перебралась в Восточную зону - то, что раньше называлось "Восточной зоной"
улыбнулся про себя следователь криминальной полиции. Удивительно, но ей
понравилось там. Каждая фотография в толстом уголовном деле изображала
привлекательную, улыбающуюся, полную жизни женщину с по-девичьи гладким
лицом, окаймленным прелестными каштановыми прядями. То же самое лицо холодно
следило за смертью трех человек, причем смерть одного наступила после
нескольких дней пыток, напомнил себе следователь. Это убийство составляло
часть важного политического заявления - оно было совершено во время
голосования, позволить ли американцам разместить в Германии свои ракеты
"Першинг-2" и крылатые ракеты. Фракция Красной армии надеялась с помощью
террора убедить немецкий народ выступить против ракет. Это, разумеется, не
увенчалось успехом, хотя превратило смерть жертвы во что-то вроде
готического романа ужасов.
Манштейна? - спросил следователь.
развратной свиньей.
Похищение организовала Петра - сначала она привлекла его внимание, затем
вступила с ним в непродолжительную, но пылкую связь. Разумеется, Манштейн не
был самым привлекательным представителем мужской части Германии, но и то,
как видела Петра освобождение женщин, заметно отличалось от норм, принятых в
западных странах, будучи куда грубее. Самыми жестокими членами банды
Баадер-Майнхоф и Фракции Красной армии были женщины. Возможно, это было
реакцией на отношение германских мужчин к равноправию женщин - они считали,
что удел женщин - это Kinder-Kuche-Kirche, кухня, церковь и дети, - как
утверждали некоторые психологи, но женщина, сидящая перед ним, была образцом
самого холодного, пугающе расчетливого убийцы. Первые части тела, посланные
по почте семье Манштейна, были именно теми, что вызвали у нее наибольшее
отвращение. В заявлении патологоанатома говорилось, что после этого Манштейн
прожил еще десять дней, обеспечивая шумное кровавое развлечение для этой все
еще молодой дамы.
страсть расстроила Гюнтера, верно? В конце концов до похищения ты провела с
Манштейном - сколько? пять ночей? Ты получила наслаждение и от этих ночей,
mein Schatz <Сокровище мое (нем.).>? - Следователь увидел, что оскорбление
попало в цель. Петра была когда-то привлекательна, но это осталось в
прошлом. Ее кожа стала желтой и безжизненной, под глазами виднелись синие
круги, она похудела не меньше чем на восемь килограммов. На ее лице
появилось вызывающее выражение, которое сейчас исчезло. - Думаю, получила,
сдаваясь под его ласками, позволяя ему добиться своего. Твое наслаждение
было достаточно очевидным, потому что он приходил к тебе снова и снова. Ты
ведь не просто заманивала его? Невозможно настолько естественно
притворяться. Герр Манштейн был проницательным бабником. У него накопилось
столько опыта, что он навещал только самых искусных проституток. Скажи мне,
Петра, где ты приобрела такой опыт, такое мастерство? Оттачивала его с
Гюнтером - или с другими? Все это, разумеется, во имя революционной
справедливости или революционного Kameradschaft, nicht wahr <товарищества,
не так ли?>? Ты грязная потаскуха, Петра. Даже у проституток есть жалость -
но не у тебя.
усмехнулся следователь, - Doch <Разве (нем.).> ты не почувствовала, что весь
немецкий Volk <Народ (нем.).> отвернулся от вас? - Услышав его слова,
женщина шевельнулась в кресле, но не смогла заставить себя на большее... - В
чем дело, Петра? Неужели кончились все героические слова? Вы всегда твердили
о своем видении свободы и демократии, правда? И теперь ты разочарована, что
у нас существует настоящая демократия - и народ ненавидит и презирает таких,
как ты! Скажи мне, какие чувства ты испытываешь, зная, что люди отвергают
тебя? Полностью отвергают. И ты знаешь, что это правда, Петра, - добавил
следователь. - Совсем не шутка, а горькая правда. Ведь вы с Гюнтером следили
за людьми на улице из окон своей квартиры, верно? Одна такая демонстрация
проходила рядом с вашим домом. О чем ты думала, глядя на нее? Что вы с
Гюнтером говорили друг другу? Наверно, утверждали, что это - выходка
контрреволюционеров? - Следователь покачал головой и наклонился вперед,
стараясь заглянуть в ее пустые, безжизненные глаза, наслаждаясь своей
работой ничуть не меньше, чем она наслаждалась своей.
выборы. Ты это знаешь, разумеется. Все, ради чего ты жила, работала и
убивала, - все это оказалось напрасно! Жизнь пропала даром! Впрочем, не
совсем. По крайней мере ты получила удовольствие от Вильгельма Манштейна. -
Следователь откинулся на спинку кресла и закурил тонкую сигару, затянулся,
выпустил дым к потолку. - А теперь, Петра? Надеюсь, тебе понравилось это
маленькое свидание, mein Schatz. Ты не выйдешь живой из тюрьмы, Петра.
