малолетство, приставил.