сказал: - Я к вам привел товарища Петровича. Смотрите, на нем теплая
чистая одежда, он сыт и ухожен, он живет в здоровых санитарных условиях -
душ, ванна, раздельный санузел. К нему по ночам приходят чистые
молоденькие девушки, - при этих словах женщина презрительно хмыкнула, - он
кушает из серебряных приборов, читает свежие новости, курит хороший табак.
свернутую козьей ножкой самокрутку. Варфоломеев достал из бокового кармана
блестящую пачку "Опала" и предложил мужчине. Глаза мужика алчно
заблестели, он весь подался вперед, протягивая руку. Но едва его ладонь
приблизилась к иноземному подарку, сверху, с потолка, в тонкую меловую
линию ударил огненный сноп электрического разряда.
сказал Синекура.
Из хозяина конкретной жизни он превратился в покорного туриста. Стоило ли
ради этого преодолевать космические масштабы, да еще тащить за собой
пожилого мечтателя? Но ведь как все прекрасно складывалось поначалу! После
нескольких месяцев космических скитаний по безжизненным просторам -
наконец прекрасная планета, теплый климат, свобода, демократия, идеальные
существа. И вдруг на тебе - гильотина. Бред, выверт. Зачем он не удержал
Учителя? Но разве можно бросаться сломя голову, не разобравшись толком в
местных условиях? И потом, он пытался, он чуть не дотянулся до проклятой
собачки. Странно, что жизнь людей может зависеть от такого простого
механизма. И теперь эта пародия на чистилище. Да нет, не пародия,
действительно грешники, впрочем, больше похожие на узников. На него опять
навалилась старая земная усталость последних десяти лет. Это ж ведь не
просто - взлелеять мечту, да потом еще и воплотить. Ведь столько лет
врать, ну, не врать, но сохранять в секрете свои желания. Конспирация! Да,
конспирация и только конспирация, легко ли обмануть без нее целое
ведомство, да еще и не одно. Лопухи. Варфоломеев ухмыльнулся той самой
своей нервной улыбкой человека, победившего пространство и время.
Синекуровский прихвостень!
красавчик какой жалостливый. - Женщина хмыкнула и поплотнее прижалась
грудью к волосатой руке хозяина малометражной родины. - Я землепашец,
понял? Здесь моя отчизна, здесь мой дом родной. Понял? Меня здесь не
держат, а я сам здесь наслаждаюсь, потому - роднее места у нас нету. Иди
своей дорогой дальше, нечего здесь жалость проявлять. Тоже, комиссия
объединенных наций...
архитекторы вселенной, партийная сволочь.
Хорош, гусь репчатый, - начал Синекура удрученным голосом. - В то время,
как все народы и страны в едином порыве эксгумации вступили на тропу мира
и счастья, еще являются к нам невежественные осколки темных времен с
единственным пошленьким желанием отрыть себе кротовую темную нору, вырвать
у человечества кусок пространства и времени, полагая, что именно этот
самый лоскутик мировых линий принадлежит им лишь по одному
малозначительному стечению обстоятельств - они, видишь ли, тут живут
испокон веков. Нет, какова самонадеянность? Какова наглость? Что же, разве
можно таких негодяев в светлое будущее? Вряд ли, пусть пока тут поживут,
покумекают.
собственного юродства. Обвиняемый тоже был не вполне в восторге. Он злобно
раздувал щеки, будто у него во рту постоянно накапливалось какое-то
вредное вещество. Наконец Синекура замолчал, и тут же, внезапно, лихо,
черносотенец натурально плюнул в лицо обидчику. Главный врач инстинктивно
закрыл физиономию руками, но зря, поскольку раздался треск и
отвратительный плевок с гадючьим шипением испарился в ядовито-зеленом
искровом разряде. Граница была на замке. Хозяева шалаша и жители
прибрежных национальных федераций громко засмеялись синекуровскому испугу.
На минуту под низкими сводами изумрудного этажа воцарилось высокое
интернациональное чувство.
своды, или еще лучше - к революционерам на индиго розовый. Вот тут и
началась бы жратва, друг дружечку жрали бы поедом, - глаза Синекуры алчно
заблестели, но он тут же поправился: - Но нет, конечно, это чистые
спекуляции, мы гуманисты, черт побери. Каждому свое, ведь главное что -
развести их в стороны, иначе - кровавая бойня с вытекающими последствиями.
Нет, некоторые так и предлагали - собрать всех грешников в одно место и
пускай там сами выясняют отношения. Но слава богу, хватило ума, пущай
перевоспитываются по отдельности. - Синекура посмотрел на часы и
заторопился к выходу. - Скоро ужинать, а мы всего ничего обошли...
люди, люди. Варфоломеев пытался понять систему. Он чувствовал: что-то есть
в этом сумасшедшем беспорядке, какая-то нить, какое-то правило, а быть
может, даже закон. Некоторые этажи Синекура пропускал, приговаривая: "Это
не для нас, это не для нас". Наоборот, вдруг ни с того ни с сего резко
тормозил и, подталкивая землянина, выводил на новое свежее место. Изредка
центраец трогал товарища Петровича за руку, - так делают экстрасенсы,
когда ищут спрятанную в зале вещь, - будто и сам хотел определить, нет ли
в эксгуматоре какой-нибудь жгучей тайны. Тайна определенно была, иначе чем
еще можно было объяснить бестолковый извилистый маршрут. В глазах у
Варфоломеева рябило. Марс темно-коричневый - сильные духом, казарменные
вольнодумцы, друзья народа, полковники. Английская красная кишела
любителями подлинной правды, лизоблюдами, совратителями неокрепших душ,
социал-реалистами. В дальнем углу желто-лимонного коридора, где обитали
ортодоксы, партийцы и люди, превозносящие скупость ума, Синекура припер
землянина к стене и внезапно спросил:
отстаньте, но Синекура не отступался.
порода - хомо либералис.
сгоняли в кучи и не принуждали биться головой об стенку, их уничтожали
морально. Здесь Синекура особенно внимательно приглядывался к подопечному,
выуживая следы прошлых поступков. И то сказать, Варфоломеев чувствительно
побледнел, когда в одном из блоков золотистой охры, через узенькую щелку
ему показали выкручивание мозгов посредством бесконечного повторения
прописных истин. Молодой человек с длинными, как у женщины, волосами сидел
в объятиях механического агрегата. Агрегат тремя захватами сжимал туловище
испытуемого в неудобном положении, а двумя остальными держал перед его
лицом последний выпуск центрайских ведомостей. Металлическим голосом
механический чурбан приказывал мученику читать передовицу, но не прозой, а
песней, под аккомпанемент старинного щипкового инструмента. Если молодой
человек замолкал или перевирал ноты, тут же получал зуботычину и вынужден
был начинать все сызнова.
начать все сначала.
поэт, совесть народа, интеллектуал.
сторону. Синекура цыкнул.
решаясь оставить здесь экскурсанта, но потом все же сказал: - Подождите
здесь, я позову оператора.
глаза. Человек смотрел на него невидящими глазами и только двигал красными
губами:
переправить, не смог замазать?! По розовой щеке поэта покатилась
прозрачная слеза. Варфоломеев решил помочь ему и вытереть слезу казенным
рукавом. Да как-то неловко, неудачно задел поэта по носу. И тут случилось
непредвиденное. Нос у поэта отвалился на пол. На лице осталась лишь
овальная проекция этого человеческого органа, белая, неживая, пластиковая.
Акунин Борис
Афанасьев Роман
Грабб Джеф
Роллинс Джеймс
Свержин Владимир
Афанасьев Роман