гудки. Павел с изменившимся лицом вошел в комнату.
посмотрев на лицо Павла, тут же протрезвел.
стали голосовать. На первом же "частнике" Павел и Петя уехали в Новую
Деревню...
VII
поскрипывая, дверь отворилась, и в родительскую квартиру тихо, на - цыпочках
вошла Елена. Она огляделась по сторонам, открыла дверь в гостиную, на кухню.
Никого. Никого и не должно было быть. Каждую годовщину Великого Октября
руководящим партийным работникам предписывалось встречать на высокой
трибуне, принимая парад и демонстрацию трудящихся, продолжать на
торжественном заседании, переходящем в торжественный концерт, и завершать
столь же торжественным банкетом. Присутствие жен было обязательным.
линию поведения в свете изменившихся обстоятельств. И не видеть перед собой
растерянно-слезливо-укоризненного лица разлюбезной свекровушки, не слышать
ее вздохов, причитаний, идиотских советов...
позу, еще раз оглядела себя, попробовала третью позу, четвертую. Увиденное
доставило ей, как говорится, чувство глубокого удовлетворения. Хоть сейчас
на обложку "Вог"! И дело не только в безупречном нордическом лице, в изящной
фигуре, каждая линия которой продуманно обработана шейпингом, в моднейшем
заграничном наряде. Главное - тот истинно европейский лоск, облегающий всю
ее, словно тончайшая пленочка лака, и заряжающий окружающее ее пространство,
будто вокруг нее замкнулась государственная граница, внутри которой -
безукоризненно-иностранная она, а вовне - рябая, серая Эсэсэсэрия. "Если я
сейчас выйду на улицу, - подумала она, - никому в голову не придет
обратиться ко мне по-русски".
следовало помножить на плоды сознательных усилий. И в результате получилось
это отражение, блистающее фторлаком выровненных и выбеленных зубов,
поволокой глаз, несущих отпечаток нездешней роскоши - продуманной,
стерильной и комфортной, надежно выправленной гордой осанкой. Нет, не все,
далеко не все наши дамы привозили из-за границы такое, по большей части
ограничиваясь тряпками, побрякушками, бытовой техникой - вещами. Конечно,
это все тоже имеет место быть. Идет сюда малой скоростью в двух контейнерах
и прибудет как раз к Рождеству. Но было добыто и привезено сюда то главное,
без которого любая тряпка, даже самая дорогая, теряет три четверти своего
смысла, - новая личность, абсолютно созвучная великолепию новых вещей.
сладких, что дались они в борьбе-с собой, с Вороновым, с обычаями и
обстоятельствами. То, что удалось Елене, было за пределами возможного и
дозволенного советским гражданам, командированным за границу. Двухместный
номерок в гигиеничной, но весьма средней, к тому же переполненной азиатами и
неграми гостинице, куда фирма селила заезжих стажеров и временных
сотрудников из стран второго и третьего мира (или сорта?), она смогла
преобразовать в современный особнячок с прислугой, просторной мансардой и
ровнейшей зеленой лужайкой в респектабельном Нейи, где под боком у них
оказался великолепный культурно-спортивный центр с джим-ханой, сауной,
бассейнами, теннисными площадками, барами, танцзалом, салоном красоты.
Особняк принадлежал фирме, в нем оставляли на постой самых важных гостей -
президентов аналогичных или превосходящих по статусу фирм, приглашенных
консультантов и специалистов высшего класса, международных аудиторов и тому
подобных. Ежедневная тряска в переполненном городском метро до Монпарнаса,
где находился главный офис фирмы, или в не менее набитом вагоне пригородной
линии до окрестностей Парижа, где размещались лаборатории и эксперименту g
цеха, сменилась необременительными поездками в фирменном "мерседесе", с
шофером и кондиционером, по ровным, поразительно гладким автострадам и
шоссе. В дополнение к причитавшемуся ей и Воронову месячному жалованью,
половину которого требовалось безвозмездно сдавать в посольство, она
получала пухлый белый конвертик лично из рук Жан-Поля, вице-президента
фирмы. Происходило это в стороне от посторонних глаз - в его кабинете, в
лифте, в машине... в его или ее спальне...
