ковырнул, посыпалась мягкая труха.
балку и начал помогать Саше.
не стали -- и так все ясно. Запах дыма становился все отчетливей.
крепилось железо. Георгий, не жалея пальцев, уцепился за край листа и
спрыгнул, поджимая ноги. Гнилое дерево не выдержало, лист оторвался и упал,
накрыв самого Георгия. Сквозь окно хлынул поток дневного света. Почти в ту
же минуту неподалеку полыхнуло оранжевым. Пламя по деревянным перекрытиям
пробралось и на чердак. Каким-то образом пожар начался сразу и повсюду.
Нужды в фонаре больше не было, тем не менее Лизавета по-прежнему крепко
сжимала длинную блестящую рукоятку. Правду говорят, что огонь гипнотизирует,
и очень часто люди гибнут не потому, что не было времени, сил и возможности
выбраться, а потому, что глаз не могли оторвать от причудливых рыжих
извивов.
окну, и они с Сашей буквально выпихнули ее на крышу.
покатилась по припорошенной снегом крыше, снова царапая ноги и раздирая
пальто. Ей казалось, что она движется с ужасающей быстротой. Ускорение,
приданное заботливыми мужчинами, довело, точнее, докатило ее до самого края,
до последней черты. И только возле нее, по чистой случайности, Лизавете
удалось зацепиться пальцами за кровельное ребро.
света.
чердачного окна, а вот пропасть улицы совсем близко.
о наждак н°ба.
игрушка, ехал автомобиль и шли крохотные пешеходы, -- и у нее снова
закружилась голова. Хотя, вообще говоря, высоты Лизавета не боялась.
Наверное, бывает высота и высота. Когда она гуляла в кроссовках по краю
крымской скалы или тащила оператора на балюстраду Исаакиевского собора,
головокружений у нее не случалось.
Георгий принялся отдавать приказания.
огляделся и, оценив ситуацию, двинулся на помощь. Причем по грохочущей от
малейшего движения, даже от дуновения ветра жести удивительный Фельдмаршал
тоже шагал почти бесшумно.
попробовал дотянуться до Лизаветы. Она не реагировала. Не потому, что,
подобно феминисткам, считала оскорблением протянутую мужскую руку, -- просто
свело пальцы, и она не могла оторвать их от кровли.
стыке двух листов жести, приподнялся, подхватил девушку под мышки и потащил
к кирпичной башенке на гребне крыши.
спросила Лизавета, когда он прислонил ее к башенке. Голос дрожал, но она уже
опять иронизировала и сама себе удивлялась.
все прекрасно: и лицо, и одежда!.. Французское пальто походило на лохмотья
обитателя трущоб. Снег, грязь, кровь, бензин, ползание по чердакам и
подвалам сделали свое дело. Больно было смотреть на изящное творение
парижского кутюрье. Лизавета взглянула на Маневича. Сашино одеяние выглядело
не лучше. Его изгвазданная куртка и Лизаветино пальто -- бывшее пальто! --
составляли идеальную пару.
небрежное обращение, выглядело вполне приемлемо!
карманами...
подошедшего к башенке Маневича, а куда-то вдаль. -- Ну что? Передохнули?
Тогда ступайте прямо, вон к тому выступу...
мимо.
Лизавета осмотрела крышу дома, которую изучал Георгий. Дом был знакомым --
именно в первом этаже этого здания и располагался странный магазин, на
пороге которого они с Сашей спорили ночью и в котором Савву, по их
предположению, угостили отравленной пепси-колой.
кирпичной стенки на краю крыши. Вот Георгий остановился, присел и выстрелил.
Причем не в сторону той крыши, на которую смотрел, а вбок -- туда, откуда
они сюда пришли.
клубах можно было разглядеть высокого, крепкого парня в черном с автоматом в
руках.
эти слова абсолютно спокойно, будто смотрел и комментировал кино.
скату. Георгий, уже не пригибаясь, бежал к ним. Лизавета увидела, как от
стены в метре от него отлетел кусок кирпича. Видимо, по нему стреляли, но
этих выстрелов она почему-то не слышала. Парень в черном доехал до края
крыши, еще раз дернулся и сорвался. Георгий обернулся, вскинул руку, пальнул
-- теперь уже через улицу, -- затем сделал отчаянный прыжок и нырнул за
спасительный выступ.
необитаемые дома, дома без окон, без дверей, от других, самых обыкновенных,
тех, что в путеводителях по Петербургу называют исторической застройкой или
"типичными доходными домами конца девятнадцатого -- начала двадцатого
веков". Щель, по большому счету, не широкая -- метра два, два с половиной.
гармонии и порядка -- определенной высоты, определенной ширины, никаких
перепадов, все по ординару. Строились встык -- столичная земля была дорогой.
Но вот кто-то не стал экономить -- отделил свой дом от других, и получился
неширокий проем. Его дно было теперь усыпано обломками кирпичей, битым
стеклом и бытовым мусором. Именно такие проемы, а еще проходные дворы,
парадные и черные лестницы и подвальные катакомбы превращают Петербург в
каменные джунгли, увлекательные и захватывающие. Хочешь -- путешествуешь под
землей (по слухам, даже под Невой можно пройти: есть ход из Петропавловки в
Зимний), хочешь -- гуляй по крышам вдоль Невского, по Литейному и далее
везде. Гуляй, пока не наткнешься на такую вот редкую щель, тогда поворачивай
назад.
должным образом оценить прелесть архитектурных неожиданностей. О пути назад
не могло быть и речи, а прыжки в длину на уровне пятого этажа не навевают
радостных воспоминаний о школьных уроках физкультуры.
крякнул от досады -- видимо, промахнулся -- и прикрикнул на раскисших
молодых людей: -- Чего расселись, как бабы на базаре? Живо туда!
но на всякий случай переспросил.
молниеносно, почти не целясь, выстрелил. Оказывается, агитируя их за
физкультуру, он успевал следить за тем, что творится вокруг. -- Есть!
прямо-таки выпал из-за башенки -- точной копии той, за которой прятались они
сами.
Георгием, был прост, как мычание или пареная репа. -- Давай их сюда...
бездонные карманы. Там уже лежали нож и фонарик.
два шага для разбега там были.
отпустил. Лизавета отошла на край башенки, разбежалась, оттолкнулась и...
опять зажмурилась.
Свержин Владимир
Влодавец Леонид
Березин Федор
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Махров Алексей