Чтение 65–й страницы книги ~Умножающий печаль~

- Ничего страшного, - ровно сказал я. - Нам к Чернобылям не привыкать.

Я не хотел, чтобы от волнения его быстрые шарящие зыркала выскочили из
черепа и шлепнулись на мой стол парой черных скользких головастиков. Он был
мне неприятен.

И сам я был себе противен - уходя, рассасываясь помаленьку, пережитый
животный ужас выпадал во мне ядовитым шлаком злобы и презрения ко всему
этому недостоверному марионеточному миру.

Молодец, Кот! Сволочь! Он смог наконец напугать по-настоящему. Не
тревогой, не боязливым опасением, не тоскливым ощущением подступающей беды,
а реальным грохотом наезжающей смерти.

Как безвольно, как неподконтрольно и бессильно волокло по асфальту нашу
здоровенную бронированную колымагу! Вот тебе и безопасность! Вот тебе и весь
хрен до копейки!

А если бы в движении на прямой? В разгоне? С ветерком - за сотню?

Был бы нам полный шандец.

- Я боюсь, что финансовая катастрофа может привести к государственному
банкротству, - блекотал перепуганный Палей. - Это международный дефолт. А
для нас в этом случае - крах!..

- Не бойтесь, дефолта не будет. Я договорился...

- С кем? - вперился в меня Палей.

- С апостолом Петром. Он там, наверху, выполняет те же функции, что и вы
у нас в фирме. Уже спущено указание в Международный валютный фонд и в
Мировой банк.

- У вас есть силы шутить сейчас? - спросил с тяжелым вздохом Палей. - Я
понимаю, вы игрок атакующий, рисковый. И заработали мы за эти дни
фантастически. Но положение очень тяжелое, нам эти успехи могут выйти
боком...

Я смотрел на него с заинтересованным отвращением. Все-таки старость -
жуткая вещь! Мозги высыхают, медленно, подслеповато думают, а мгновенные
подсознательные реакции глохнут. Хваленая мудрая осторожность опыта - просто
трусливая неуверенность поглупевшего человека. Мозговая близорукость.

Кажется, мой мудрый друг Вениамин Яковлевич, у которого я столькому
научился когда-то, на сегодня все свои ресурсы исчерпал. Прискорбно.

- Успокойтесь, Вениамин Яковлевич. Сегодня выступит по телевизору
президент и заверит мир, что все в порядке. Как говорится, холера протекает
нормально. Это даст нам на несколько дней передышку...

-- И все? На несколько дней? - в ужасе переспросил Палей.

- Достаточно. И оставьте, пожалуйста, глобальные проблемы мне. Сообщите
лучше, что с "Вест-Дойче банк"...

- Я говорил с утра с Кирхгофом и Фогелем. Они подтвердили переводы на
антильские и ирландские оффшоры. Они прекрасные партнеры! Самые
профессиональные, каких мне довелось встречать.

- Замечательно! - Я вылез из-за стола, подошел к Палею и сказал ему
негромко и внятно: - Выведите от немцев все наши авуары, обнулите счета - до
мелочи. Наши взаимоотношения с ними закончены. Навсегда...

Видимо, Палей тоже испугался забрызгать своими глазами мой костюм и
полированный стол - закрыл очи, смежил веки от страха, судорожно вздохнул
несколько раз и убедительно молвил:

- Как?! Как?!

Я вернулся на свое место и эпически сообщил ему:

- В детстве на этот вопрос мы отвечали - сядь да покак! Как-как! Обычно!
Произведите рутинные транзакции и очистите наши счета в "Вест-Дойче банк".
На их испуганные и возмущенные крики объясняйте про сложность финансовой
обстановки в стране. Попытки связаться со мной пресеките на корню. Меня для
них нет никогда...

- Но!.. Но!.. - стал возникать Палей, и мне пришлось его остановить:

- Замолчите! И делайте, что я сказал! Я не могу тратить время и объяснять
вам тонкости предстоящих событий. Только помните - вы играете в домино, а я
в шахматы...

- Хорошо, я все сделаю, - сказал Палей, и глаза его погасли, перестали
быстро и жадно шарить, и что-то в нем неуловимо сломалось.

- И последний на сегодня вопрос... - Я протянул ему белую картонку,
маленькую, в четвертушку листа. - Здесь список из девяти фамилий. Вы их всех
знаете.

Палей посмотрел на картонку и как-то отчужденно, будто декламировал про
себя, сказал:

- Министры... Лидеры партий...

- Да, это хорошие люди, они делали нам много доброго. И, даст Бог, еще
сделают. Значит, вы их обзвоните по закрытой линии и от моего имени
попросите забрать вклады из нашего банка. Незамедлительно. Через день-другой
может быть постановление об остановке платежей... Вы поняли меня, Вениамин
Яковлевич?

- Да, понял, - кивнул он устало.

- Приступайте. Список верните мне к вечеру. Естественно, я вас даже не
предупреждаю - никому его не показывать, копий ни в коем случае не делать.
Ясно?