Жан-Поля. Но благосклонное внимание молодого вице-президента пришло не сразу
- ох не сразу! - и стоило трудов. Нужно было проявить себя и классным
специалистом, и неотразимой женщиной, выделиться, при этом как бы и не
выделяясь. Это было самое трудное, дальше пошло легче... Результат - вот он,
в зеркале. И в портфеле у нее - экземпляр контракта, который фирма желала бы
заключить лично с ней на будущий год. Можно не сомневаться, что наверху
контракт будет одобрен и утвержден - ну кто откажет дочери такого отца? Так
что в январе снова - прощай, немытая... И еще есть сейф, абонированный в
банке на авеню Кле-бэр, и сейф этот не совсем пустой...
состроила надменную мину, рассмеялась и подняла воображаемый бокал: "За
тебя, любимая... Кстати, почему бы не выпить вина по-настоящему? Как ты на
это смотришь?"
в профиль, пошла в гостиную и открыла дверцу бара - того отделения в
серванте, где хранилось спиртное. Она придирчиво осмотрела бутылки. Коньяк
"Праздничный". Нет, вот если бы "Мартель"... Совиньон молдавский. Ха-ха,
мерси бьен, совиньон должен быть совиньонским... Непочатая бутылка "Дюбонне"
- ее же подарок отцу по приезде. Пусть и дальше стоит... Водка. Бр-р! А что
там, в углу?
марочный. Церковное вино, говорят. Что ж, можно и причаститься благодати по
та кому-то случаю.
прихожую, встала перед зеркалом, подняла взгляд. На нее, с обольстительной
улыбкой поднимая бокал, смотрела элегантная заграничная красотка. Елена
послала ей воздушный поцелуй и дотронулась хрусталем бокала до поверхности
зеркала: "Будь здорова и счастлива, радость моя! И да исполнятся все твои
мечты! Сантэ!"
зажигалку и ярко-красную пачку облегченных "Галуазов" и с наслаждением
затянулась. Нет, пора, мой друг, пора... Скорее бы отмотать срок в этой
сраной Совдепии, где даже "галуазку" паршивую достают лишь по большому
блату, и домой...
от ее воли зависело, вписать туда мсье Воронофф в качестве члена семьи (муж)
или не вписать. И это было свидетельством ее второй победы, по-своему не
менее упоительной, чем первая. За десять месяцев превратить лощеного,
самодовольного хама в неврастеника и подкаблучника, боящегося не то что
законной жены, а и собственной тени, готового держать свечечку возле
супружеского ложа, когда его достойная половина предается утехам любви с
другим мсье... Кстати, даже жаль, что она не додумалась организовать такое
действо. Было бы любопытно. Впрочем, достаточно и того, что мсье Воронофф
получал от нее подробнейшую на сей счет информацию и не мог тешить себя
какими-либо иллюзиями... Месть ее была постепенной, обдуманной,
планомерной...
большой и сладкий, а кнутик - почти игрушечный, в миленькой сексуальной
упаковочке. Жизненные блага посыпались на Воронова как из рога изобилия:
просторная квартира в престижном доме, "Жигули" последней модели, продукты и
промтовары по специальным заказам и наконец - десятимесячная
загранкомандировка. Причем не в какую-нибудь там Индию или Югославию
(следующий этап после Монголии и Кубы), пазу в Париж, город мечты не только
для советских а химиков-технологов. И велика ли беда, что от каждой интимной
близости с молодой женой у него оставались сувениры в виде укусов, царапин,
синяков? Похоже, ему это было даже приятно, да и у Елены, честно говоря,
получалось кончить, только когда чувствовала мужнюю кровь...
признание его первенства во всем. Елена, успевшая хорошо изучить Воронова, в
общении с ним не уставала подчеркивать именно те черты, которые он сам
усиленно в себе культивировал и которые, по его мнению, выделяли его из
человечьего стада. Деловитость, аккуратность, хороший вкус,
целеустремленность, светскую искушенность.
у него на коленях и прижавшись щекой к его щеке. - Ты, Витенька, выездной,
в, "боингах" летавший, виски хлебавший, белый свет повидавший...
раздувалось до размеров вовсе непотребных. Елена подчас искренне
недоумевала: как можно воспринимать всерьез эту ходячую карикатуру. Сама,
впрочем, от смеха воздерживалась, на людях была с ним почтительна, наедине -
тем более. С умным видом выслушивала его поучения и наставления на предмет
заграничной жизни. Кое-что мотала на ус.
Лукьяненко Сергей
Сертаков Виталий
Конан-Дойль Артур
Орловский Гай Юлий
Лондон Джек
Суворов Виктор