запястье руки, сжимавшей набалдашник трости.
***
выше и наблюдал, глядя сверху вниз, как наемница выпрямляется и
машинально отряхивает камуфляж, испачканный грязью. Разумеется, он
ничего не сделал, чтобы ей помочь.
посмотрела на него.
Панкрат. - Она была всего лишь врачом...
сказать Илза, уже никак не могло изменить то, что она сделала. Суворин
просто еще раз напомнил себе, почему в случае с наемницей он не мог
поступить так, как собирался обойтись с Рашидом - передать ее в руки
военного трибунала. Его палец надавил на пусковую скобу, но тут Илза
ответила, и он остановился.
промахнулась первый и единственный раз в жизни.
продолжала наемница. - Или же еще что-то случилось. Когда я нажала
скобу, ствол резко ушел вниз и влево из-за того, что пол проломился
прямо в момент выстрела.
все это мне рассказываешь? Какое мне дело до...
особенно в руках. Илза пожала плечами. Было видно, что держится она хотя
и неплохо, но из последних сил. Суворин различил даже пульсирующую на
виске жилку, в такт ее убыстрившемуся биению у наемницы участилось
дыхание.
лицо. Сейчас.., сейчас с него сорвется свинцовая капля.
вдруг в отчаянии закричала она. - Я же люблю тебя!..
то, чтобы понять: он действительно слышал то, что слышал.
невидимый толкнул его в плечо, и пошире расставил ноги, чтобы не
потерять равновесия. Теперь он сжал пистолетную рукоять двумя руками...
И опустил оружие.
недель, начавшие складываться, словно части разбитой мозаики. В голове
будто заработал паровой молот - так застучала в висках вскипевшая кровь.
меня... - говорила, спотыкаясь о каждое второе слово, Илза, замершая,
словно натянутая струна. - Ты спас меня.., конечно, если бы ты знал, кто
я... - она тряхнула головой и нервно рассмеялась. - Конечно, тогда ты
убил бы меня, ведь я - враг... Но ты стал первым русским, которого я не
смогла ненавидеть.., ты был - другой. Я... - она запнулась, но, видя,
что он стоит и не двигается, продолжила:
вас такими, каких увидела еще в шестнадцать, на площади перед
телецентром, когда танк давил мою мать.., а четверо амбалов забивали
моего отца дубинками...
черты бледного лица Илзы, превратившегося для него в какое-то яркое
пятно, дыру в покрывале темноты, опустившемся на овраг. Внезапно он
понял, что не сможет выстрелить. Он понял даже то, что знал это еще
раньше, но не мог признаться самому себе. Сунув за ремень пистолет,
Панкрат повернулся спиной к наемнице и пошел вверх по склону оврага.
спину уходящего спецназовца.
***
перевесить зарубки на прикладе ее винтовки, которыми отмечался каждый
убитый ею солдат. Убитого офицера снайперы обычно отмечали крестиком.
и отнять жизнь врага - единственная возможность продлить свою. Кто
сильнее, тот и жив. Кто прав, тот и сильнее. Кто защищает себя и свой
дом, тот и прав. Это - убийство в честном бою. А убивать пленных...
Против этого всегда восставало все его нутро. Как можно было убить того,
кто сдался тебе или кого ты лишил оружия? Ты выполнил свой долг, а
дальше - очередь совсем других инстанций, определяющих судьбу пленного.
Либо обменять его на своих солдат, попавших в лапы боевиков, либо
расстрелять, либо определить иную меру наказания...
спас тебе жизнь, попутно похитив главнокомандующего армией противника,
своего командира?
сказать, что он очень надеялся на это. Подхлестывал себя злобой и
ненавистью, бередил еще и без того свежие, кровоточащие раны, но... Не
смог. И теперь, конечно же, можно было тысячу раз обозвать себя трусом,
слюнтяем, предателем. Но он твердо знал, что и через день, и через
месяц, и вообще никогда не сможет этого сделать. Не сможет просто
потому, что, убив Илзу, ему все равно не вернуть Ирину. Никогда.
током. И до сих пор трясло - там, внутри.
пошла на верную смерть, лишь бы вытащить его из лагеря и доставить к
своим - тем самым ?русским зверям?, которых так ненавидела. И у нее
действительно были причины для ненависти. Детдомовцу Суворину нетрудно
было понять ощущения человека, на глазах которого гибнут его родители, -
чтобы понять такое, вовсе не обязательно иметь отца и мать, достаточно
просто быть человеком. Многие друзья Панкрата погибли на войне - и на
первой, и уже на второй - и ему знакомо было чувство потери близких;
если учесть то, что ближе друзей у него никого не было, то эту потерю
можно было вполне сравнить с потерей родных.
принципиально. Суворин был далек от того, чтобы ненавидеть всех чеченцев
за бесчинства и преступления, творимые всего лишь небольшой частью
представителей этого народа.
пьяная, подошла Илза, спецназовцы почувствовали себя так, будто с их
плеч упала тяжелая ноша. Никому не хотелось, чтобы Суворин расстреливал
пленную, хотя умом каждый понимал - кровь за кровь...
Рашида мелькнуло презрение, смешанное с лютой ненавистью - ее огонь
вспыхнул, когда чеченец бросил взгляд на наемницу. Не выдержав, он
что-то пробормотал по-своему сквозь стиснутые зубы, но Суворин,
расслышав, тут же глянул на него так, что Усманов замолк.
шли в некотором отдалении, опережая остальных метров на пятьсот -
семьсот, и проводили разведку местности, чтобы в случае опасности успеть
предупредить тех, кто двигался сзади: Шумилова, который ковылял,
опираясь на трость, Рашида и Илзу. Усманову связали за спиной руки, и
теперь он, матерясь: на обоих языках, балансировал, как гимнаст,
перебираясь через воронки от снарядов, кочки и лужи, скопившиеся в
карьерах слева и справа от дороги. Сержант только усмехался и в особо
критические моменты подбадривал чеченца меткими сравнениями с жабой,
кузнечиком и прочими представителями животного мира. По голосу Шумилова
ясно чувствовалось, что, не будь поблизости Панкрата, он с удовольствием
разрядил бы в пузо полевому командиру весь автоматный магазин.
держаться в трех-четырех метрах позади - так, чтобы хорошо видеть обоих
и вовремя среагировать на их любую попытку сбежать или обезоружить его.
Собственно, в отношении наемницы у него таких опасений не возникало,
хотя какое-то неопределенное чувство время от времени заставляло его
поводить стволом автомата, ловя на мушку ее ссутуленную от усталости
спину.
воздух, казалось, поглощал все звуки и застывал неподвижно, как студень.
Даже дождь, внезапно начавшийся и так же внезапно закончившийся, не
произвел никакого шума - просто повисел между небом и землей вуалью
бесцветной холодной мороси.
на востоке стало совсем светлым - настолько, насколько это возможно
осенью. Суворин рассчитывал, что вскоре они выйдут к блок-посту перед
въездом в город. Пока мимо них ни единой машины не проехало. Скорее
всего потому, что за их спинами осталась территория, которую еще
удерживали боевики, а федеральные войска решили сначала как следует
укрепиться в Грозном, отбитом у ваххабитов каких-то четыре месяца назад.
Ильин Андрей
Маккарти Кормак
Володихин Дмитрий
Шилова Юлия
Акунин Борис
Херберт Фрэнк