Чтение 65–й страницы книги ~Последняя империя 1~

-- Ты что так долго?! Охренел, что ли?

-- Леха, ей-богу не виноват, папан прицепил, совсем не хотел отпускать.
Загнал в спальню и запер. Хорошо вот Мирон зашел, вытащил меня. Кстати,
знакомьтесь, Вовка Миронов, или просто Мирон. Он в Москве всего две недели,
переехали из Молдавии.

Столичные пацаны с любопытством рассматривали новичка. Невысокий,
щупленький, с несколько растерянной улыбкой на губах. Но надо было спешить,
и Леха скомандовал:

-- Пошли, сейчас ротный нам такой втык пристроит, мало не покажется.

Путь их был недолог, через два квартала они поднялись на крыльцо,
пристроенное к торцу пятиэтажки с вывеской "Опорный пункт порядка". В
большой комнате было жарко и висел занавес табачного дыма. Человек тридцать
молодых парней в возрасте от пятнадцати до двадцати хохотали над анекдотом,
рассказанным самым старшим из них, высоким красивым парнем с красным
шевроном на рукаве. Увидев опоздавших, он насмешливо воскликнул:

-- Боже мой, кого я вижу! А я думал, вы уже драпанули к финской
границе.

Леха и его попутчики смутились. Ротный командир и будущий философ
Сергей Александров по кличке Серый учился на третьем курсе МГУ. Своим
интеллектом и циничным складом ума он приводил в восторг подопечных, парней
крепких, но не блещущих начитанностью и остроумием. При этом Серый имел
черный пояс по каратэ и пальцами спокойно гнул монеты, фокус, на который не
был способен ни один из его волонтеров. Кличку свою придумал сам, выводя ее
не из имени, а из характера любимого зверя. Серый в свое время пришел в Союз
молодежи просто из любопытства, но потом втянулся. Власть и обожание сотни
парней пьянили его, как вино или наркотик. Чтобы подчеркнуть свое
превосходство, он никогда не ругался матом, а своих подчиненных изводил
отточенным, литературно выверенным ехидством.

-- Да это все Витька, его ждали, -- с досадой сказал Алексей.

-- Пахан взбеленился, не пущу, говорит, и все. Еле выбрался из дома...
-- оправдываясь, вздохнул Виктор.

Серый тут же прервал его:

-- То, что твой папандреу несознательный элемент, мы все знаем. Но
пятая глава устава гласит: "Солдат Союза молодежи, дав слово, всегда держит
его". Так что ты должен был хоть из шкуры вывернуться, но прийти вовремя.
Еще одно опоздание, и я вышвырну тебя из роты к чертовой матери. Кстати,
кого это вы с собой привели?

-- Это Мирон, мой сосед, -- заторопился с объяснениями Витька. -- Он из
беженцев.

Серый окинул взглядом новичка. Невысокий, худенький, с небесно-голубыми
глазами и белесыми бровями.

-- Откуда?

-- Из Молдовы.

-- Ну и как там?

Мирон пожал плечами:

-- Да нормально.

Ему показалось, что всех разочаровал его ответ, от него явно ждали
чего-то другого. Серый поморщился и взглянул на часы:

-- Ладно, чего зря время терять. Пора идти.

Он обернулся к Витьку:

-- Ну, не забыл, где норка этих козлов?

-- Нет, ты что!

-- Тогда веди, С-сусанин! Кулик, командуй.

-- Первый взвод, выходи строиться! -- рявкнул рослый взводный.

Под дружный гогот тридцати луженых глоток вся дружина вывалила на
улицу. Шли колонной по трое, не в ногу, засунув руки в карманы. Это был так
называемый вольный стиль московских дружин правопорядка. В Питере
предпочитали ходить, засунув в карман правую руку, левой при этом делая
четкую строевую отмашку. Красноярские "абреки" носили непременные шарфы
цвета российского флага, а во Владивостоке из-под любой одежды и в любую
погоду должна была торчать тельняшка.

Народ при виде стройной толпы "союзников" шарахался к краям тротуаров,
связываться с ними не хотелось никому. Через десять минут Витька подвел
товарищей к обычному пятиэтажному дому постройки хрущевских времен.

-- Здесь, -- он кивнул на подвальную лестницу с торца дома.

-- Еще выход есть?

-- Да, с другой стороны.

Серый оглянулся назад:

-- Кулик, заткни одним отделением ту дыру.

Десять человек тотчас отделились от толпы и скрылись в темноте.
Остальные подошли к двустворчатым, обитым жестью дверям. Серый приложил ухо
к двери, прислушался и удовлетворенно кивнул головой:

-- Здесь они!