Никогда. Никто не пожалеет тебя - даже когда ты будешь сидеть в каталке,
парализованная. Никто. Вспомнив твои зверские преступления, все будут
уверены, что ты должна провести жизнь в этой тюрьме вместе с остальными
животными. Тебе не на что надеяться. Ты умрешь в этом здании, Петра.
словно она захотела что-то ответить, но заставила себя промолчать.
схватили его в Болгарии - опоздали на тридцать часов. Видишь ли, русские
передали нам все документы на тебя и твоих друзей. Мы прочитали все про те
месяцы, что вы провели в лагерях подготовки. Как бы то ни было, Гюнтер пока
еще на свободе. По нашему мнению, он в Ливане, прячется с вашими друзьями по
крысиной стае. Скоро мы возьмемся за них, - сообщил следователь. -
Американцы, русские, израильтяне - все сотрудничают с нами, слышала? Это -
часть договора. Ну разве не великолепно? Думаю, там мы и накроем Гюнтера..,
если повезет, он попытается защищаться или выкинет еще что-нибудь глупое, мы
привезем показать тебе фотографию его тела... Ах да, я чуть не забыл
показать тебе кино!
вставил видеокассету в плейер и включил телевизор. Прошло несколько секунд,
и на экране появилось изображение, явно снятое ручной камерой любителем. Это
были две девочки, одетые в одинаковые розовые платья с широкими юбочками.
Они сидели рядышком на самом обычном ковре в типичной немецкой квартире -
все было in Ordnung <В порядке (нем.).>, даже аккуратная стопка журналов на
столике. Затем началось действие.
девочки встали, опираясь о кофейный столик, и неуверенной походкой пошли
навстречу женщине. Камера запечатлела их ковыляющие шаги до тех пор, пока
они не попали в объятия женщины.
выключил телевизор.
удивительно? (нем.).>. Новая мама так их любит, Петра. Мне пришло в голову,
что тебе будет интересно посмотреть на них. Ну на сегодня хватит. -
Следователь нажал спрятанную под столом кнопку, в комнату вошел охранник и
отвел закованную пленницу в камеру.
не было окна, а дверь представляла собой стальную пластину с глазком для
наблюдения и люком, чтобы просовывать поднос с едой. Петра не знала о
телевизионной камере, которая выглядела на первый взгляд обычным кирпичом, а
на самом деле была узкой пластмассовой панелью, прозрачной для обычного
света и инфракрасных лучей. Петра Хасслер-Бок держала себя в руках по пути к
камере до тех пор, пока стальная дверь не захлопнулась за ее спиной.
них был невыразимый ужас, и слезы не приходили. Она задумалась о кошмаре, в
который превратилась ее жизнь. Неужели все это правда? Нет, такого не может
быть! - твердила какая-то часть ее сознания с уверенностью, граничащей с
безумием. Все, во что она верила, ради чего работала, - пропало! Гюнтер,
дочери-близнецы, революция, даже ее жизнь - все пропало.
теперь ее, лишь чтобы позабавиться. В этом она отдавала себе отчет. Они даже
не пытались получить от нее какую-нибудь информацию, и причина этого была
очевидна. Петра не могла сообщить им ничего ценного. Они показывали ей копии
досье, полученных из архивов Штази - восточногерманского комитета
безопасности. Почти все, имевшееся у ее бывших социалистических братьев, что
касалось ее деятельности и жизни, - намного больше, чем она ожидала, -
оказалось в руках западногерманской полиции и органов безопасности. Имена,
адреса, номера телефонов, другая информация более чем за двадцать лет,
подробности, о которых она сама давно забыла, сведения о Гюнтере, даже ей
неизвестные, - все у криминальной полиции ФРГ.
ее близнецы, частица ее собственного тела, физическое доказательство веры в
будущее, ее любви к Гюнтеру - теперь делают свои первые шаги в чьей-то чужой
квартире, называют мамой чужую женщину, жену капитана полиции - следователи
сообщили ей об этом. Петра плакала с полчаса молча, не издавая ни единого
звука - в этой камере, проклятом белом ящике, отнявшем у нее сон, неминуемо
скрывался микрофон.
охранникам понадобилось применить силу, чтобы вырвать ее из рук двух
заключенных, которые набросились на нее. Она все еще помнила их крики, их
проклятья, когда охранники вели ее в госпиталь для оказания помощи, - шлюха,
убийца, зверь... Жить запертой в этой клетке - сорок лет, даже больше -
одной, совсем одной, под угрозой сумасшествия, ожидая, когда тело ослабеет и
начнется распад. Для нее приговор к пожизненному тюремному заключению