что мародеров в батальоне славного капитана Зии нет и не
будет, ехал генерал; подозвал к себе бегущих, выслушал,
дождался Зию на его повозочке и сказал, что существует
трибунал, который обязан рассмотреть факт кражи и наказать
виновных, но оскорблять достоинство человека никому не
позволено; тоже мне, Синдбад-Мореход, пускает впереди себя
герольдов; самого под трибунал за нарушение устава; правда,
трибунала можно избежать, если сейчас же поднимешь своих
людей и передислоцируешься к Дубраве, туда гонит немецкая
танковая бригада: удержишь мост, закрою вопрос, нет - пеняй
на себя. Продержаться надо сутки, пока подойдет артиллерия.
всего девять человек; генерал приехал, обошел строй - все
едва стоят на ногах; опросил каждого: "За что угодил в
штрафбат?" - потом объявил о награде. Комиссару Зии
двадцатилетнему Вите Фаину, израненному до того, что стоять
не мог, лежал, почерневший, возле дерева, дал "Красное
Знамя" и пошел к машине; Зия молча сопровождал его; только,
когда генерал захлопнул дверцу, сказал обиженно: "А я что,
хрен собачий?" Генерал усмехнулся. "Про тебя особый
разговор". Через месяц Михаил Иванович Калинин вручил ему
Звезду Героя; отец вернулся в Баку; такая жизнь.
только пополнела, а была как стебелек) предложила тост за
альма-матер; жаль, что закрыли наш институт востоковедения,
именно в тот год прихлопнули, когда американцы открыли сотый
по счету востоковедческий центр; таинственно мыслило
Министерство высшего образования, ничего не скажешь;
вспомнила, заливаясь смехом, как мучались девочки с
произношением китайского глагола "мочь": помянула добрым
словом преподавателей: какие же хорошие люди, какой
великолепный дух дружбы был у них со студентами, никакого
покровительства, открытость; особенно хорошо говорила о
профессоре Яковлеве, работы которого одно время сильно
критиковали за следование учению Марра; он читал свои лекции
блистательно, посмеивался в прокуренные усы, никому не
ставил оценку ниже четверки, вопрос стипендии для студента
нешуточный, особенно в те годы.
стипендии (ему платили повышенную) отправлялся в магазин,
покупал макароны, сахар, соль и чай на месяц вперед,
откладывал сотню (нынешнюю десятку) на молоко и яйца, вполне
хватит; одну сотню заначивал на обеды в студенческой
столовке; остальные шли на веселье; танцевали до трех утра,
тогда это разрешалось; потом шли пешком в общежитие,
распевая песни, когда рядом Зия - ничего не страшно.
нет наших домашних проблем. Мить?
политику...
имеют отношения?
трудностях, которые переживает деревня, ни о тревожных
симптомах среди нынешней молодежи... Большая литература
всегда рождалась на ниве внутренних проблем.
ответил Степанов, поняв, что спорить бесполезно.
ты действительно не помнишь меня?
персональное дело. Вел то заседание комитета. Неужели не
помнишь?
все равно не увидел в нем того, кто тридцать два года назад
требовал исключить его из комсомола; неужели он? Слава
богу, что не помню его, сказал себе Степанов, в голове я
сердце надо держать хорошее, так честнее и легче жить. Зато
я помню, как на то комсомольское собрание пришел Зия, как
долго слушал выступающих, а потом поднялся и раздолбал их в
пух и прах; помаю, как Зия говорил потом: доказать себя
можно лишь одним - делом; только работа может превратить
тебя в личность; запомни, тот, кто хоть чем-то выделился,
берет на себя ответственность; ничего не попишешь, закон
лидерства; мне нравится то, что ты делаешь, сказал тогда
Зия, значит, пиши до упора; проявить себя - это сделать
дело, все остальное - словеса, преходяще.
Жени Примакова, Марика Бурханова, Витьки Борисенки, Лени
Харюкова, Сани Яицкого, тех, кто был другом; лица
недоброжелателей стерлись; как же это славно, право; маяки
дружества, словно ночные огоньки на взлетно-посадочной
полосе ночью при возвращении домой из долгой командировки.
И неизвестно, когда придет время следующей, да и придет ли
вообще.
в Гамбурге и сказал, что "штуку" надо запускать в редакции
немедленно, нужно управиться к завтрашнему вечеру; тот
понял, все обговорено заранее: будет напечатано интервью с
Золле, в котором он приводит данные о том, сколько долларов
Степанов платил исследователям из Шварцвальда и Брюсселя за
их материалы о судьбе исчезнувших русских культурных
ценностей; Степанова интересуют имена и адреса людей, так
или иначе связанных с вывозом русских сокровищ в рейх; более
всего интересуют его, подчеркивалось во врезке,
подготовленной Ричардсоном, не столько лица, напрямую
работавшие на рейхсляйтера Розенберга, сколько эксперты,
историки искусств, ученые, журналисты, предприниматели,
связанные ныне с организацией аукционов я выставок; за этим
интересом чувствуется рука; такого рода данные позволяют
шантажировать тех, кто был в свое время принужден нацистами
к сотрудничеству; их можно шантажировать, заставляя
выполнять задания, которые угодны Москве.
интервью профессора Золле, отправят с первым же рейсом в
Лондон; в восемь вечера газеты должны быть в театре, не
менее трехсот экземпляров, для раздачи всем участникам шоу,
удар обязан быть массированным.
контакт, который взялся опубликовать в здешней прессе
сообщение о том, что Степанову вменена в обязанность травля
бизнесменов, занятых в сфере культуры, - он пытается
породить неверие в честность и компетентность владельцев
аукционов.)
хочу послушать, как будешь отбиваться. Ты не против?
знать, что рядом свои.
комитета комсомола?
меня узнал, только научился держать себя в руках... Раньше
ведь был вспыльчивым.
помню очень хорошо. Честно сказать, я ведь поначалу не
верил, что ты сам пишешь книги...
одинаковым в жизни и работе, а ты ведь разный.
только на определенном этапе, потом мешает.
рожден с даром. Это в его генетическом коде. И потом эта
твоя расхлыстанная манера поведения... Писатель должен
постоянно вбирать, в нем обязана быть константа
сосредоточенности, а ты был совершенно другим.
его близорукие, чуть навыкате глаза.