Мирон понял, что роли в бригаде распределены давно. В правой руке
своего соседа он увидел полуметровый металлический прут с характерной
ребристой структурой арматуры, проглядывающей даже через несколько слоев
изоленты. В левой руке он держал фонарик. Точно так же были вооружены и все
остальные "союзники". Серый посторонился, и два самых мощных дружинника с
разбегу врезались в двери. Засов изнутри устоял, но не выдержали петли. С
грохотом дверь завалилась, где-то вдалеке мелькнул слабый свет, затем
раздался истошный женский визг. Свет впереди погас, но дружинникам он уже
был не нужен. Тройками врываясь в дверь, они разбегались по отсекам
хитроумной конструкции подвала. Впереди Мирона пляшущие огни фонарей
высвечивали бетонные закоулки, раздавались крики, возбужденно-агрессивные и
болезненно-панические. Об первого завсегдатая подвала он просто споткнулся,
почувствовал под ногами что-то мягкое, податливое. Пробегавший мимо
дружинник посветил на пол, и Мирон увидел лежащего на боку человека, по пояс
голого, худого, с черной бородой и длинными волосами. Лицо его было
запрокинуто и залито кровью, рука неестественно закинута назад.

"Хиппи", -- понял Мирон. Дружинник побежал дальше, и Мирон поспешил за
ним вперед, он просто боялся оставаться один на один с этим окровавленным
человеком. Спотыкаясь и поминутно наталкиваясь на шероховатые бетонные
стены, он шел вперед. В одном из отсеков двое дружинников старательно и с
душой пинали обнаженного парня. Фонариком им подсвечивал третий. Мирон,
присмотревшись, понял, что это его сосед, Витька. Выглядел он довольным,
кивнув на избиваемого, пояснил:

-- Голубой, пидорюга!

Мирон пошел дальше. Кое-где под ногами хлюпала вода, пахло откровенной
канализацией. Похоже было, что рейд подходил к концу, криков больше не
слышалось, где-то впереди уже звучал смех. Лиц Мирон не видел, слышал только
возбужденные голоса:

-- Блин, вот они куда ушли, здесь дверь в подъезд открыта!

-- Двое еще в отдушину нырнули, я одному хорошо так по заднице прутом
достал!

-- Вонища какая-то, не то уксус, не то ацетон.

-- А ты не понял, что ли? Ханку варили.

Откуда-то сбоку раздался громкий голос Серого:

-- Осмотреть подвал, все закоулки.

Лучи фонарей снова пришли в движение, а Мирон все так же на ощупь начал
пробираться вперед. Вскоре он увидел более сильный свет. Горела обычная
лампочка, подвешенная к потолку. Судя по всему, в этом большом отсеке был
центр притона. Два старых, продавленных дивана, пара ящиков и плитка на
одном из них -- вот и весь интерьер подвального клуба. Опрокинутый ковш с
мутным варевом, грязные шприцы и развешенные на проводе тряпки с пятнами
засохшей крови, пара резиновых жгутов -- все это не оставляло никакого
сомнения, чем занимались завсегдатаи подвала.

В самой комнате находились двое, Серый и тот самый взводный, Кулик.
Сначала Мирон не понял, что они делают. Сосредоточенно и осторожно Серый
разворачивал небольшой полиэтиленовый пакет.

-- Блин, да это же гера! -- тихо сказал он. -- Вот удача!

-- Сколько?

-- Десять чеков.

-- Как делить будем?

-- Шесть ментам, четыре нам... Хотя нет, хватит им и четырех чеков.
Остальное загоним. Он сейчас стоит в десять раз дороже ханки...

В это время за спиной Мирона послышались возбужденные голоса, полоснули
лучи фонарей, и он вынужден был шагнуть в освещенную зону. Серый даже
немного вздрогнул, настолько бесшумно и неожиданно выросла из темноты фигура
новичка.

-- А это ты, молдаванин... -- протянул ротный.

"Видел он что или нет?" -- мелькнуло в голове студента-философа.
Большую часть найденных наркотиков дружинники сдавали милиции, для
отчетности, но некоторую их долю ротный обычно припрятывал и сбывал
студентам из своего общежития, в основном африканцам.

Серый еще размышлял над тем, что видел этот пацан, когда в отсек с
шумом ввалились трое "союзников". Под руки они заволокли и бросили в угол
того самого парня с бородой. Теперь было видно, что хиппи пришел в себя.
Сквозь падающие на глаза окровавленные слипшиеся волос

. . .

в уголок и думал, что мы его не найдем! -- радостно доложил один.

-- Встань, сука! -- крикнул на хиппи Кулик.

Тот с трудом повиновался. Кулик ногой отодвинул в сторону ящик и встал
перед старожилом подвала в каратистскую стойку. Резко развернувшись на
триста шестьдесят градусов, он ударил хиппаря ногой в солнечное сплетение.
Тот отлетел обратно в угол и застонал от боли. Дружно заржавшие дружинники
одобрительно захлопали в ладоши. Кто-то даже крикнул:

-- Браво!

Но Серый поморщился.