- Вы что, хотите предложить свою кандидатуру для перехода линии фронта?
- Скажите, подозрительность - национальная черта русского характера или
благоприобретенная? - хмуро спросил Берг.
- Вы имеете в виду бдительность, по-видимому, - улыбнулся Коля.
- Нет, я имею в виду подозрительность, именно подозрительность.
Коля остановился и сказал:
- Полковник, вы не замечали, как приятно скрипит снег под ногами?
- Что, что?!
- Ничего, - ответил Коля, - просто я впервые за всю войну заметил, как
это прекрасно, когда снег скрипит под ногами.
- У вас плохо с обувью? Я могу выдать сапоги.
Коля снова улыбнулся.
- Нет, - ответил он, - сапоги у меня хорошие. Спасибо.
- Чему смеетесь?
- Просто так... Это у меня иногда бывает.
- Сколько вам лет?
- У нас год войны засчитывают за три.
- Мало.
- Сколько бы вы предложили?
- Год за столетие.
- Полковник, мне нужен Краух, - сказал Коля внезапно.
Полквартала они прошли молча. Город, словно чувствуя нечто
приближающееся, был затаенным, бело-черным, как в трауре.
- Это сложно.
- Я понимаю.
- Когда он вам нужен?
- Он мне нужен сейчас.
- Это сложно...
- Откуда у вас данные о том, что мы готовим наступление?
- То есть?
- Что это: авиаразведка, тактическая разведка или это данные из центра?
- Данным из центра я приучил себя не очень-то верить.
- Почему?
- Фантазеров много. И потом, они все переворачивают с ног на голову:
как решит фюрер, как он оценит объективные данные, так и будет считаться
всеми остальными.
- Это хорошо...
- Да?
- Конечно.
- Очень хорошо... Из-за этого "хорошо" вы сейчас в Кракове и я работаю
на вас.
- Даже если б фюрер не ставил данные с ног на голову, все равно мы были
б здесь...
- Вы - тактичный человек.
- Потому что не сказал о вас?
- Конечно.
- Все равно подумал, - сказал Коля. - Если по правде...
- Знаете, высшая тактичность заключается в том, чтобы говорить не все,
о чем думаешь.
- Это - тактичность современности. Мы хотим, чтобы в будущем высшая
тактичность человека заключалась как раз в ином: что думаешь, то и
говоришь.
- Этого же хотел Христос.
- У Христа не было государства и армии - такой, как у нас.
- Занятно... Государство и армия во имя того, чтобы все люди говорили
друг другу только то, что думают...
- У вас есть братья?
- Нет.
- А сестры?
- Нет.
- У меня тоже. Поэтому я особенно точно представляю себе, какими должны
быть отношения между братьями.
- Боже мой, какие же вы все мечтатели...
- Нам об этом уже говорили.
- Кто?
- Был такой английский писатель Герберт Уэллс.
- Когда я увижу вашего шефа?
- Завтра утром.
Первый вопрос, который Вихрь задал Бергу, был о Траубе.
- Это для меня новость, - ответил полковник. - Я ничего об этом не
знал.
- Как узнать подробности?
- Это невозможно. Гестапо нас к себе не пускает.
- Что можно сделать?
- Ничего.
- Как ему помочь?
- Вам хочется достать с неба луну? Я не берусь выполнить это желание.
Оставим Трауба, хотя мне его жаль - талантливый журналист. Вернемся к
нашим делам. Я просил Отто передать вам, чтобы вы не появлялись в городе,
товарищ Попко...
Вихрь медленно потушил сигарету и сказал:
- А вы говорите, что вас до гестапо не допускают.
- Первый раз вы со мной откровенны.
- Третий. Не в этом дело.
- А в чем же?
- Сейчас - в Траубе и Краухе.
- Нет. В вас.
- Да?
- Да. Вы понимаете, что будет с вами, если папка из гестапо попадет к
вашим? Вас дезавуируют. Разве нет? Тем более что вы скрывали это от своих
сотрудников - даже Отто об этом не знает.
- Мое командование узнает об этом, полковник. Не будьте моим опекуном,
пожалуйста. У вас не вышло с Мухой, не выйдет и со мной. Я ж знаю вас по
Мухе: я его расстрелял - теперь нет смысла скрывать. Но это прошлое, так
что не удивляйтесь: у вас свои козыри, у меня свои. Мои - сильнее.
Помогите с Краухом.
- Вы связывались с Центром?
- Нет.
- Очень хорошо, что вы ответили мне правду, - от вас был только один
короткий перехват. Так что меняйте точку, она засечена.
- Где?
- Точно сказать не могу, но где-то к северо-западу от Кракова,
километрах в тридцати.
"Верно, - отметил для себя Вихрь, - охотничий домик как раз там. Но
ведь Аня не могла выходить на связь сама. В чем дело?"
- Это не наши люди, - сказал Вихрь, - тем не менее спасибо, учтем.
Видимо, это партизаны или накладки вашей системы.
- Последнее исключите.
"А может, какое несчастье с Аней?! - вдруг мелькнуло у Вихря. - Девочка
там одна! Короткая связь! Может, ее взяли там случайно?"
- Вы убеждены? - спросил Вихрь, закуривая. - Ваш аппарат в этом смысле
безгрешен? Был сеанс?
- Был.
- С Центром я свяжусь сегодня же. Завтра я или мои люди передадут все
относящееся к вам.
- Хорошо.
- Когда вы продумаете операцию с Краухом?
- К завтрашнему дню я что-нибудь надумаю. Отто будет знать. Он вам
скажет... С Краухом надо сделать все так, чтобы было просто, без
мудрствований... Видимо, на мудрствование у вас нет времени... Я попробую
что-нибудь подсказать...
- Хорошо.
- До завтра.
"Может быть, Трауб показал на Тромпчинского? - ужаснулся Вихрь. - А тот
привел их на явку в лес? Нет. Этого не могло быть. Тромпчинский никогда не
сделает этого. Тромпчинский - железный человек, его не сломить. В городе
его нет - надо срочно ехать за город, предупредить, чтобы он скрывался, и
забирать Анюту. У Седого есть запасные квартиры".
Когда Вихрь рывком отворил дверь охотничьего домика, Аня поднялась и
сказала Тромпчинскому, который стоял за спиной Вихря:
- Подожди.
- Нет времени, Аня, - сказал Вихрь, - обо всем - после.
- Пусть он выйдет, - снова сказала Аня, и Вихрь увидел в ее руке
парабеллум.
- Выйди, Юзеф.
_Бородину_. То, что передала Аня, - правда. Я был в гестапо. Для того
чтобы бежать, дал согласие на перевербовку. Завтра даю очную ставку Ане и
Бергу. Прошу санкционировать продолжение работы, которая вступила в
решающую фазу. Спасение Кракова - гарантирую. Был, есть и останусь
большевиком. Прошу принять данные на Берга, сообщенные им Коле...
И в самом конце: Штаб гитлеровцев получил данные о передвижениях на
нашем фронте, которые расцениваются Бергом как подготовка к возможному
наступлению. Примите меры. Связь прерываю. Выйду сегодня ночью. _Вихрь_.
Курылев Олег
Орлов Алекс
Соломатина Татьяна
Прозоров Александр
Глуховский Дмитрий
Афанасьев Роман