руины и собирать бесполезное. Это странный приказ. Простым умом не
постичь, для чего. Но Он сказал, что знает, где Дархай. И тогда мы - три
десятка, и еще полдесятка, и трое - дали клятву на верность Ему. Именем
Ю Джуга присягнули мы, от себя и от наших поселков.
задавать вопросы Ему. Ибо Он есть...
Однорукого:
ГЛАВА 4
"И ТРИЖДЫ МЕРТВ НЕ ИМЕЮЩИЙ МЕЧТЫ!.."
Земля. Месяц звонкой травы. Люди аршакуни
19 июня 2233 года по Галактическому исчислению
Мечтала без надежды. Пролетела быстрая вода и сгинула, и еще неблизко
было до освежающих ливней месяца усталого зноя. Когда солнце
докарабкалось до зенита, все живое, все шуршащее, снующее и ползучее
зарылось в землю, пережидая ярь.
угловатых тюков, медленно и упорно ползла по ломким, скрежещущим под
босыми ногами травам, стремясь добраться до лагеря. Там тень. Там вода.
Там накормят и позволят отлежаться под навесами, блаженно вытянув
истоптанные, гудящие от усталости ноги...
проклятия. Но - тихо. Так, чтобы не услышали сопровождающие колонну
всадники. Нельзя браниться. Тех, кто бранится, бьют хлыстом. Не
сдержавшихся повторно - лишают воды. Провинившихся трижды - карают.
Носильщики видели уже, как умеют карать всадники, и потому не роптали в
голос.
ременных повязок, удерживающих тюки; ошпаренные солнцем спины взбухали
мгновенно лопающимися волдырями, и все труднее становилось идти.
шагов. Опять передышка... и вот уже первые палатки. Ну! Еще! И еще
шажок! Немного осталось! Немного... и вот уже тюки опускаются на
вытоптанную траву, осторожно, чтобы не повредить содержимого, а люди,
понурившись, не имея сил даже и радоваться завершению мук, бредут к
навесам, где ждут их уже лохани, полные горячей, прогорклой, но такой
желанной воды... а чуть позже туда будут принесены и чаны с варевом.
Все! До завтра всадники никуда не прикажут идти. Отдых заслужен, и уже
никто не шипит вполголоса ставшие ненужными слова обиды и гнева...
позволяют себе слабости. Бросив поводья подбежавшим лагерным, они чинно,
перекидываясь нарочито веселыми шутками, расходятся по палаткам. Их труд
на сегодня не окончен. После трех часов дремоты придется заступать в
охранение. Им нельзя отдыхать. Они не носильщики. Они - полноправные
люди аршакуни, и поэтому их ноша должна быть тяжелее ноши иных, не в
пример слабым, чей удел - лямка и ноша на спине.
в пылающей печи степей, да подальше. Чтобы не глядеть в бешеные синие
глаза девушки, преградившей ему путь. И товарищи смущенно торопятся
отойти, оставляя парня наедине с яростной златовласой всадницей.
Она прядет ушами и, коротко, с ненавистью проржав, напирает грудью на
виновато переминающегося человека. Это боевая лошадь; ей ничего не стоит
смять хрупкую плоть и размесить ее по траве твердыми копытами.
Так красива, что даже ко всему, кроме воды и отдыха, равнодушные
носильщики, отказывая себе в лишних мгновениях блаженства, распахнули
глаза и приоткрыли щербатые рты. Точеное, слегка скуластое лицо цвета
темного меда словно светится изнутри; пухлые губы не испорчены даже
гримасой обиды. И тяжелая волна совсем чуть-чуть подвыгоревших волос,
искрясь в лучах солнца, окутывает всадницу, плотной накидкой защищая
спину от зноя...
на приятелей, уже пустивших по кругу чашу с квасом. По лицу видно: он
жалеет, что когда-то родился. Ему нечего ответить.
простое слово похоже на брань, за которую карают носильщиков.
перечеркивает алыми полосами редкобородые щеки. Парень не отшатывается,
он, похоже, рад каре. Глаза не задеты, но лучше лишиться зрения, чем
хотя бы раз в жизни столкнуться взглядом с таким прищуром, похожим На
небесный плевок...
визг.
к центру становища. На скаку сбрасывает себя с конской спины. Не глядя,
отшвыривает стража, попытавшегося заступить путь, и влетает в большой
шатер - единственный на весь лагерь настоящий шатер, почти втрое
превосходящий размерами самую вместительную из палаток.
Облокотившись на войлочный валик, она полусидит, по пояс укрытая широким
покрывалом. Руки ее расслабленно раскинуты по сторонам. Легкий жилет,
накинутый на голое тело, нисколько не стесняет тяжелые, слегка обвисшие
груди. Глаза женщины полуприкрыты, губы мучительно изломлены, она дышит
тяжело и размеренно, а ниже пояса, там, где покрывало возносится
холмиком, нечто медленно шевелится.
становится чаще, прерывистее, скулы затвердевают, и серебряно-седая
прядь падает на лоб.
ложе, почти сомкнулись, и тяжелый укол невидимых зрачков, впившись в лоб
златовласой, заставил ее пошатнуться и замереть.
вырвался из груди, а из-под покрывала вынырнуло курносенькое, совсем
юное девичье личико. Спустя миг и вся она, худенькая и нагая, выбралась
из душной тьмы и свернулась клубочком, припав к плечу среброволосой,
подставив под медлительно-нежные пальцы крохотную тугую грудку с
малиновым, похожим на вишню соском.
нарушить покой, разве что несколько ниже и бархатистее. Вообще, во всем,
до мелочей походили юная и зрелая одна на другую; их можно было бы
счесть сестрами, если бы кожа старшей не была чуть пошершавее и суше, а
золото походило на серебро.
вполне спокойно. Внятно. Осмысленно.
сребровласую. Она не сердилась!
ненавидеть меня?
в уголках губ, а пальцы тем временем мяли и гладили почти утонувшую в
узкой ладони грудь курносой, и девчушка время от времени тихонько
повизгивала.
что это не так. Звездный далеко. Может, его уже и нет. И ты сама велела
мне пойти с ним!
Мережковский Дмитрий
Мацумото Сэйте
Ильин Андрей
Круз Андрей
Корнев Павел
Акунин Борис