- Ясно, - еще раз тяжело вздохнул Палей и спросил: - Будет ли с моей
стороны лояльно - снять мои деньги со счетов?

- Снимите. Но сделайте это как-нибудь по-тихому, не надо сеять панику. У
нас тут не "Титаник".

- Ну да, - усмехнулся Палей, - у нас крейсер "Варяг"!

- Не говорите мне об этом геройском утопленнике. Если на то пошло, у нас
крейсер "Аврора"... За сто лет один хороший холостой залп - и ты в легенде.
Так победим!

- Вашими устами - Богу в уши...

- Не проблема. Билл Хейнс уже тянет туда линию. Идите. И позовите ко мне
Окунева.

- Он ждет в приемной.

И пока я доставал из сейфа дискету Кота, в кабинет, струясь и извиваясь,
как морской змей, хромая и переваливаясь с боку на бок, втек Илья Оконефэфэ.

Конечно, безусловно и неоспоримо - это один из самых ценных моих кадров.
Я гордился им всегда, как селекционер-полевод снопом кустистой пшеницы. Как
тренер гордится выращенным чемпионом. Как наша Родина хвасталась балетом и
спутником.

Это я его нашел. Собственно, не то чтобы он валялся где-то на помойке, в
забросе и безвестности, - нет, конечно! О нем знали многие, но только я
сумел его таланты правильно приспособить.

Когда-то давно колченогий мальчик-гений-урод Илюша Окунев вместе с
родителями отбыл в эмиграцию на свою историческую родину. Но по пути его
папаня сбился немного с дороги, что-то там перепутал в маршрутах, и они
оказались не в пустынных отрогах Иудейских гор, а на довольно многолюдных
равнинах южного Бруклина, именуемого в просторечии Брайтон-Бич.

В том кошмарном Крыжополе, где они жили до эмиграции, папа Окунев занимал
ответственную должность заведующего мастерской по ремонту обуви. Поэтому он
был спокоен за будущее их семьи - скоро мальчик подрастет, они вдвоем сядут
в палаточку на углу Кони-Айленд авеню и будут на ходу подметки рвать и
прибивать. Бизнес, конечно, не миллионный, а все равно на мацу со шпиком
хватит.

Но Илюша не оправдал радужных надежд родителя. Он даже не доучился в
школе. Там ведь для американских детей - здоровенных веселых ленивых
придурков - двенадцатилетняя программа обучения. Наверное, чтобы не сильно
напрягали мозги, не вредили самочувствию и не мешали развитию священного
американского "прайвеси".

В девятом классе, непонятно каким образом, Илюша пришел в выпускной класс
и написал со всеми вместе итоговую экзаменационную работу. Сто шестьдесят
вопросов с оценкой по десятибалльной системе каждый.

Работу и Илюшу показывали по телевизору. По зачетным коэффициентам он
получил 1600 очков. Из 1600 возможных. Такого никогда не было. Мол, это
возможно только теоретически, а практически - еще никто не пробовал.

Илюшу мгновенно пригласили в Гарвардский университет. Папа Окунев
мгновенно послал их подальше. Папа, нормальный местечковый поц, был человек
ответственный вообще, а за судьбу сына в особенности, - он не мог
легкомысленно променять гарантированный бизнес холодного сапожника на углу
Кони-Айленда, прямо напротив "Дайм-банка", на довольно неопределенное и
сомнительное будущее гарвардского ученого.

Илюша в этих разборках не участвовал. Примостив удобнее больную ногу, он
думал. О цифрах и уравнениях второго порядка.

Доброхоты-знакомые совестили отца и объясняли, что обучение в Гарварде,
куда Илюшу пригласили забесплатно, обходится нормальным родителям в сто
двадцать тысяч долларов. Папаня усмехался, гордый своей вековой местечковой
мудростью:

- Кто их видел, эти тысячи? Пусть они мне дадут хотя бы половину сюда, на
кешеню! - и хлопал себя по обвислым карманам на тощих ляжках.

Потом Илюша сел на метро и поехал в Манхэттен, а вечером позвонил отцу по
телефону и сказал, что остается жить в кампусе Купер-Юнион, в котором он
завтра начинает учиться.

Отец запузырился, заорал, забился, а Илюша кротко сказал:

- Они мне дали деньги. Как ты просил. Но в рассрочку...

Купер-Юнион - единственный университет в Америке, где студентам платят
стипендию. И весьма большую. Но берут в этот университет лишь молодых людей
с очевидными приметами гениев.

Через пару лет студент Илюша опубликовал в журнале "Мани лайн" работу,
которая потом во всем мире стала известна как "Общая теория развития
денежных рынков в странах третьего мира".

Он пользовался авторитетом как теоретик и консультант. Зарабатывал
неплохие деньжата. Я один знал, как превратить его скучные теории об узких
финансовых рынках в увлекательную волшебную практику. Я дал ему зарплату в
миллион долларов и толстый акционерный пакет.

И американец mister Ilya Okooneff вернулся в родные российские палестины
за недополученной отцом контрибуцией.